Я сразу же вспомнил, как мы случайно узнали о тайной поддержке людьми князя «Русского голоса» — вестника самой непримиримой оппозиции. «Русский голос» был враждебен князю настолько, что никто не понимал, почему подобный пасквильный листок вообще может существовать.

— Оппозиция используется как предохранительный клапан, чтобы стравливать лишнее давление? — догадался я.

— Браво, Кеннер, — одобрительно кивнула Анна. — Именно так. Вспомните, сколько столетий у нас не было никаких социальных потрясений. Если изредка и происходят народные волнения, то они носят локальный характер, никогда не бывают направлены на власть, и всегда очень быстро затихают.

Я сразу и полностью ей поверил. Действительно, всё это вполне объясняло поразительную устойчивость нашего общества, которая всегда меня удивляла.

— А скажите, Анна, — вдруг пришла мне в голову мысль, — в чём заключается роль киевских гражданок? Не может ли оказаться, что они тайно рулят нами из-за кулис?

— Нет-нет, ни в коем случае, — решительно отказалась она. — Поверьте, это не прошло бы незамеченным. Их роль ограничивается небольшой помощью — они всего лишь вводят в курс нового главу Круга Силы и во внутренние дела княжества не лезут.

— Но получается, что они являются гарантами стабильности власти в княжествах?

— Пожалуй, можно сказать и так, — согласилась Анна. — Хотя, если строго между нами, Кеннер — кое-что и меня заставляет задуматься. Вот, в частности, вас никогда не удивляла такая крепкая дружба княжеств? Ведь ещё во времена Владимира Окаянного ничего подобного не было, княжества воевали друг с другом больше, чем с внешними врагами. Рязанцев, например, соседи просто ненавидели, и к Рязани относились хуже, чем к кочевникам. Но последнюю тысячу лет или даже больше у нас сплошное благолепие.

— Полагаете, здесь приложили руку гражданки? — задумчиво сказал я. — Очень может быть. И скорее всего, так и есть. Не удивлюсь даже, если съезды князей решают именно то, что решили гражданки. И как вы к такому относитесь?

— Я пока не сформировала своего мнения, — пожала плечами она. — Если судить по результатам, то в целом, скорее, положительно. Во всяком случае, каких-то отрицательных сторон я пока не вижу. Если не считать того, что немного обидно сознавать, что нашей жизнью управляют какие-то кукловоды со стороны.

— Если не считать этого, — согласился я.

— Привет, Эрик, — поздоровался я. — Не помешал?

— Здравствуй, Кеннер, — он встал из-за стола навстречу. — Не помешал, конечно — ты же предупреждал, что приедешь.

Я обвёл глазами его кабинет. Небольшая комната, довольно аскетично обставленная — пара шкафов, набитых папками, диванчик с журнальным столиком в углу, простой дубовый стол, порядком заваленный бумагами.

— Это твой постоянный кабинет? — поинтересовался я. — Или подходящее помещение просто пока не готово?

— Пока не готово, — неохотно ответил он после небольшой заминки.

Очень говорящая заминка. Несложно было догадаться, что он как раз и воспринимал эту комнатку как свой постоянный кабинет, и никуда переезжать не планировал. Вот только по моему тону сразу понял, что я ему скажу, если он так ответит.

— Перед тем как переедешь туда, не забудь заблаговременно подать требование на приличную мебель, — с нажимом сказал я. — Соответствующую твоему положению.

— Подам, — хмуро ответил он.

— Эрик, ты пойми, пожалуйста, — уже мягче сказал я, — это не моя прихоть. Мы с тобой знаем, что это просто скромность, но для посторонних это будет выглядеть так, будто семья считает тебя вторым сортом. А именно таким образом это и будет воспринято. Даже твои подчинённые так подумают. И отразится это в первую очередь на тебе — ведь если тебя не уважают свои, то чужим это тем более не обязательно. А поскольку мы никому не позволим тебя унижать, то дело запросто может кончиться кровью.

Похоже, что я, наконец, сумел до него достучаться — во всяком случае, в этот раз Эрик мои слова воспринял серьёзнее, чем раньше.

— Я всё понял, Кеннер, — кивнул он с хмурым видом.

— Ты, кстати, подумай насчёт того, чтобы переехать в Масляный, — посоветовал я. — Ты ведь ещё и за четвёртый механический отвечаешь — тебе будет удобнее сидеть там, где все управленцы под рукой. Ну ладно, что мы всё не о том. Как у вас жизнь? В одном доме живём и всё никак повстречаться не можем. Надо хоть совместные завтраки сделать, что ли, а то это вообще никуда не годится.

— Дом большой, вот и не встречаемся, — хмыкнул Эрик. — Я там до сих пор в коридорах ещё путаюсь. А насчёт общих завтраков мысль хорошая. Вообще-то, Лена к нам вчера забегала, они с Милой долго о чём-то шептались.

— Они вечно о чём-то шепчутся, — махнул я рукой. — Даже не представляю, что такое они постоянно обсуждают.

— Ну, что они постоянно обсуждают, я, конечно, не знаю, — сказал Эрик с интонацией, которая показалось мне странной, и я мгновенно насторожился, — но вот что они обсуждали вчера, я могу предположить.

Я молча смотрел на него, ожидая продолжения, и он действительно продолжил:

— Мила беременна.

— Да ты что! — поражённо воскликнул я. — Ну наконец-то! А я всё гадал, с чего ради Лена на меня так хитро посматривала вчера вечером. Срок большой?

— Два дня, — он начал загибать пальцы. — Или три? Нет, два.

— Гм, — поперхнулся я. Впрочем, чего я ожидал? Маме полоски на тесте считать не нужно.

— Сказала, что пока точно не знает, в какой день родит — смотря как дочка будет развиваться. Назвать решили Эрной.

— Мама не хочет отходить от традиции, — понимающе кивнул я.

— От какой традиции? — не понял Эрик.

— Потомков Кеннера Ренского принято называть северными именами. Ренские верят, что проблемы Ольги с дочерью возникли из-за того, что та решила от этой традиции отойти и назвала дочь славянским именем. Похоже, мама в это тоже верит, ну, или просто решила не рисковать.

— Вот как? — на лице Эрика отразилось понимание. — А я всё удивлялся, почему она попросила выбирать только из северных имён. Но мне, в общем-то, разницы нет — Эрна хорошее имя, мне нравится, и Миле тоже.

— Есть другая теория, что характер в нашей ветви передаётся по женской линии от прапрабабушки Асты — достаточно на её портрет посмотреть, чтобы понять, что характер там тот ещё. Вот лет через двадцать вы эту теорию и опровергнете. Ну, или подтвердите, хотя не хотелось бы.

— Не хотелось бы, — согласился Эрик, слегка помрачнев. История бурных отношений Ольги с дочерью мимо него явно не прошла.

— Я тоже надеюсь, что Аста здесь ни при чём, — пожал плечами я. — У нас ведь точно та же проблема. Но извини — сам понять не могу, с чего я взялся тебя запугивать, разговор как-то сам собой не туда зашёл. Ты-то рад?

— Уже и не знаю, — честно ответил Эрик. — Вроде и хотел, а сейчас даже не представляю, как оно будет.

Да, жизнь вольника его к такому определённо не готовила.

— Да нормально всё будет, не бери в голову, — махнул рукой я. — Тебя никто особо напрягать не станет, и без тебя найдётся кому сюсюкать. Лена наверняка будет к вам бегать постоянно. Будешь вроде главы прайда — снисходительно поглядывать, как львицы суетятся.

— Хм, — недоверчиво сказал Эрик. Непохоже было, что я его сильно успокоил.

— Ладно, дома можно будет об этом подробно поговорить, — закончил обсуждение я. — Давай о деле — как здесь работа продвигается?

— График выдерживаем, — деловитым тоном начал докладывать Эрик. — Первые два уровня уже готовы, начинаем монтировать внутреннюю облицовку камер и стойки для ячеек. На третьем уровне идут завершающие работы, заканчиваем полировку стен. По этому поводу у меня вопрос, Кеннер: зачем облицовывать все камеры броневой сталью? Зачем делать стойки для ячеек из броневого листа полвершка толщиной? Ренские укрепили даже внутренние стены — что нам, кстати, обошлось в огромные деньги. И несмотря на укреплённые стены, каждая камера изнутри ещё и облицовывается сталью, то есть делается внутренняя бронекапсула. Зачем? Учитывая уровень охраны, это выглядит полной бессмыслицей.