– Не усложняй, – невозмутимо вздохнув, ответила Сирша.

– Вот. Об этом я и говорю. Ты говоришь, что любишь, и мне хочется верить, что это правда. Но внутри меня ощущение, что ты сама не понимаешь значение этих слов.

– У тебя кто-то появился? – вспыхнула Сирша ни с того, ни с сего.

– Нет. Я даже и не думал об этом. Я не выбираю между тобой и кем-то другим. Если я уйду, то лишь уйду в свое одиночество. Потому то, что есть между нами сейчас, больше похоже на удушье. И я не хочу терять тебя как друга.

– Ты меня бросаешь? – спросила Сирша, подкидывая ромашку в заварник. Ее взгляд оставался холодным и сухим.

– Я скорее пытаюсь починить нас.

– Разговорами о том, как я душу тебя?

– Да, возможно это не лучший способ что-то исправить. Но сказать правду – первый шаг к исцелению.

Сирша отвернулась от него, делая вид, что занята чем-то особенно важным. Чем-то более важным, чем их чувства.

“Она совсем не воспринимает меня, как и мои откровения” – подумал лесник – “Нужно ставить точку прямо сейчас, либо отсрочить это в очередной раз”.

Он взглянул на нее.

Из-под ее прически выбилась прядь.

Он наклонился, чтобы поправить ее, завернув за миниатюрное ушко, будто вылепленное из глины творцом эпохи возрождения. Сирша слегка улыбнулась. Он приобнял ее и поцеловал в шею.

Она еле слышно выдохнула жарким тихим стоном внутреннюю истому:

“Мне так не хватало твоих объятий, Роб” – вздохнула она.

Его взгляд скользнул по ее полупрозрачному дождевику. Он заметил как топорщатся ее соски от промокшей блузки, расстегнул движением одного пальца вторую пуговицу дождевика и скользнул внутрь под одежду.

Запах пачули окутал весь лес.

Роб нащупал заветный сосок и стал нежно перекатывать его между пальцами, оттягивая и поглаживая. Их языки переплелись. Сейчас у них были лишь ответы.

Для лесника секс был лучшим способом увидеть уязвимость другого и вспомнить, что такое доверять.

Он опустил ладонь ниже, срывая с застежек все пуговицы, что встречались на пути его запястья и, приподняв юбку, нашел самую влажную часть ее. Провел кончиками пальцев по внутренней поверхности ее бедер, дразня, одновременно покрывая ее шею поцелуями. Пальцы Сирши волной окутали его затылок и сжали волосы в кулак, оттягивая от себя.

Ей было страшно чувствовать так ярко.

Пальцы Роба начали скользить вверх, предупреждая о неминуемом финале.

Она часто не носила нижнее белье и это была еще одна из причин, почему ему было так невыносимо сложно оторваться от нее. Он продвинул палец внутрь и его гостеприимно встретили без лишних вопросов.

Стон Сирши заполнил лес.

“Возможно это наше последнее занятие любовью, пусть оно будет от начала до конца симфонией моей любви к ней, чтобы она помнила лишь хорошее, чтобы стереть ее боль”.

Мистер Лис решил удалиться.

Он видел, что наконец сердце Роба стало свободным.

Лиза сидела на приеме у психолога.

Минимализм светлого кабинета, окна которого выходили на залив, подчеркивался белыми креслами, подушками и чайным столиком, личным украшением которого была бирюзовая ваза со слегка припудренными розовым эустомами. Ей было хорошо здесь, все способствовало её раскрепощению и доверию, ведь она любила белый цвет, а ее психолог варил лучшее шафрановое капучино.

Пока его не было, Лиза машинально подошла к полке с книгами, погладив их корешки пальцами.

“Фрейд – конечно, Юнг – ожидаемо, Эстес?” – она была удивлена.

Но внимание привлекла другая книжка. Она не смогла рассмотреть автора – корочка книги очень сильно пострадала в пожаре. Видимо это, правда, что-то стоящее. На обложке она разобрала лишь одно слово – “дневники”.

Чьи-то дневники.

Ладно, загадочная книга.

Расскажи мне про мое лето – Лиза открыла наугад книгу в самой середине:

“Ты сможешь стать свободной, если признаешь свою зависимость. В 12 шагов принимают людей, когда они в полном отчаянии.

А мой мозг все еще синтезирует новые идеи для выздоровления.“

Да, что есть, то есть, как насчет этой осени?:

“Вроде я нащупала нить себя – она в какао с печеньками”.

Смешно, давай что-нибудь посерьезнее:

“Весна – легкое очарование,

осень – тотальная влюбленность”.

неожиданно – подумала Лизи и продолжила читать дальше:

“Зима – истинная страсть – девушка почувствовала покалывание в кончиках пальцев -

лето – настоящая любовь”.

Лизи быстро захлопнула книгу.

Это все глупости.

Я же не вручу свою судьбу первой попавшейся книге, тем более про которую я ничего не знаю.

Но если представить на секунду, что мое подсознание, мудрейшая часть меня, интерпретирует все по-своему.

Ладно, я дам тебе еще один шанс.

Не тебе книга… моему сознанию.

Как мне перестать думать о нем?:

“Я не собираюсь избавляться от своего прошлого. Я сохраню его.

Ведь это единственный шанс принять его как прошлое”

Лизе стало не по себе.

Уж больно точно ее пальцы выбирали нужную страницу и нужный параграф.

Она как будто чувствовала, как миллион душ, витающих где-то рядом, направляют ее в это самое мгновение.

Это наводило жуть на нее, как будто от ее следующего шага зависит будущее. Приятнее и спокойнее было думать, что все вокруг хаос и набор случайных совпадений.

Ладно, тогда расскажи мне, что произошло между нами тогда?:

“Этот мир возвышал и разбивал ее об камни чужой оценки.

Он был спасением и смертью.

И он был в нем царем.

И она преклонялась.

А перед тем как этот мир разлетелся на мелкие кусочки её безразличия, они вдвоем, держась за руки, глубоко нырнули в море душ друг друга, прыгнув со скалы веры.

И это было прекрасно. И это больше никогда не повторится”.

“Больше никогда не повторится”, повторила Лизи вслух.

Так пора заканчивать. Еще парочка вопросов:

“Что происходит со мной сейчас?”

“Мне казалось, что я любила, сейчас я вижу, что там была лишь боль.

Мне казалось, что я всегда была честна с собой. Теперь я вспоминаю лишь ложь.

Я была уверена, это была моя правда. Теперь же ощущение, что это была одна большая ошибка, снимает скальпель моей веры”.

"Спасибо", – Лизи обняла книгу – "Последний вопрос – что нас ждет с ним?”

“Я до сих пор верю.

Это как приз, который я вижу впереди в мираже, который помогает мне проживать эти испытания с грацией;

Маяк на горизонте указывающий путь домой.

Мысли о нем греют мою душу. И даже если я его не встречу вновь, мысль об этом делает меня человечной.

В этом и есть смысл любви – напомнить нам, кто мы есть”.

Лизи не успела отследить свои ощущения, как в кабинет зашел мужчина 40 лет со сдобренной сединой висками.

“Это очень хорошая книга” – сказала она, помахивая в руках корочкой оставшейся обложки и всеми откровениями, которые только что к ней пришли.

Лизи улыбнулась, пытаясь беззаботностью скрыть ту интимность, которая произошла только что в ее душе.

– О, я рад, что тебе понравилось. Это книга моей жены.

– Ваша жена писатель?

– Нет. Но я собрал все ее дневники, которые она вела в моменте влюбленности в меня, чтобы помнить о том, с чего все началось, и напоминать ей, что однажды она испытывала ко мне. Со временем мелкие обиды крошат наше сознание, выкидывая из него массу приятных воспоминаний, с которыми мы предпочли бы не расстаться, которые мы хотели бы повторить.

– Вы таким образом пытаетесь законсервировать её чувства к вам? – засмеялась Лизи с сарказмом.

– Понимаю, к чему ты ведешь. Скорее я пытаюсь запечатлеть физическое воплощение эры наших открытых сердец в этом мире. Чтобы не происходило, она останется в моих руках напоминанием. Присаживайся пожалуйста – сказал он Лизи указывая на блеклое лиловое кресло.