Я и не подумал сдвинуться с места, ещё и покачал головой.

— Не нужно. Вместе с Кондратом Семёновичем были задержаны его секретарь и ваша мачеха. Несомненно, задержат и вас. Возможно, в качестве свидетеля, но хрен редьки не слаще.

Барышня уставилась на меня во все глаза, румянец на её щеках начал сменяться привычной аристократичной бледностью.

— А Вика?

— Вика на Кордоне.

Ника шумно выдохнула и объявила:

— Выйдите! Я должна быть с отцом!

— Его уже этапировали в Зимск, оттуда отправят в столицу. Вы ему ничем не поможете, более того — ваше задержание всё самым решительным образом осложнит.

— Но сообщить… Надо сообщить его друзьям! Они помогут!

— Все уже в курсе. Вам же, пока это недоразумение не разрешится, лучше залечь на дно.

Барышня принялась теребить простыню.

— Что за бред⁈ Я не собираюсь скрываться! Это станет признанием вины!

Роман что-то неразборчиво просипел, но мы не обратили на его слова никакого внимания.

— Повестку вам вручали? — уточнил я. — На допрос вызывали? О задержании отца уведомляли? Нет? Сейчас каникулы, если уедете в дом отдыха, даже занятия прогуливать не придётся!

— Но…

Я ничего и слушать не стал.

— Собирались выйти за Романа? Вперёд! Возьмёте фамилию супруга и сбежите в свадебное путешествие. Не хотите становиться Никой Сырец, в крайнем случае можете стать Никой Линь. На исполнении супружеских обязанностей настаивать не стану, развод дам по первому требованию.

Роман рванулся так, что едва не выскочил из силовой ловушки, у него прямо-таки пена на губах от бешенства выступила.

— Да я тебя! Я тебя!..

— Перестань! — потребовала барышня, дотянулась до портсигара на прикроватной тумбочке, вставила сигарету в мундштук из слоновой кости и закурила. — Продолжайте, — попросила она после нескольких нервных затяжек.

— Паспорт с собой?

— Да.

— Утром распишетесь в институтском отделе регистрации актов гражданского состояния, они брак по ходатайству студсовета день в день оформляют. После этого сдадите старый паспорт и получите справку о подготовке документов уже на новую фамилию. Студсовет по такому поводу выделит путёвку в дом отдыха, зарегистрируетесь там под фамилией супруга. Ну а за две недели ситуация разрешится тем или иным образом.

Барышня явственно заколебалась, тогда вновь подал голос Роман.

— Ника, выходи за меня! — обратился он к ней. — Мы же столько об этом говорили! Это наш единственный шанс быть вместе! Я тебя люблю! Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!

Я развеял воздействие, и студент опустился на колени перед кроватью.

— Оставьте нас! — потребовала Ника, вновь обретя своё привычное ледяное спокойствие.

«Повезло, что Сырец, а не Линь», — мелькнула в голове дурацкая мыслишка, поскольку отказаться от пары недель совместной жизни с Никой под таким вот благовидным предлогом мне попросту не хватило бы силы воли.

— Тогда дальше сами, — предупредил я и поспешил в ректорат.

Ввёл в курс дела Альберта Павловича, и он покривился для виду, но всё же сказал:

— Приемлемо! Я проконтролирую, чтобы всё без проволочек оформили.

— И путёвку пусть выделят!

— И путёвку.

После я позвонил Городцу, тот велел дома не появляться и ночевать в учебном центре.

— Приедешь, напиши докладную о том, как сотрудники РКВД создали аварийную ситуацию на дороге, применили к тебе ряд сверхэнергетических воздействий и всё такое прочее. Врать обучен, справишься!

В учебный центр прикатил уже в густых сумерках, поужинал, составил докладную и завалился на выделенную мне койку, но выспаться не вышло. Сначала медитировал, избавляясь от головной боли и приводя к равновесному положению внутреннюю энергетику, потом занимался размещением своих в срочном порядке переведённых на казарменное положение подчинённых. За полночь ещё и бойцов особого дивизиона вперемешку с аналитиками подвозить стали. Суета началась, будто муравейник разворошили.

Дальше нас перекинули на лётное поле, на исходе ночи взлетели, и я нисколько не удивился, когда учебной выброски не случилось ни в шесть утра, ни в восемь. Дирижабль продолжал держать курс строго на запад.

— Командир! — жалобно протянул Иван Кол, когда нам вручили немудрёный завтрак. — Это чего такое ещё? Куда нас опять, а?

Остальные тоже глядели с интересом, и я не удержался от тяжёлого вздоха.

— Чего — это и ежу понятно, боевое задание выполнять. А вот куда — не знаю.

— Надолго? — уточнил Глеб Клич.

— Ответ аналогичен предыдущему, — усмехнулся я. — Но чтоб не навсегда, давай, завтракай и светомаскировку до ума доводи! Остальных это тоже касается!

— Я не умею светомаскировку! — напомнил Алик.

— А ты скрытие потенциала отрабатывай! — сказал ему Унтер. — Надоело уже за тебя краснеть!

— Да придираются просто!

Унтер погрозил кулаком.

— Погляди у меня!

Что самое поганое — я и в самом деле не имел ни малейшего понятия, куда нас бросят в этот раз. Мог только предполагать, что срочный вылет каким-то образом связан с задержанием Врана и закулисным конфликтом между кормчими республики. Меня из застенков комиссариата выдернули только в силу того, что совпали интересы Баюна и Рогача, наверняка и сейчас идут аналогичные переговоры, только с несравненно более высокими ставками.

Латландия или левобережный Окрест?

Какие земли будем возвращать в родную гавань?

И в этом ли дело?

Ломать голову на сей счёт я не стал, позавтракал и начал набирать потенциал, а после погрузился в медитацию, но из неё меня почти сразу вырвал шум распахнувшейся двери.

— Прапорщика Линя ждут в кают-компании! — объявил помощник вахтенного офицера и уточнил: — Проводить?

— Не нужно, — отказался я. — Сам дорогу найду.

Команду дирижабля на совещании представлял давешний капитан-лейтенант, от аналитического дивизиона был Юра Швец, от особого — Денис Пономарь, а Городца вроде как направило сюда моё собственное ведомство. Именно что — вроде как. Лично я в этом крепко сомневался.

Но это всё понятно, а вот Альберта Павловича я в кают-компании встретить никак не ожидал. Ан нет — сидит, улыбается.

Его-то сюда каким ветром занесло⁈

Слово взял Георгий Иванович.

— Это уже не учебный вылет, высшим республиканским руководством нам поставлено боевое задание чрезвычайной важности! Пакет с приказом будет вскрыт непосредственно перед выходом на позицию, и даже в этом случае разглашение деталей операции окажется чревато непоправимыми последствиями, поэтому прошу всех провести разъяснительную работу с подчинёнными. В первую очередь это касается сотрудников аналитического дивизиона, ограничить ментальное общение которых нет никакой возможности…

И так далее, и тому подобное ещё на добрых полчаса. И при этом — никакой конкретики, одни только общие словеса о чрезвычайной важности и не меньшей секретности нашей миссии.

— Пётр, останься, — попросил в конце Городец и обратился к Пономарю: — Денис Афанасьевич, пригласите звеньевых.

Все двинулись на выход, я выразительно поглядел на Альберта Павловича, но тот ответил своей мягкой улыбкой, едва заметно качнул головой и покинул кают-компанию. Ну а мне пришлось там задержаться — так и завис до самого обеда, разбирая с командирами штурмовых групп поэтажные планы, на которых заметно прибавилось условных обозначений. В первую очередь обновилась информация о местах размещения и предполагаемых мощностях операторов.

Что касается нашей первоочередной цели, то на выдаче документов в архиве работали два сотрудника, оба — простые люди. В остальном же картинка складывалась безрадостная: если напортачим с распылением нейтрализатора, сотрут в порошок.

Но ведь не напортачим же? Ведь так?

Тут всё только от нас зависит. А это уже само по себе немало, если разобраться.

Поговорить с Альбертом Павловичем получилось лишь поздним вечером. После политинформации я отыскал его, подсел и выразительно посмотрел, не став задавать никаких вопросов.