— Господин сотник, а что с нами будет? — спросила Катрин, глядя в усы начальника хвостачей. — Выкуп будете требовать, да? Видят боги, мы не из зажиточных. Вот зверька берите — он немереных денег стоит.

— Денех, щэ? — бдительно прищурился старшина.

— Большие деньги, милорд. Даже не поверите, — Катрин жалобно улыбнулась, заерзала, пытаясь сесть удобнее и оперлась о колено высокопоставленного пленителя. — Эти карликовые вег-дичи — большая редкость, на них разбогатеть можно. Дом купить, шмонд гладких, в смысле, шлындр…

Тьфу, что-то не в порядке в программе этих хвостачей. Конструкторам удалось ослабить основные инстинкты, но с мозгами киборгов явно недоработали — единственное слово спустило неотрегулированный механизм.

— Опцы, шлындры тута! — заорал ближайший гребец, прожигая взглядом корсаж пленницы.

— Шлындры! Шлындры! Сларагерва! — завелась команда, клич подхватила вторая лодка, откликнулись конвойные, стерегущие на барке Мина.

Раскачивался «стрючок», прыгали на скамьях гребцы, норовили пролезть на корму. Старшина тщетно орал, призывая к порядку подчиненных, его близость к светловолосой добыче только подстегивала алчущих. Полуоглохшая Катрин готовилась к неприятностям…

— Умру невинной! — страстно возвестили на носу, и там неслабо булькнуло.

Гребцы и командир разом заткнулись, повернулись к носу, этим единым порывом едва не опрокинув шаткий «стручок». На носу девы-Лоуд уже не было — стоял на коленях впередсмотрящий хвостач, растерянно шарил рукой в воде…

Вот тут старшина заорал по-настоящему. Речь хвостачей, вообще-то малоразборчивая, состоящая из исковерканных слов «общего» языка, винегрета международных междометий и ошметков полузабытых слов двух иных языков, в данном случае выражению эмоций ничуть не мешала. Гребцам, Катрин, да, видимо, и глорцу с боредом, было вполне очевидно, кто тут недобросовестный воин, преступно упустивший столь ценную, абсолютно нетронутую добычу. Старшина был полон самого искреннего негодования, рядовые хвостачи были с ним полностью солидарны. Проштрафившийся конвоир, трепеща, показал на реку. Несомненно, добычу еще можно было вернуть…

Гребцы шумно прыгали за борт, ныряли, их шаровары надувались огромными пузырями-поплавками. Старшина орал, цепко удерживая оставшуюся шлындру за шиворот. Придушенная Катрин выражала полную покорность судьбе и пыталась понять ход мыслей оборотня. Ладно, своего конвоира она «на перо» взяла и сразу утопила, а дальше?

Когда вдоволь нанырявшиеся хвостачи принялись взбираться в лодку, выяснилось, что проштрафившегося конвоира среди них нет. Поныряли еще, осмотрели берега: русло в этом месте было достаточно глубоким, течение быстрым, берега скалистыми и высокими. После раздумья, старшина высказался в том смысле, что раз утоп, так туда ему и дорога, все равно бы удавили, раздолбая.

Лодки уже порядком снесло от места происшествия, хотя гребцы второго «стручка» пытались удержать караван на месте. Катрин ахала и всхлипывала — старшина спешно привязывал ее за ногу. С барки минорно подвывал Мин — поддерживал должное настроение.

Наконец, лодки двинулись дальше. Катрин сидела, привязанная за нижнюю конечность, добавочной веревкой вокруг талии, и пыталась понять кто же теперь Лоуд? Имелись веские подозрения, что не один гребец утонул, а парочка. Воины сидели мокрые, сосредоточенно гребли, под обвисшими шароварами нервно вздрагивали хвосты…

Лоуд обнаружилась только при высадке — лодки разгружались у довольно крепкого причала. Вокруг торчали пни спиленных деревьев, к странной насыпи на склоне поднималась тропа. Хвостачи уволакивали туда трофейный багаж, последний из гребцов вдруг вульгарно завилял задом. Крутящийся под влажными шароварами хвост выглядел довольно омерзительно, но не узнать эротичность манер было невозможно — определенно Пустоголовая.

Старшина справился с узлами привязи, и Катрин с веревкой на талии и двумя конвоирами отправилась к лагерю. Большей чести удостоился только Мин — его клетку тащили вчетвером.

В целом, контакт опергруппы с противником можно было считать состоявшимся. Вот он лагерь ворога-оккупанта, один из оперативников благополучно влился-втерся и полностью легализовался. Пора было переходить к следующему этапу операции…

Лагерь стучал, топал, пыхтел и скрипел — вооруженные деревянными лопатами и грубыми кирками хвостачи бодро трудились. Пологий спуск к реке был расширен и выровнен, русло ручья явно изменили, частично засыпав и приперев к одному из склонов. Возводился внушавший уважение оборонительный вал, шедший почему-то вдоль ручья и грозивший охватить немалую площадь. Полуголые строители возились и на склоне, выравнивая размеченные кольями площадки. Поскрипывали колеса десятков деревянных тачек, откуда-то доносился скрип буров, вгрызающихся в скальную твердь, торчали сваи широких помостов, хвостачи затаскивали туда новые бревна…

Оценить масштабы стройки в целом Катрин затруднялась — ее конвоировали по насыпи, тропинка была еще не натоптанной, приходилось смотреть под ноги: скатиться по каменистому склону — удовольствие небольшое. Одно было понятно — Сиге в оценке противника несколько ошибся — здесь закрепился строительный батальон хвостов в пятьсот, если не больше…

Бесхвостые тоже имелись: Катрин уже видела троих в красном. Куртки яркие, видимо, суконные, армейского ретро-покроя. Физиономии тоже ретроградные: усатые, потные, у одного из краснокамзольника бакенбарды — орангутанг обзавидуется. В смысле не шароварный оранг, а натуральный лесной-калимантанский. На ремнях ретроградов имелось оружие: прямые палаши (явно не штампованные) и кобуры — что-то громоздкое, солидное, больше смахивающее на обрез-лупару, чем на штатные короткостволы. Краснокамзольники определенно начальствовали: двое на склоне возились с треногой, напоминающей теодолит, красавец с бакенбардами проводил воспитательную работу — провинившийся хвостач пританцовывал на месте, прикрываясь руками, но отскочить не решался. Красный господин пинал его размеренно и крепко — добротный высокий сапог неутомимо поддавал под тощий зад с поджатым хвостом.

Явление дамы прервало экзекуцию — краснокамзольник уставился на пленницу, принялся стеснительно обтирать сапог о землю — сразу видно цивилизованного человека. В принципе, на Катрин все смотрели: хвостачи украдкой, без отрыва от тачек и лопат, белые (в смысле, красные) господа с откровенным любопытством — инженерная пара живо развернула оптический прибор и провожала гостью вооруженным взглядом. Шпионке оставалось надеяться, что с тылу и в перевернутом виде она не вызывает особого отвращения.

Как долго они здесь ковыряются? Объем работ проделан солидный: выше по долинке угадывался целый ряд заложенных фундаментов, причём один из них был поистине огромным — будущий сборочный цех, не иначе. Торчали вышки и незаконченные каменные стены, часть строений функционировала: валил дым, размеренно лязгал металл, у ручья стучал-пыхтел паровой насос, суетились хвостачи-кочегары, к мастерским тянулись временный кривоватый виадук. Значит, трубопрокат у них есть…

Катрин стало еще грустнее — в Долине за каждую трубу для водопровода серебром и чистыми нервами плачено, а эти… Цивилизаторы хреновы, мля…

Конвой свернул с вала, шпионка успела увидеть ворота, сваи и искусственную стену выше по склону, но вертухай-старшина требовательно подпихнул пленницу. Под ногами оказалась лестница. Катрин поднималась по неровным ступенькам и собиралась жаловаться — могли и поаккуратнее вырубить. И пошире. Подъем был довольно крут, с одной стороны напирала скала, с другой зияла пустота, перилами не озаботились — слетишь тут со связанными руками, и конец славной шпионской миссии. Взбирающийся следом старшина поддержать пленницу даже не пытался. Вот гад плешивый…

На узкой площадке встретил усатый краснокамзольник, за ним виднелся еще один лестничный пролет и дверь — видимо, вход в пещеру, облагороженный тесаным камнем. В стороне от двери темнели узко прорубленные окна.