— Подожди…Хизер знает?

Я…

— Твои родители?

Я смотрю в окно. Сквозь жалюзи пробивается первые лучи света. Внезапно мне становится холодно, как будто прохладный ночной воздух давит на меня.

— Значит, ты собиралась просто уехать. Не сказав ни слова? Никому? Он имеет в виду его.

Конечно, он имеет в виду его.

Как мы перешли от одной из самых прекрасных ночей в моей жизни к этой…..мучениям? Я сама навлекла это на себя, но он не должен был видеть коробки. Он должен был заниматься своими делами, может быть, гадать, куда я пропала. Спросит обо мне через несколько месяцев. А к тому времени я буду уже за множество километров от него.

Но я быстро понимаю ошибочность этой идеи. Когда я смотрю на него, действительно смотрю, Хантера Доусона уже не забыть.

Что бы ни было, между нами, он родная душа. Такое встречается раз в жизни, если тебе очень повезет. И я никогда не хотела никого, кроме него. Поверьте, я пыталась.

Он крадется вперед, как лев, и садится на край кровати. Я плотнее натягиваю простыню на грудь, но не для того, чтобы предупредить его, а потому что мне холодно без него.

— Пирожочек…поговори со мной.

Я закрываю глаза. — Да.

— Да, что?

— Да, я собиралась уехать, никому не сказав. Не попрощавшись.

— Почему? В этом слове столько боли, что мои глаза начинают слезиться, а кончик носа пощипывает.

Я смотрю на него, давая ему понять, как я расстроена. С Хантером мне никогда не приходилось прятаться.

— Потому что я больше не могу. Я не могу жить в этом городе, гадая, когда увижу тебя в следующий раз. Смотреть, как женщины флиртуют с тобой. Видеть тебя каждое воскресенье за ужином, но знать, что ты никогда не сможешь стать моим! кричу я ему. Слезы катятся по моим щекам, а конечности дрожат от нахлынувших эмоций и болезненной правды.

— Пирожочек. Его великолепный голос трещит, когда он тянется ко мне, прижимая меня к своей груди.

Его знакомый запах окутывает меня, как теплое одеяло. Я прижимаюсь лицом к его шее и впитываю его утешительное присутствие. Он гладит меня по затылку.

— Милая моя. Твои слезы разбивают мне сердце.

Я подавила всхлип. — Мое разрывается уже много лет. Я не знаю, откуда взялась вся эта честность. Но это как сломанный кран. Как только правда начинает выходить наружу, она уже не останавливается. Какая-то часть меня не хочет этого. Может быть, если все будет открыто, я больше не буду страдать в одиночестве.

— Теперь все закончилось, милая. Разве ты не слышала меня вчера вечером? Мы не вернемся к тому, что было. Никогда.

Я крепче сжимаю его руки.

— Как это может закончится? Ничего не изменилось. Все еще есть мой отец, о котором нужно беспокоиться. О маме. О Боже. И мои братья! К тому же мы живем в маленьком городке.

— Все изменилось. Ну, не все. Я по — прежнему без ума от тебя, но мы не вернемся к тому, что было раньше. Я не могу. Я ошибался, думая, что одних смс и случайных встреч в продуктовом магазине достаточно. Ты стоишь того, чтобы раскачивать лодку. Ты стоишь всего.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Простыня скользит под моей грудью, но его взгляд не ослабевает. Он смотрит мне в глаза, словно желая, чтобы я поняла, что у него на сердце и в душе. И я хочу этого. Отчаянно. Но после многих лет самоотречения, когда я говорила себе, что он никогда не увидит во мне ничего большего, чем дочь Джошуа…

Трудно изменить мантры, которые так долго звучали в моей голове.

— Поговори со мной, милая.

Я закрываю глаза, не зная, что сказать. Прошлая ночь дала мне надежду, и я боюсь поверить в нее, потому что уже столько раз разочаровывалась.

— Я боюсь, что это сон. Слова срываются с моих губ, честные и грубые.

Его густые темные брови слегка приподнимаются, а затем его взгляд опускается к моим губам. — Это была моя мечта. Много лет.

— Хантер.

— Я серьезно, Пайпер. Насчет тебя. Мы…

— Но…

— Мы поговорим с твоими родителями вместе. Единым фронтом. А если все пройдет плохо, мы сможем вместе сбежать в Лос-Анджелес.

Он слишком хорош, чтобы быть правдой. Такой непоколебимый и понимающий. Спокойный и справедливый…решающий проблемы. Такой прекрасный человек.

Уголки его грешного рта кривятся настолько, что я просто таю. Даже мысль о том, что мне придется столкнуться с моим отцом, не может погасить надежду, расцветающую в моей груди. Я сжимаю его плечо.

— Ты не можешь этого сделать. У тебя здесь бизнес.

— Я могу нанять кого-нибудь для управления.

Даже когда он произносит эти слова, я качаю головой.

Он наклоняется ближе, прижимаясь своим лбом к моему. — Послушай меня, милая.

Я смотрю в его лесные глаза, желая и надеясь. Годы тоски сгущаются, пока сердце не начинает сильно стучать в ушах.

— Я люблю тебя. Я перестал отрицать это всем, включая себя.

— А что, если я не хочу вставать между тобой и папой.

Он делает глубокий вдох. — Ты…мы больше не будем обсуждать это, дорогая. Я люблю тебя больше всего на свете.

Его глаза умоляют меня поверить ему. Поверить в нас. Они подозрительно яркие, и я заползаю к нему на колени, обхватывая его бедра. Его большие руки сомкнулись на моей попке, крепко прижимая меня к себе.

Чувствовать его уверенность просто восхитительно. У меня даже голова кружится от восторга. Мое сердце начинает верить, но в голове крутятся вопросы.

Он так уверен в себе. Такой чертовски устойчивый. Мой благородный, солидный, непоколебимый дровосек.

— Я тоже тебя люблю. Так сильно, что мне больно. Пожалуйста поверь мне.

— Милая, я провел последние восемь часов, занимаясь с тобой любовью всеми известными мне способами и наполняя тебя своей спермой. Моя кожа горит от этих грубых слов. — Я собираюсь завести от тебя детей, построить дом твоей мечты, и у нас будут дни без одежды каждые выходные.

Я моргаю. Я даже не подумала о защите. Но я хочу этого. Всего. Каждый кусочек. Ребенка с его темными волосами и милой улыбкой.

Должно быть, он заметил мою нерешительность. — Не волнуйся, милая. Я прохожу медосмотр каждый год. Тебе не о чем беспокоиться. Я ни с кем не был с тех пор, как мы познакомились. И…

Шок пронзает меня, заставив почувствовать тяжесть и скованность. — Не был?

Он качает головой.

— Но это было… Мой мозг подсчитывает, все еще не веря. — Много лет назад. Он опускает голову. — Да. Он говорит, что это как будто не имеет значения.

Но это очень важно. Огромное дело, на самом деле. Мои мысли бешено бегут, а эмоции захлестывают меня. Он сжимает мои бедра и снова скользит теплыми ладонями по моей попке.

— Я знаю этот взгляд. Ты чем — то взволнована.

— Ты общался с нами годами и…

Он прерывает меня поцелуем, рассеивая пар, поднимающийся внутри меня.

— И я извинился, и мы договорились, что ты простишь меня за мои идиотские наклонности. Этой его дразнящей стороны не хватало так долго, что я чувствую себя как в первый теплый день весны.

— Не позволяй этому повториться, — пробормотала я, наклоняясь для очередного поцелуя. И еще одного.

— Никогда. Еще одно сжатие. — А теперь пойдем в душ, потому что я хочу попасть в дом твоих родителей к завтраку.

ХАНТЕР

Я ничуть не удивился, обнаружив Джошуа и Мэдлин на крыльце, ожидающих нас. Наши телефоны звонили каждые несколько минут с тех пор, как мы вышли из душа. Пайпер, благослови ее Бог, отвечала несколько раз.

Голова у нее не болит, а порез заживает, швы накладывать не нужно. Но я понимаю их беспокойство. Пайпер — их малышка.

Но она и моя девочка.

Мне нравится, что мне даже не нужно говорить ей, чтобы она подождала, что я подойду и открою ей дверь. Она просто ждет. Смотрит на меня через лобовое стекло моего грузовика, и эта легкая улыбка, которую я так люблю, подрагивает на ее губах.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — пробормотала она, спрыгивая вниз. — Еще не поздно сбежать в Лос-Анджелес.