– Не открывая рта? – с ухмылкой переспросил я. – Тогда жаль, что у тебя нет собственного зари.

– Жаль, – грустно согласился тил. – Всегда хотел иметь такого преданного и умеющего слушать спутника. Но, как я и упоминал прежде, эти миловидные дракончики – огромная редкость.

– Если связь с… к-х-е-м… – я сердито крякнул, – миловидной зверюгой требует столько усилий, то такой питомец мне и даром не сдался.

– Зря ты так, Варанта, – возразил поэт. – Обученный зари и в бою помощник ладный, и в стужу погибнуть от холода не позволит, и ценное послание доставит в сохранности хоть на другой конец света.

– Звучит, как небольшое чудо, а? – хохотнул я и легонько толкнул приятеля.

Боль почти угасла, а благодушный настрой снова возвращал меня к жизни.

– Только все это я и без учителей ведаю. Читать обучен, – я попробовал встать. – Припоминаю, когда мы впервые очутились возле берегов Кинарта, на рынке Ритаки, я видел птенца зари. Худой, облезлый, болезненный. Казалось, что он доживает последние дни в той неказистой ржавой клетке. Торговец все сетовал, что зверь отказывается от питья и любой пищи, да старался побыстрее избавиться от нерадивой животины. Однако цену просил непомерную – полторы тысячи монет! – невольно вздернул брови я. – Признаться, мне так стало жаль малютку, что я чуть не выкупил его. Было бы достаточно золота за поясом. Да только где его столько взять? Так и ушел ни с чем.

– Тебе попалось самое редкое существо на обоих континентах, и ты не сказал об этом мне?! – вдруг возмущенно перебил тил.

– Кто ж тогда знал, что ты слаб до причудливых зверушек, – пожал я плечами. – А потом, говорю же – денег не было. Да если бы и были… – я отмахнулся. – У нас за плечами долгий путь, а сколько еще впереди, почитай самим богам не известно. Стал бы я тратиться на невесть что.

– Тьфу ты. Громила он и есть громила, – разочарованно промычал тил. – Твоя искренняя простота порой способна помрачить даже самый стойкий рассудок.

Лицо поэта застыло в сокрушенной гримасе, он закатил глаза к небу и принялся причитать так жалостливо, что не знай я этого долговязого притворщика, решил бы, что тот оказался в непоправимой беде или выпрашивает милостыню:

«Предела нет моей печали. Я зол, рассержен, разобщен.

О, если б сердце мне из стали и душу с каменным щитом,

Я бы крушил злой рок налево, направо, может, иногда…»

– Дави, уймись, – рыкнул я, нарушая поэтические стенания. – Ну не мог же я просто отобрать птенца силой. Не хорошо как-то.

– Не мог, – согласился эльф. – Но всего-то и надо было предложить обмен. Обмен или услуга – вот первейшие принципы любой торговли. Базар Кинарта просто кишит мелкими авантюрами, сговорами средней руки и всевозможными соглашениями, большинство из которых совершается отнюдь не ради звонкой монеты. Понимаешь, драконья голова? Будь золото единственным краеугольным камнем Ритаки, канрийскому порту никогда бы не стать рынком, превосходящим по величине саму столицу Феролдана. А посему, полагаю, тот лавочник с радостью бы согласился на какую-нибудь простенькую сделку. Ну, не знаю, – принялся перечислять длинноухий, – выбить из зарвавшихся заимщиков старые долги, к примеру. Или незаметно подсыпать песка в мешок с перцем надоедливому и не в меру удачливому соседу по прилавку. Подобные услуги всегда в ходу. Будь ты попроворнее да поболтливей, взаимная выгода нашлась бы сама собой.

– Я воин, – пожал я плечами, – не торгаш.

– Ну да, ну да, – огорченно отозвался тил. – Лязг металла, умолкающий только на время обеда и сна. Толпы чудовищ, разрубленных пополам с исключительной точностью. Мужественное прозябание в глухих болотах, героические тяготы да доблестные невзгоды… Знаем-знаем.

Продолжая негодующий скулеж, Дави встал, бесцеремонно сдернул с моей шеи кусок влажной ткани, служившей ему одежей, и, перекинув тряпки через плечо, разобижено надулся.

– Да полно тебе так сокрушаться, – потупился я. – Посетовали немного и будет. Ни к чему переминать то, чего не случилось, да могло бы быть. Доброго теста из такой муки не вылепить.

Эльф запыхтел, насупился еще пуще, но, видимо решив не испытывать терпение собеседника, ограничился парой протяжных вздохов. И правильно. Ведь теперь, когда ясность мысли вернулась, а последствия общения с гонцом-зари сошли на нет и представлялись не более чем скверным воспоминанием, я не желал продолжать подыгрывать длинноухому. Меня все сильнее тревожило неподдельное сходство между странной запиской, полученной от Тамиора, и нехорошими новостями, что передал дракон, посланный к нам загадочной незнакомкой. Ясно было одно: если все услышанное – правда и белобородый в беде, то наше промедление может стоить ему жизни или еще чего похуже.

Я круто развернулся, давая понять другу, что больше не стану тратить ни единого мгновения на пустой треп и направился к Бурелому, прячущемуся от солнца у противоположного края продолговатой тени.

– Ну что, здоровяк, готов? – я легонько похлопал жеребца по холке.

Бурелом покосился в мою сторону, лениво тряхнул гривой и отвернул морду.

– Деваться некуда, приятель. Нам пора, – тепло рассмеялся я. – Но если желаешь остаться, уговаривать не стану. Можешь вернуться в конюшню к внучке корчмаря. Дорогу найдешь, тут недалеко. Сармари лошадей любит. Вон как тебя обхаживала, словно корзинку с золотыми яйцами. Только имей в виду, что сам старый хрыч вовсе не божий цветочек. Ему лишний рот скорее костью в горле станет. Запросто отправит незваного жильца на мясо. А из шкуры рубах да сумок нашьет. Хорошие из тебя торбы выйдут, братец… прочные.

С этими словами я выудил из переметных сумок мех для воды и зашагал к источнику. Выслушав историю о своей возможной судьбе, Бурелом возмущенно заржал, встрепенулся и послушно потопал следом.

– То-то же, – не оборачиваясь, хохотнул я. – Куда нам друг без друга, – я погрузил мех под воду и, глядя на вздымающийся со дна чаши столб воздушных пузырей, прикрикнул: – Эй, Дави, ты тоже собирайся! Привал окончен. Хватит языком чесать да щеки дуть. Идем выручать Тамиора.

– Идем, – покорно простонал эльф. – Только где нам его искать? Знать бы, что за место такое эта Гнилая Сопка и как поскорее добраться.

– Вот по дороге и расспросим, – бодро ответил я. – А там, глядишь, набредем ненароком на логово мантикоры, отловим детеныша пострашнее. Пустыня, говорят, щедра на дары. Заберешь себе под опеку. Будет тебе зверушка.

– Правда? – просиял длинноухий.

– Правда, – по-отечески приобняв приятеля за щуплые плечи, пробасил я. – Бед знать не станешь. Ровно до тех пор, пока монстр не вырастет и не сожрет тебя на завтрак. А до того срока сплошное умиление.

Сборы для предстоящего марш-броска к окраинам суровых земель Иллии не заняли много времени. Проверив подпруги, я надежно закрепил по обеим сторонам громоздкого, похожего на небольшой трон седла, походные мешки, загодя набитые провиантом и прочей всячиной. Приладил к сбруе пару вместительных бурдюков со свежесобранной водой, взял Бурелома за поводья и, молча кивнув Давинти в знак готовности, зашагал вперед.

Улицы города все еще пустовали, а потому мы довольно скоро добрались до торговых ворот Тари-Сахина, невзирая на внушительную протяженность главной площади. Возле величественной арки, ведущей за пределы города, под стенами, где мрачной оградой расположился частокол из заостренных пик, украшенных поверху головами тех, кому не посчастливилось намеренно или же по простому незнанию приступить здешние законы, высилась громадная фигура уже знакомого нам стражника.

Пожилой, но неизменно крепкий броктар обеими руками бережно прижимал к могучей груди большой невзрачный ящик, обитый серой, потрепанной, пропитанной черными пятнами тканью. Вокруг дюжего часового, весело крича и заливаясь озорным смехом, наворачивала круги местная ребятня. Старый воитель топтался на месте, опасливо переступая с ноги на ногу. Стараясь случайно не зашибить никого из ребятишек тяжелыми движениями и одновременно с трудом изворачиваясь от нападок заигравшихся сорванцов, он то и дело с суровым ворчанием задирал свою ношу повыше. Мальцы же, не унимаясь ни на секунду, ловко подскакивали по очереди с места и так и норовили уцепиться ручонками за края короба, чтобы опрокинуть содержимое на песок.