— Да, — кивнул элементаль пропустив мимо ушей намеренно допущенную чародейкой фамильярность, чему она улыбнулась про себя, — давай, снимай!

— Э, — протянула Рика с капризными нотками, — так дела не делаются. Сперва дай нам слово, что не тронешь нас.

— Даю, даю, даю, — возбуждённо заскрежетал дух, — только освободи меня!

— Нет. Ты должен дат настоящее СЛОВО, понимаешь, о чём я?

Вил недоумённо взглянул сначала на элементаля, совершенно по-человечески чесавшего каменный затылок, потом на смело стоящую перед ним Рику, но по всему было видно, что дух отличнейшим образом понимал, о чём идёт речь.

— Согласен? Это шанс. Если убьёшь нас, до скончания веков будешь жрать пропитанный керосином сахар, какать наркотиками и изредка закусывать крысами. Думаешь, твои мучители умрут, и тебя отпустят? Ошибаешься. Найдутся следующие. Тебя крепко обманули, элементаль земли. Ты никогда не сможешь стать богом, чего бы тебе не наобещали. Так что давай мне СЛОВО, и я постараюсь освободить тебя.

— Ладно, — сказал Глыбарь и поднялся с пола, — я готов.

После этого Рика бесстрашно подошла к элементалю, возложила свою руку на протянутую каменную ладонь и произнесла какую-то формулу на староартанском, в ней Вилу показались знакомыми всего несколько слов и их имена. Глыбарь торжественно, слово в слово повторил сказанное.

— Слово принято, — официальным тоном заявила чародейка, — а теперь задери-ка свою хламиду, мне нужно исследовать обруч.

Даже издалека при привычной подсветке крылатого кошачьего черепа Вил видел, что заковали элементаля на совесть, и никакой возможности разрушить металлический обруч, шириной cладонь, у них просто нет. Но Рику увиденное вполне удовлетворило.

— Сядь в стороне и не мешай, — велела она элементалю. Тот, в предвкушении освобождения, превратился в послушнейшее существо, глаза его светились холодным гнилушечным светом, он уселся, опираясь на длинные руки и не сводил с девушки взгляда, чем-то напомнив коррехидору огромного белёсого бультерьера.

— Вы, правда, придумали, как снять обруч, не воспользовавшись услугами кузнеца? Магия размыкания? — спросил Вил.

— Когда мне было пять лет, и бабушка только-только принялась учить меня азам некромантии, она принесла куриное яйцо, — принялась рассказывать чародейка, — у меня на глазах из яйца вылупился цыплёнок, принялся расти, превратился в пёстрого петушка, затем состарился и умер, рассыпавшись скелетом где-то через пять минут после произнесения заклятия. Не догадываетесь, о чём я?

Вилохэд отрицательно покачал головой.

— Мы с вами не можем разрушить или снять обруч, но я могу его состарить, и он превратится в ржавую пыль, — победно проговорила она, — мне нужно что-то, чтобы нарисовать пентакль, кусочки ткани для свечей, и обломки железа для контагионности.

Для того, чтобы начертать на полу большую, но весьма странную и неровную фигуру, Рика воспользовалась сахаром из початого мешка. Вил наломал семь железных обломков обруча от полусгнившей бочки, и каждым из них девушка потёрла обруч на животе духа. Отдать хотя бы лоскутик от своей невыразимо грязной одежды Глыбарь отказался наотрез, не убедили его ни доводы, что соприкасавшаяся с ним ткань только усилит заклятие, ни то, что в истинном своём виде ему не будет нужды в грязной тряпке. Дух твёрдо стоял на своём. Тогда на запальники коррехидор пожертвовал батистовый носовой платок с вышитыми белым шёлком дубовыми листьями и личной монограммой. Вздохнув, чародейка протянула пахнущий скошенной травой — излюбленным одеколоном Вила кусочек ткани фамильяру, и та бритвенными клыками располосовала бедный платок на семь одинаковых частей.

В масштабной, никак не меньше ведра, миске элементаля оставалось довольно керосина, чтобы смочить жгутики из обрывков платка. Рика разложила обломки обруча по концам своей странной фигуры (коррехидор уже не удивлялся, все магические фигуры некромантки оказывались весьма странными, однако ж подчинялись при этом какой-то особой гармонии), установила на них фитильки, велела Глыбарю занять почётное место посередине, да ещё втащила во внутрь фигуры большую часть цепи.

После этих приготовлений она велела Таме сесть на плечо духа, что та выполнила с большой неохотой, и колдовство началось. Рика читала слова заклятия по памяти и надеялась, что не перепутала ни одного слова. Где-то на третьей фразе разом вспыхнули все фитили, но загорелись они не мягким жёлто-оранжевым цветом, какой даёт горящий керосин, они запылали фиолетовым, мертвенным огнём, постепенно вытягиваясь, пока не сомкнулись над головой духа. Тама взмыла вверх и крепко ухватила зубами огненные струи.

Рика заканчивала ритуал, огонь стал гаснуть, железные кусочки бочечных обручей одновременно звонко треснули. Коррехидор не мог видеть, что происходит с поясным обручем элементаля под его одеждой, но вот зато цепи были ему отлично видны. Сначала на цепях, блестящих, словно только что выкованных, начали появляться пятна ржавчины. Пятна эти разрастались, сливаясь с друг другом, вышелушивались, изъязвлялись, и в итоге вся цепь превратилась в рыжую пыль. В тот же момент времени на белые мраморные ступни Глыбаря пролился дождь ржавой пыли — это осыпался обруч, удерживающий его в физической форме. Грязное одеяние вспыхнуло ослепляюще ярким светом, и когда оно прогорело, перед коррехидором и чародейкой стояло совершенно другое существо: прекрасный мужчина, словно целиком состоящий из текучих драгоценных камней. Его длинные волосы отливали рубиновым блеском, глаза сияли сапфирами, а тело походило на турмалин.

— Благодарю вас за спасение. СЛОВО моё нерушимо. Прощайте.

Он словно бы утёк под землю и исчез.

— Всё, — сказал Вилохэд усталым голосом, — мы свободны.

Тремя днями ранее.

Адъютант его сиятельства графа Окку верховного коррехидора Кленфилда, Тимоти Турада сидел за своим столом и не сводил глаз с сокровища. Этим самым сокровищем, долженствующим кардинально изменить жизнь Тимоти, была тоненькая папка с несколькими документами, которую его начальник сегодняшним утром небрежно кинул ему на стол со словами: «Проведите расследование, Турада, и напишите подробный отчёт».

Наконец-то! наконец-то семёрка капризных богов удачи оборотила свой взор на него. Тураде, отпраздновавшему в январе свой двадцать третий день рождения, было не на что жаловаться: природа одарила хорошим происхождением, сообразительностью и предприимчивостью, и это всё, не беря в расчёт его импозантной внешности. Как представитель большинства родов Дубового клана Тимоти Турада был довольно высок, темноволос, а лицо его отличала правильность и гармоничность мужественных черт, которую только подчёркивала привычка адъютанта собирать длинные волосы в низкий хвост. Он подглядел такую причёску на старых фамильных портретах и решил сделать её своей отличительной чертой. В коррехидорию Турада попал по протекции дяди, что был на короткой ноге с сэром Гевином и отрекомендовал племянника как «толкового сорванца, обладающего отличным почерком и умеющего прекрасно заваривать чай». Скорее всего, глава Дубового клана посмеялся над списком достоинств претендента, но всё же велел сыну принять Тураду на службу в качестве личного секретаря с обязанностями адъютанта, чином портупей-поручика и соответствующим денежным содержанием.

Это было совсем неплохо, но Тимми мечтал об ином. Зачитываясь бульварными детективами, коих в достатке выпускалось в столице, парень жаждал лично участвовать в сногсшибательных приключениях, противостояниях ума и отваги с изощрёнными представителями преступного и потустороннего миров, и, естественно, с блеском выходить из самых безнадёжных ситуаций. Однако ж, его начальник — этот напыщенный красавец в безукоризненном костюме, никогда, ни на единое мгновенье, не видел в Тураде талантливого детектива. А то, что он, несомненно, этим самым детективным талантом обладает в полной мере, сам Турада ни на секунду не сомневался. Ему же удалось в Школе Серого камня найти похищенную перед соревнованиями по конкуру куртку его одноклассника. Когда все другие парни растерялись и побежали к преподавателю с жалобными стенаниями, именно он, Тимоти Турада, сохранил самообладание и вычислил, где могли соперники припрятать форму претендента на золотой кубок. И его догадка блестяще оправдалась, куртка была найдена, Школа Серого камня в очередной раз завоевала национальный кубок, а самого виновника торжества принялись называть Тимми-сыщиком.