— Упорный какой шмондюк, — отдуваясь, заметил уцелевший хвостач и принялся вытирать нож о шаровары неуцелевшего.

Катрин выплюнула окровавленный клок ткани и сказала:

— По ходу дела, еще у двери нужно было полоснуть.

— У меня не восемь рук, — проворчала усатая Лоуд-хвостач.

Катрин попыталась сесть — табурет оттягивал руки, будто в нем было два пуда веса. Запястья давило невыносимо.

Лоуд обратилась в привычную бабу, сидела на корточках и с интересом смотрела на узницу табурета. Обтертый нож тускло поблескивал, играл в пальцах оборотнихи.

— Что, самое время? — спросила Катрин.

— Отбиваться и молить будешь?

— Вряд ли. Я не в форме. Браслеты и табуретка вообще закудхали, — признала Катрин, стараясь не завопить.

— Тогда, пожалуй, отложим, — насмешливо оскалилась Лоуд.

Женщины глянули на полковника — тот еще был жив, тщательно зажимал распоротое горло, пучил глаза и силился что-то сказать — под пальцами трогательно булькало.

— Логос-засоня вопит, что резанула я этого ющеца неуклюже, — задумчиво признала Лоуд. — Надо было чуть подпортить. Он тут вроде главного, такой заложник…

— Да в жопу его! Сними с меня железки или прирежь — терпеть невозможно.

— Э, а говорила, молить не станешь, — обрадовалась оборотниха.

— Твою мать, ради всех богов, да сделай что-нибудь!

— Ох, должна мне много будешь. Ладно, подставляйся, Светлоледи великая…

Катрин, бормоча матерное, попробовала встать на колени, развернув гирю-табуретку к тусклому оконному свету. Подлая спасительница, поигрывая ножом, снисходительно ждала.

— Лоуд, ты нахрена того не добила? — прошептала Катрин, глядя в сторону двери.

— Так поболтаем с ним еще, — пояснила оборотниха, оглядываясь. — Чего он, припёрок, там ерзает?

Сержант Дэйв, лежа в липкой луже, приподнялся на локте — рука у него дрожала, ствол оружия прыгал, но не узнать машинку было трудно — короткоствольное, барабанчатое — Смит-Вессон 357-й облегченный, не иначе…

Лицо сержанта исказилось, он давил на спуск. Катрин крепко боднула оборотниху в грудь, опрокидывая на пол…

Грохот выстрела в замкнутом бункере прозвучал оглушительно. Стол вздрогнул от угодившей в него пули, звякнули инструменты дознавательства. Лоуд на четвереньках прытко скакнула прочь. Катрин тоже попыталась уползти, но проклятый табурет держал как якорь. Корчась от боли, шпионка закричала в пороховой туман:

— Берегись! Оно многозарядное…

…Бабахнул второй выстрел…

— Ай! — отозвалась оборотниха из глубины бункера.

Куда стреляет подыхающий, но никак не дохнущий сержант, Катрин понять не успела — боль в кистях и ощущение того что беспомощно лежишь в пяти шагах от стрелка, несколько отвлекали. Вроде бы что-то очень мелкое проскочило мимо стены — собака, что ли? Донесся щелчок осечки — импортные патроны как обычно, дурили. Протяжно всхлипнул сержант Дэйв…

Катрин разглядела ребенка, сидящего на ногах сержанта. Рыжий мальчик обтер нож о китель покойника и прошепелявил:

— Тьфу, этот тоше молшать будет.

— Хрен с ним. Хорош извращаться. Давай во взрослую возвращайся, дверь запри и с меня железки сними.

— Какие к ющецу извращения⁈ — обиделась, крупнея в размерах, Лоуд. — В мелкого попасть труднее…

— Это верно. Но несколько шокирует. Дверь захлопни — сейчас набегут на шум.

— Дверь хитрая, потом не откроем.

— Но с гостями похуже будет.

— Откуда гости? Зачем гости? — Лоуд подняла дымящуюся сержантскую трубку, превратилась в аккуратно застегнутого Дэйва и, виляя задом, вышла за дверь.

Катрин выругалась и попыталась рассмотреть, что там с наручниками — боль движений и неудобство не позволяли — получалось увидеть только края металлического устройства. Нет, без посторонней помощи не обойтись.

Было слышно, как Лоуд кашляет снаружи. Наконец, оборотниха вернулась.

— Как этот дым в себя тянуть? Горло как кораллом продирает.

— Привычка нужна. Что там снаружи?

— А что снаружи? На меня глянули, я показала, чтоб пошевеливались, работа не ждет. Скоро с докладом должны прийти. У них там сплошь подзаглотные безобразия — кто-то хвостачей среди белого дня тайком режет. Распустились, шмондюки! Вечером прикажу старшин и сотников выпороть и «козлом» связать.

— Значит, вжилась уже?

— А как же, погуляла-посмотрела. Хотя скучновато: кряхтят, стучат, роют…

— Лоуд, сними с меня железки.

— Что-то ты, Светлоледя, какая-то надоедливая сегодня. Заладила «сними» да «сними». Занудство сплошное. Самца тебе нужно безотлагательно, вот что я тебе скажу. Тебя эти нарядные хоть отбарить-то успели?

— Ты, мля многорожья, если ты…

Фраза вышла длинной, если вдуматься и учесть обстоятельства, довольно глупой, но терпения у шпионки уже никакого не оставалось.

— Да, не в себе ты сегодня вовсе, — поджала губы оборотниха. — Когда ругаешься, должно быть понятно, а здесь я и половину не разобрала. Ладно, подставляйся…

Снять наручники не вышло. Лоуд смогла ослабить и блокировать механизм зажима, но снять увесистые железки без ключа оказалось невозможно. Обыскали покойников — ключа не было. Искать его по всему узкому, но длинному бункеру было бессмысленно: коробок, полок и столов здесь хватало.

— Ты так погуляй, — посоветовала уставшая от непривычных конструкторско-технических усилий Лоуд.

Прямоугольная конструкция на запястьях теперь держалась относительно свободно. Катрин проделала старый фокус — продела «ноги сквозь руки» — скованные конечности оказались спереди, хоть какая-то польза будет, если к пальцам чувствительность вернется. Оборотниха гимнастическое представление одобрила как чрезвычайно занимательное.

— Что делать будем? — Лоуд разглядывала пневмо-пистолет.

— Если так вертеть будешь, может, и не придется ничего делать.

— Нет, а как он стреляет-то?

— Оставь, его, видимо, заряжать нужно. Насосом.

— А тот? — оборотень с подозрением глянула на револьвер.

— А тот не насосом. Хочешь поиграться?

— Не, воняет и уши закладывает. У нас, коки-тэно, слух хороший, к чему рисковать-то.

— Очень верное решение. Разовьем успех мозгового штурма. Есть мнение, что нужно продержаться на занятых позициях и послать гонцов для ускорения процесса прибытия подкрепления. Здесь, видимо, штаб, арсенал и узел связи, удерживая его, мы заметно ослабим боевой потенциал противника.

— Умно. Нет, даже мудро, чтоб мне пополам провалиться. Сейчас сбегаю к Уксу, он мне растолкует, о чем ты толкуешь.

— Не кудхай, половину-то ты определенно поняла. Для тех, кто в тине: я запираюсь здесь, вы рысите к войску и пинками гоните армию сюда. Пока меня не выковыряли.

— Хвала Логосу и прочим небесным вонючкам, так гораздо понятнее. Но как ты тут собираешься сидеть? Ладно, дверь еще запрется, но окошек и ходов тут прорва. В том конце нора вглубь скалы идет, там дальше пещеры и карнизы, красноспинные ющецы по ним к мастерским шныряют — я снаружи их на мостках видела.

— У окошек здесь что стоит?

— Тренога с трубками, котлом и прочей ублёвостью. Почем мне знать, что это такое?

— Странно, мне казалось, вы видели бой с катером.

— У нас свой бой имелся. Так это тот «фигов шаромет»?

— Если раскочегарить, то шаромет и будет.

— Чего сделать?

— Котел растопить, пар скопить.

Лоуд с уважением оглядела обе установки:

— Ого, интересная штуковина. Нужно поглядеть, как оно расшмондиться.

— Да нафига тебе? Пулемет все равно в мешок не влезет. Приватизируй сувениры покомпактнее.

Оборотень заулыбалась:

— Мой мешок покою не дает? Сами в спешке, как блохи, живете, памяти не держите, и коки-тэно так же суетливо скакать должны, да?

Катрин подумала, что добродушная улыбка оборотничихе совершенно не к лицу. Артисты-маньяки как весьма талантливые исполнители, имеют право на мелкие слабости, вроде собирания сувениров.

— Извини. Про мешок — это так, к слову. Я и сама памятные вещицы ценю. День нервный, дергаюсь, да и руки болят. Болтаю всякую хрень, не бери в голову.