Все эти современные существа – реликты древних морей и рек, но далеко не родственные, поскольку их эволюционные пути разошлись еще в мезозойскую эру. Осетровые, амии и каймановые рыбы появились в раннеюрскую эпоху (около 200 млн лет назад), а многоперы – в позднемеловую (примерно 95 млн лет назад; их прямые предки – в позднепермскую). И, помимо этих групп, тогда гораздо более разнообразных, чем сейчас, существовало множество очень непохожих друг на друга ганоидов, которые занимали промежуточное положение между ними (в эволюционном и морфологическом смысле) или предшествовали им.

Одной из таких примечательных групп были аспидоринховые (Aspidorhynchiformes) и номинальный род аспидоринх (Aspidorhynchus, от греч. ασπιδιον – «щиток» и ριν – «нос, рыло»). Эта весьма привлекательная окаменелость попала на страницы книг вместе с другими ископаемыми чудесами Франконского Альба еще в 1755 г.: на яркой цветной гравюре аспидоринх, пока не получивший своего имени, окружен скелетиками тех, кого он ел. Фолиант издал нюрнбергский естествоиспытатель и потомственный талантливый художник-гравер Георг Вольфганг Кнорр (рис. 6.1). Его произведения с изображением живых и ископаемых существ весьма ценятся и в наши дни.

Рис. 6.1. Плитка со скелетом аспидоринха в окружении нескольких скелетов фолидофоров и других рыб; Knorr G. W. Lapides, ex celeberrimorum virorum fententia diluvii universalis testes, quos in ordines ac species distribuit, suis coluribus exprimit, ariq incifos in lucem mittit et alia naturae miranda addit. – Nürnberg: Andreas Bieling, 1755

В 1833 г. по всей науке «щиторыла» описал и придумал ему название Луи Агассис – крупный палеонтолог и ихтиолог своего времени и один из разработчиков метода поиска древних ледниковых отложений, свидетельствовавших о глобальных оледенениях. Ледниковыми валунами он увлекся, когда работал в Университете Невшателя среди гор Юры (собранные им образцы хранятся в Эдинбургском университете, а надгробием стала глыба из ледниковой морены глетчера Аар). Но прежде Агассис учился в университетах Германии, стажировался в научных центрах Франции и Англии, а наиболее успешную часть научной карьеры сделал в Гарварде, где создал всемирно известный теперь Музей сравнительной анатомии. На шестом десятке лет Агассис решил, что размеренная университетская жизнь ведет к болезням, и предпринял несколько многомесячных путешествий в Саргассово море, Магелланов пролив и почти неизученную Бразилию, интересуясь в первую очередь современной ихтиофауной. Лучшей биографией ученого, наверное, стал двухтомник, заботливо собранный и изданный его вдовой Элизабет Кэри Агассис. В него она включила и письма ученого, адресованные таким выдающимся умам XIX в., как Жорж Кювье, Александр фон Гумбольдт, Чарльз Лайель, Адам Седжвик, а также полученные от них[7].

Агассис считал, что аспидоринх, покрытый мощной чешуей, и древние ганоиды в целом обладали смесью рыбьих и рептильных признаков, характерных для ранних геологических эпох. Одним из имен, которым он позднее нарек это существо, не случайно стало «завропсис» (Sauropsis, от греч. σαυρα – «ящерица» и όψη – «облик»). Отдельные его черты затем стали свойственными лишь определенным группам и никогда не воссоединились вновь. Несмотря на свои заявления, сторонником эволюционной теории в изложении Дарвина – Уоллеса Агассис не был и считал дарвиновское учение опасным, даже фатальным для развития естественной истории. Все систематические единицы от видов до типов он полагал реальными именно постольку, поскольку они созданы божественным разумом как категории его мысли. «Более пятисот видов ископаемых рыб, которые мне известны, говорят мне, что виды не переходят незаметно один в другой, но что они появляются и исчезают, вне прямого родства со своими предшественниками; поэтому я считаю, что никто всерьез не станет воображать, что многочисленные циклоиды и ктеноиды (две ранее выделявшихся по типу чешуи группы костистых рыб. – Прим. авт.), которые почти все являются современниками друг другу, произошли от плакоидов (хрящевые. – Прим. авт.) и ганоидов. Также мог бы кто-то утверждать, что млекопитающие и человек вместе с ними произошли напрямую от рыб»[8], – писал Агассис в первом томе своего самого объемного труда, издававшегося 11 лет и посвященного любимым рыбам.

Конечно, как мы уже видим, разные современные рыбы не происходили друг от друга, но все они имели общих предков. И именно Луи Агассис положил начало описанию переходных форм между ними. Аспидоринховые, например, были непосредственными предшественниками костистых рыб, но, в отличие от них, все еще носили похожую на щитки чешую, связывающую их с ганоидами, подобными каймановым рыбам (рис. 6.2). Не было у них и подвижного сочленения предчелюстной кости с верхнечелюстной, что позволяет настоящим костистым рыбам особенно широко разевать пасть. Наоборот, предчелюстная кость была вытянута в трубочку.

Рис. 6.2. Скелет рыбы аспидоринха (Aspidorhynchus sanzenbacheri), плотно покрытой ганоидными чешуями, передняя кромка хвостовой лопасти укреплена фулькрами, предчелюстная кость вытянута в трубчатое рыло, вид сбоку; длина 1 м; позднеюрская эпоха (157–146 млн лет); Франконский Альб, Германия (Музей юры, Айхштетт)

Вероятно, что в сердце аспидоринха важную роль играл многоклапанный артериальный конус с мощной поперечнополосатой мускулатурой в стенках (миокард). Ведь все ганоиды и даже некоторые продвинутые, но вымершие рыбы обладают тремя и более клапанами в этом органе, перегоняющем кровь в главную артерию. Карманообразные клапаны нужны, чтобы кровоток шел в одном направлении и чтобы снизить давление в тонких жаберных сосудах. У костистых рыб роль главного запирающего устройства и амортизатора перешла к более эластичной и прочной луковице аорты, и от конуса остались лишь один или пара едва заметных венчиков. Кровеносная система ильных рыб и осетровых независимо эволюционировала в том же направлении. К сожалению, известна всего одна ископаемая рыба, у которой можно рассмотреть устройство сердца.

Однако кишечник аспидоринха был лишен спирального клапана – как у настоящих костистых рыб. Не было и межмышечных косточек, из-за которых самых распространенных современных рыб называют костистыми (из-за чего далеко не все любят рыбные блюда, кроме осетрины во всех видах). А раз не имелось дополнительных элементов, придававших телу жесткость без потери упругости, нельзя было отказываться от крепкой (бронебойной) чешуи. Чешуя имела необычное строение. По виду ганоидная – прямоугольной формы, но ганоина либо очень мало, либо нет совсем. Дентина тоже не было, но был тонкослоистый эласмодин и, конечно, клеточная кость, пронизанная коллагеновыми волокнами, которые скрепляли чешуи с кожей и друг с другом. Присутствие клеточной кости – еще одно важное отличие аспидоринхов от большинства костистых рыб.

Итак, в мезозойскую эру океан принадлежал акулам и ганоидам, в том числе аспидоринхам.

Можно сказать, что изучающим их палеоихтиологам несказанно повезло: остатки этих рыб попали во все примечательные лагерштетты, формировавшиеся во времена, когда существовала группа, – со среднеюрской по палеоценовую эпоху (168–56 млн лет назад). Среди этих отложений особо выделяются верхнеюрский Зольнхофен на юге Франконского Альба и верхнемеловые Крато на северо-востоке Бразилии, Кем-Кем в Марокко и Хакель в Ливане. В Бразилии таких красивых, переливающихся перламутром рыб добывают на продажу. И вечерняя авенида Атлантика в Рио-де-Жанейро напоминает ювелирный магазин, где неожиданно разгрузился рыболовный сейнер: окаменевшие меловые рыбы, незатейливые чучела пираний и множество самоцветов. (Но остерегайтесь подделок, причем не только полудрагоценных: фоссилии там тоже мастерски умеют имитировать.)