Лоуд посмотрела на опухшие ладони главной шпионки:

— Э, только тебя в шмонду собралась послать, так, раз, и извинения. Ладно, если без закудханья — одна ты, да в наручниках, только сквернословить способна. Нужно их снять, а уж потом подыхай в свое удовольствие.

— Вообще-то, у Мина отмычки есть. И в мешке инструмент, — пробормотала Катрин.

— Так чего зря подзаглотничать? Сейчас я карлику под зад дам — живо прискачет.

— Сюда-то он прискачет, а обратно уже не выскочит. Да и шуму-то будет.

— Так, а чего сюда шли? Хвостачей украдкой нюхать? В тишине лучше дома сидеть. Давай сочиним настоящий план. А то заболтались, как ющецы дристливые над канавой пристроившиеся.

План сочинился живо — коки-тэно схватывала на лету, чувствовался большой опыт диверсионной и иной пакостной деятельности.

Лоуд потыкала ногой дохлого сержанта, запоминая мелкие подробности облика покойника, приняла должный-улучшенный облик и враскачку пошла к двери:

— Сейчас все устроим. Ты тут время не теряй, машины осмотри. Вдруг что поправить нужно. Как окошки, говоришь, называются?

— Амбразуры.

— Элегантно. Значит, пусть все тут тарахтит. Буду смотреть.

Проверяя замок на двери — достаточно простое устройство, запитанное от небольшого аккумулятора, — Катрин подумала, что более неадекватного связного у нее еще не было. Совершенно трахнутая на всю голову баба. В смысле, умалишенная даркша-коки-тэно. Да нет, баба и есть баба. Только психопатка и ненормальная.

…Если в себя не втягивать, то горло меньше дерет. С осторожностью попыхивая трубкой, Лоуд спускалась по неудобным ступенькам и раздумывала о том, что Светлоледи — удивительно пришмонденая баба. Насквозь подзаглотная, а уж в остальном — ни в какие ворота. Но образованная, этого не отнять. Пожалуй, будет поученее Укса. Вот «шухер» — очень правильное слово. Когда начинается веселье, так именно, он, шухер, и случается.

Лоуд спустилась к подножью, гаркнула на хвостача с тачкой, — тот поднапрягся, покатил быстрее. Надо бы приставить сюда десяток лентяев, чтоб ступеньки ровняли. Хотя, что они успеют? Да и какие-то «наряды-работы» у них расписаны, краснокамзольники выдают — нет, с этими бумажками вообще запутаешься.

Во вражеском лагере коки-тэно ориентировалась свободно — успела дважды обогнуть, прежде чем водоноса подрезала и к главным красночам поднялась. Забавно там вышло, хотя когда бабахнуло, чуть не обоссалась. От неожиданности, естественно. Да, вот этак что-то новенькое, небывалое и узнаешь…

Следовало поторапливаться — завыл, довольно красиво и переливчато, сигнальный рог, хвостачи вдруг засобирались, складывая инструменты и спешно строясь десятками. Лоуд деловито шагала мимо, пускала дым — припёрки поглядывали с завистью. Видимо, трубка была штуковиной, достойной большого уважения. Оборотень и сама начинала думать, что в этом дыме что-то есть, хотя во рту горько и пить хочется.

Клетка со зверьком-шпионом стояла на прежнем месте — за штабелями бревен, подальше от лентяев-строителей — этим только дай повод глазеть и не работать. Вокруг клетки вышагивал часовой с длинным копьем в руках. Босые пятки отбивали такт по вытоптанной земле, выпущенный в прореху портков хвост сурово хлестал по ногам. Видать, опытный служака.

Лоуд на ходу подобрала у штабеля ветку, обломала лишние сучки. Главное в шпионском деле — уверенность.

Часовой что-то сказал — хвостачи болтали вроде бы по-человечески, но этак навыворот, что ющец их разберет.

— Заткнись, чертт бы тебя побрал, — одернула Лоуд часового. Командный рык хвостатые вонючки очень даже понимали, только нужно было это «чертт» вворачивать — так все краснокамзольники делали. Выразительное, кстати, слово, хотя, что за дарка здешние Пришлые поминают, неясно.

Лоуд пихнула-подкатила поближе чурбак, поддернула на коленях красивые брюки, с удобством села, ткнула суком лохматый бок свернувшегося за прутьями клетки пленника:

— Эй, волк-недоросток, не сдох еще?

Узник гневно, но тихо заворчал.

— Не околел, — сделала вывод шпионка. — Поили-кормили? Гадил исправно? У вас, енотов-потаскунов, желудок с ладошку, вас пережеванным кормить нужно.

Пленник перевернулся, приоткрыл один глаз.

— Э, чертт бы вас с Логосом взял, еще подмигивает, игрун бесхвостый, — покачала головой Лоуд. — Скоро жирок-то растрясти придется — к начальству тебя отведем. Чтобы был готов, яйца вылизал, вонь подхвостную развеял. Понял, чучело криволапое?

Мин смотрел злобно, но в оба глаза, и заворчал согласно.

Оборотниха пустила клуб дыма погуще-покрасивей, встала с чурбака, прицелилась трубкой в часового:

— Охранять! Чтоб никто не подходил!

— Сларагерва! — браво заверил хвостач.

— Так-то, чтоб вас чертти потоптали, — Лоуд двинулась дальше…

По насыпи маршировали хвостачи — судя по предвкушению на мордах, вояк ждал ужин. Лоуд на всякий случай пригрозила их старшему трубкой — тот втянул живот, приосанился. Краснокамзольников хвостачи боялись до икоты, шпионка уже не раз успела в этом убедиться.

Немногочисленные бесхвостые строители трудились на дроблении камня в карьере, что прорубился в скалы за уже возведенным зданием, обозванным Лоуд для простоты понимания «свинячьей конюшней». Людей-рабов было немного: с десяток, все скованные попарно, оборванные так, что муди на виду болтаются. На Хозяине и Спауне одежды тоже поубавилось.

— Новые где? — рявкнула Лоуд старшему охраны — зачуханных пленных сторожило аж четверо хвостачей.

— Здесь, сэр, — хвостач указал своим хлипким мечом.

— Ко мне их, живо!

Лоуд с удовольствием оглядела соратников — эк их за полдня поистаскало-то. Городской шпион успел ноги сбить — к сапогам-то шибко добротным привык, босому неудобно.

Лоуд обернулась к старшему охраны:

— Одежда с них где?

— Они сам порвавши. Так оних вели… — охранник сбился за непонятные слова.

Коки-тэно неспешно переложила трубку в левую руку — старший охранник получил кулаком в ухо, затоптался, залопотал что-то оправдательное.

— Обуть и одеть, — приказала Лоуд. — Их к Самому велено отвести. Ясно?

Хвостач забормотал утвердительно, присел и принялся стаскивать с себя сапоги — судя по гримасам, маловата ему была новая обувка.

Лоуд ткнула трубкой в страдальцев:

— Что, нищеброды, работа не нравится? Логос велел разные науки превосходить, ибо нет ремесел ненужных.

— Истинно так, сэр, — почтительно заверил догадливый Укс. — Во многоликости трудов польза превеликая.

Тут и Спаун, которому сунули сапоги, сообразил, принялся кланяться, бормоча благодарности. Дергаемому цепью напарнику тоже пришлось поклоны бить. Очень мило.

Подобревшая Лоуд хлопнула по плечу охранника:

— Одежду вернуть, умыть, держать наготове. Скоро заберу. Понял, мартышка?

Старший охранник воспринял неведомую «мартышку» как должное. Лоуд на всякий случай напомнила про всё забирающих черттей и двинулась к берегу. Оставалось самое трудное — отыскать тайник. Мысль прятать оружие и имущество в реке, на взгляд опытной коки-тэно, была глупейшей — закудхаешься искать тот мешок.

Оказалось, не так сложно, едва Лоуд миновала пристань с часовым пикинером (на кой чертт длинные копья обзывать какими-то «пиками» даже Логос понять не способен) и вышла к тростникам, как в глаза бросилась крупная дохлая рыба, весьма неестественно болтающаяся на воде. Оглядевшись, шпионка двинулась к поплавку-намеку — вода, пусть и не морская, обняла очень славно.

Едва Лоуд нащупала бечеву, продетую в жабры тухлятины, как у прибрежных камней неслышно вынырнула голова — смотрел Сиге недобро.

Лоуд для успокоения превратилась в Светлоледи, потом в самого селка, и в себя-тетку. Зоркий тюлень вынырнул рядом и спросил:

— Как там?

Вообще-то, Лоуд было приятно услышать чистую, истинно морскую речь. Эх, давненько в последний раз доводилось слыхать этот глубинный язык. Говоришь, говоришь на всякой человечьей дряни, уши от этих корявостей вянут.