Куратор вздохнул и начал перечислять:

— Об аресте Врана уже объявлено официально. Ночью было взято под стражу несколько человек из его окружения, идут допросы, изымается документация. По Виктории Кондратьевне мы затеяли бюрократическую переписку, с Никой Кондратьевной наши позиции не так сильны, её объявили в розыск.

— И каковы перспективы? — уточнил я.

Альберт Павлович улыбнулся.

— Началась гонка, мой друг. Кто придёт к финишу первым, тот и сорвёт банк.

— И наше задание — часть большой игры?

Округлое лицо куратора ничуть не изменилось, но одновременно стала предельно ясна вся обманчивость этой мягкости.

— Узнаем, когда Георгий Иванович вскроет пакет с приказом, — развёл руками Альберт Павлович. — Я тут, знаешь ли, простой пассажир.

— Да неужели?

— Именно так. Это был самый быстрый способ попасть в столицу.

— Темните вы, Альберт Павлович, — прямо заявил я в ответ на эти слова.

Куратор негромко рассмеялся.

— Вовсе нет! Это же не шахматы, где видны все фигуры и есть возможность просчитать ходы, в реальной жизни всё способно перемениться самым кардинальным образом решительно в любой момент! Я вижу несколько путей выхода из текущего кризиса, но не обладаю всей полнотой информации и потому не объективен. Да и решение принимать не мне.

— Ну да, ну да… — проворчал я, поднимаясь на ноги, и говорить о том, что за день пути мои глазевшие в иллюминатор подчинённые не заметили ни одного населённого пункта, не стал. В конце концов, Альберт Павлович всего лишь пассажир и о критериях выбора курса капитаном судна ничего сказать не сможет.

— В резонанс-то хоть войду? — уточнил я напоследок.

— Не ко мне вопрос, — отрезал куратор и демонстративно отгородился газетой.

— Ну да, ну да… — повторил я и отправился на поиски Городца.

К столице мы подлетели на рассвете. Огибать предместья, направляясь к аэровокзалу, не стали, полетели напрямик через город. И сколько я ни озирался и ни соотносил расположение нашего летательного аппарата и солнца, но бежавшей по земле вслед за дирижаблем тени так и не углядел. Сказало это о многом. Равно как и весьма характерные искажения энергетического фона вкупе со строжайшим запретом на оперирование сверхсилой.

Об остальном поведал Городец, когда мы собрались прежним узким кругом в кают-компании. Он выложил перед собой толстенный опечатанный сургучной печатью пакет и объявил:

— Компетентным органам стало известно о заговоре с целью захвата власти, в который вовлечены высокопоставленные сотрудники комиссариата внутренних дел! Нам поставлена задача пресечь противоправную деятельность и задержать организаторов, а в случае оказания сопротивления — ликвидировать их. Действовать придётся быстро и решительно, иначе может начаться вооружённый мятеж, подавление которого закончится большой кровью!

Не могу сказать, будто я ожидал чего-то подобного изначально, но всё же был морально готов к услышанному, а вот реакция остальных на слова Городца откровенно удивила. Никто не вскочил, никто не возмутился, никто даже особых эмоций не выказал. Будто так и надо, будто штурм здания РКВД — обычное дело.

Нет! Я-то с радостью! Но остальные?

Первым нарушил тишину Юрий Швец.

— Насколько высокопоставленные сотрудники комиссариата вовлечены в заговор?

— Правильный вопрос! — усмехнулся Городец, с хрустом сломал сургучную печать и вскрыл пакет. — Ознакомьтесь с распоряжением председателя соврескома товарища Баюна и постановлением генерального прокурора республики о ликвидации преступной группы под руководством рескома Черника…

Вот тут-то всех и проняло. Пономарь хекнул, прочищая горло. Швец присвистнул. Капитан-лейтенант покрутил носом. И лишь Альберт Павлович вновь остался невозмутим. Я вроде как тоже, но сердечко так и ёкнуло.

Ставки взлетели до небес, и кто знает, чью сторону примет генералитет? Как бы не оказаться между молотом и наковальней, как бы не выставили заговорщиками нас самих.

Городец пустил бумаги по кругу, когда те дошли до Пономаря, тот быстро перелистал их, передал мне и заявил:

— А есть списочный состав вовлечённых в заговор сотрудников РКВД?

— Окончательный круг причастных определят компетентные органы после завершения следственных мероприятий, — заявил в ответ Георгий Иванович и вытянул из пакета два листка. — Работать будете по этим спискам. Фигурантов из первого нужно во что бы то ни стало взять живыми. По второму уже принято решение о высшей мере социальной защиты, с ними можете не церемониться. И доведите до всех бойцов: подавляющее большинство сотрудников комиссариата не причастны к заговору и добросовестно выполняют свои служебные обязанности! Количество жертв следует свести к минимуму!

— Так точно! — отозвался Пономарь и взялся изучать списки, где напротив должностей и фамилий были проставлены номера кабинетов.

Я не утерпел и заглянул ему через плечо. Зацепился взглядом за несколько знакомых фамилий что в первом списке, что во втором, но вдумчиво ознакомиться с перечнями не вышло.

— Линь! — одёрнул меня Городец. — Углядел кого-то знакомого?

Я растянул губы в механической улыбке и перечислил:

— Зимник, Ключник, Зак.

Георгий Иванович нахмурился.

— У тебя особое задание. Не вздумай заняться сведением счётов! Понял?

— Так точно! — подтвердил я.

И да — понял. И нет — следовать этому приказу не собирался.

Есть долги, которые нельзя не отдать. Ещё бы только изловчиться и обстряпать всё так, чтобы не поставить под удар операцию…

Городец смерил меня пристальным взглядом, но читать нотаций не стал и объявил:

— Доведите приказ до подчинённых и проведите с ними разъяснительную работу. Денис Афанасьевич, поэтажные планы у вас на руках, проложите маршрут движения бойцов в соответствии с приоритетом целей. Учтите, что в столице установилась жаркая погода, а наличие открытых окон может снизить эффективность газа.

Пономарь покрутил носом.

— Можем увязнуть, — честно предупредил он.

— После начала активной фазы штурма к зданию подтянутся отряды ВОХР. Ваша приоритетная задача — подавить очаги организованного сопротивления. Опознавательный знак — красная нарукавная повязка. — Городец перевёл взгляд на меня. — Линь, задержись.

Он выложил на стол листы с поэтажными планами, отыскал нужный, а когда из всех в кают-компании остался только Альберт Павлович, то постучал пальцем по левому крылу и сказал:

— Архив здесь.

Я кивнул.

— В курсе.

— Очень хорошо, — улыбнулся Георгий Иванович и повёл пальцем к центральной части здания. — А вот здесь внутренняя тюрьма. Но об этом ты тоже в курсе, ведь так?

Мне только и оставалось что поморщиться.

— Возьмёте её под контроль! — приказал Городец.

Подобное изменение планов нисколько не порадовало.

— А как же архив?

— Заварите двери, прежде чем уйти, — подсказал Альберт Павлович. — Не волнуйся, никто туда не сунется. По всем расчётам в подвале образуется наибольшая концентрация активного вещества, ни один оператор там действовать не сможет.

— Ага! — понимающе протянул я. — И седативный с переходом в снотворный эффект тоже усилится в разы, так?

— Именно, — подтвердил Альберт Павлович. — Есть вероятность того, что заключённые могут уснуть… слишком глубоко. Обеспечишь приток свежего воздуха, а при необходимости эвакуацию отдельных лиц.

Он протянул мне написанный от руки список, я пробежался по нему и резко вскинулся.

— Ваня Богомол — там?

— Ночью взяли, — подтвердил куратор. — Вытащи его непременно. Его и Врана. В остальном действуй по обстоятельствам. Мы с Георгием Ивановичем пойдём во второй волне, но вот так сразу в подвал можем и не пробиться.

Я шумно выдохнул.

— Понял! Сделаю, что смогу.

Инструктаж много времени не занял. Не сказать, будто озвученный приказ никого не удивил, но и в идеологической накачке не возникло нужды — не зря же последнее время на политинформации об одном и том же разными словами талдычили. Разве что Алик зябко передёрнул плечами: