— Это моя семья.

— Невозможно удерживать их вечно, — говорю я.

Синхронно мы достаем свои телефоны, переходим к своим сообщениям и читаем.

Мэдлин: что происходит Пайпер? Мерфи сказал, что тебя ударили по лицу.

Дрю: Кого нам нужно убить?

Я вижу, как двигаются ее пальцы, и через секунду появляется новое сообщение.

Пайпер: Я в порядке. Это был локоть. Случайность. Хантер позаботится обо мне.

Коротко. В самую точку. И от этого у меня защемило в груди. Если бы я действительно заботился о ней, она никогда не оказалась бы на линии огня. Если бы у меня хватило смелости заявить права на нее раньше, посмотреть в глаза своему лучшему другу и рассказать ему правду. .

Aрчер: кого нам надо убить?

Mэдлин: спасибо, что всегда так хорошо заботишься о нашей девочке Хантер.

— Твой младший брат безжалостен, — пробормотал я, хотя молча согласился. Как и мужчины Хаксли, я яростно защищаю себя, и так было с тех пор, как родилась моя младшая сестра.

— Напоминает мне кое-кого из моих знакомых, — легко отвечает она. Ее губы слегка подрагивают в уголках.

— Иди сюда и дай мне это убрать. Она опускается на край подушки и кладет свои ноги между моими. Каждый мой мускул напрягается, и я делаю глубокий вдох и заставляю себя расслабиться. Ей не нужно, чтобы я сейчас вел себя как пещерный человек.

Даже если она постоянно наблюдает за мной с жаром в глазах.

Я роюсь в наборе, нахожу антисептическую салфетку, разрываю фольгу и сосредоточиваюсь на небольшом порезе на ее коже.

— Ты вкусно пахнешь, — бормочет она, когда я протягиваю ей маленький квадратик влажной ткани.

— Спасибо.

— Тебе стоит разлить его по бутылкам. Ты бы заработал целое состояние.

— Да ну?

— Ага. Она закрывает глаза, когда я начинаю промывать ее рану.

— Свежесрубленное дерево, сосновый сок и солнечный свет. Все то, что напоминает мне о тебе.

Мои пальцы не шевелятся. Я не удивлен, что она заметила все эти мелкие детали. Пирожочек всегда была наблюдательной. Но когда я чувствую, что ее внимание сосредоточено на мне, мне хочется притянуть ее в свои объятия и целовать до тех пор, пока у нас обоих не перехватит дыхание. Я хочу потерять себя в этой женщине и никогда не быть найденным.

Я смотрю на ее губы. Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что она смотрит на мои.

— Пирожочек…

— Хм?

Прекрати, Доусон.

Я порылся в наборе и нашел антисептический крем. Когда я откручиваю колпачок, мои мышцы напряжены, почти дрожат. Находиться в ее пространстве, в тусклом освещении, одному…это так интимно. Мой член стоит. Почему я думал, что смогу поухаживать за ней, не теряя рассудка?

Я наношу мазь, и она резко вдыхает.

— Прости.

— Это не твоя вина.

Похоже, что так.

Я надеваю колпачок и опускаю тюбик в коробку. Воздух густой от предвкушения и невысказанных слов. Их полдесятка.

Я бы хотел…

Пайпер наклоняется вперед и прижимается губами к моим.

ПАЙПЕР

На мгновение я замираю, когда прижимаюсь губами к губам Хантера. Потрясенная секунда, когда мой мозг и мое сердце не могут поверить в происходящее. Его теплое дыхание обдувает мои щеки, а сам он тверд как камень. Мои нервные окончания ликуют, и волна правильности омывает меня.

Вот оно. Я была права все это время.

Рука Хантера скользит по моему горлу, обхватывая челюсть. Я хватаюсь за переднюю часть его свитера, и стон вырывается из моего горла. Он издает громкий рык и поднимает голову. Я моргаю, глядя на него в тусклом свете.

— Ты в этом уверена? Его великолепные ореховые глаза изучают мое лицо.

Уверена ли я, что хочу его? Что я мечтала об этом поцелуе годами? Что мое тело горит по нему, и единственный способ успокоить пламя — прыгнуть в него с головой?

— Безусловно.

Его взгляд снова опускается к моим губам, и я безмолвно прошу его поцеловать меня. Чтобы он забыл все свои причины отрицать то, чего мы оба хотим, и сдался. Мои вещи уже собраны, и я не могу придумать ни одной причины, чтобы отказать себе в ночи, которую я никогда не забуду.

— Если мы сделаем это, я никогда не отпущу тебя.

Мое дыхание замирает в горле, когда его пальцы сжимают мою талию.

Я жила для того, чтобы услышать эти слова на его губах.

Сейчас, учитывая время, они кажутся жестокой шуткой. Я отгоняю эту мысль и сосредотачиваюсь на моменте: мягкость его свитера, похоть, ярко горящая внутри меня, и потребность, такая тяжелая и сильная, скопившаяся между бедер.

— Это лучшее, что ты мне когда-либо говорил.

— Надо было сказать это много лет назад, — пробормотал он, протаскивая меня вперед еще на несколько сантиметров, пока моя задница не уперлась в диван.

И тут его рот оказывается на моем, крепкие губы, горячее дыхание и глубокий стон, который я чувствую до глубины души. Я открываюсь ему навстречу, и он тут же пользуется этим преимуществом, проводя языком между моих губ. Моя грудь набухает и покалывает. Я умираю от его прикосновений. Это была такая медленная смерть.

А теперь я могу исследовать его. Волнение разливается по моим венам, когда я скольжу руками по его крепкой груди и обвиваю его шею. Как будто до него только что дошло, что он может прикоснуться ко мне, по-настоящему прикоснуться, большая ладонь скользит по внешней стороне моего бедра.

Звук чистого удовольствия вырывается наружу, и я погружаю пальцы в его волосы. Наконец-то. Наконец-то!

Его пальцы сгибаются во мне, без слов говоря о том, как сильно он сдерживает себя. Не он один.

Я покусываю его нижнюю губу и ухмыляюсь, когда он рычит. Мне нравится этот резкий звук. Такой тяжелый от желания и долгой, неудовлетворенной потребности. Мои руки скользят по его плечам, запоминая каждый твердый угол.

— Я всегда хотела сделать это, — шепчу я, затем делаю глубокий вдох и снова целую его.

Его борода щекочет мне нос, и я отстраняюсь, ухмыляясь, как дурочка. Я всерьез мечтала о каждой детали происходящего. Но эти мечты меркнут по сравнению с реальностью. В реальности его губы более твердые, а дыхание пахнет виски.

— Прости.

— Не смей извиняться. Я всегда хотела почувствовать твою щетину. Я провожу тыльной стороной пальцев по его челюсти.

Он долго смотрит на меня, и на его красивом лице появляется странное выражение.

— Что?

Почему его молчание заставляет меня так нервничать? Наша дружба была построена на честности и открытом общении, даже когда это было неудобно. Даже когда мы поняли, что у нас есть что-то общее.

Он качает головой, изгиб его губ делает дикие вещи с нижней частью моего живота.

— Ты слишком хороша, чтобы быть правдой.

— Я чувствую то же самое по отношению к тебе.

Приглушенный свет делает обстановку еще более интимной. Мне хочется поделиться всем и выдать все секреты, которые я хранила в тайне.

— Я думал так с тех пор, как мы познакомились.

Наши рты сталкиваются. Я не могу насытиться.

Годы сдерживаемого напряжения вытекают из моих губ, кончиков пальцев и моей души.

От облегчения, что я наконец-то оказалась в его объятиях, у меня кружится голова. А может, это его одурманивающие поцелуи.

Его большие руки обхватывают мою талию и поднимают меня, усаживая к себе на колени. Я стону ему в рот. Именно здесь я всегда мечтала оказаться. И теперь, когда его твердые бедра под моей попкой, я извиваюсь, чувствуя себя как дома.

Он прерывает наш поцелуй со стоном и прижимается лбом к моему. Мое сердце сжимается, и я улыбаюсь, потому что я так счастлива, что могу лопнуть.

— Я знал, что ты будешь дразниться, — ворчит он, но это звучит мило. Тюрьма, в которой он был заперт последние несколько лет, распахнула ворота, и он выходит в дневной свет. Плащ печали стелется по полу, а Охотник, которого я впервые встретила, тот, кто заставил меня смеяться, вернулся.

Я поворачиваю бедра навстречу его твердой длине под моими бедрами.

— Кстати, о дразнилке.