Сознание яростно твердило, что деньги ему нужнее, чем церкви. Он столько всего прошёл и вытерпел, чтобы, оказавшись на финишной прямой, вот так просто сдаться?! Опять Киллиан был вынужден идти на сделку с собственной совестью, идти против своих принципов и невинных людей, когда настоящие преступники разгуливают на свободе. Он был уверен в этом! С другой стороны, если бы он не согласился, то остался бы без штанов на улице, отдав все свои накопления за обучение и даже попав в долг перед церковью.

– Я согласен, – проскрипел он, смотря в глаза Уильяму.

– Прекрасно, отрок мой, а теперь ступай и жди часа своего. Можешь начать собирать вещи! – куратор неожиданно повеселел, словно услышал самую радостную новость на свете, чем ещё сильнее взбесил Киллиана.

Его потряхивало от бурлящей досады, пронизывающей тело; противный ком застрял в горле, и О’Коннелу казалось, что ему вновь связали руки, заставили наступить себе на горло, сделали своей марионеткой и лишили свободы, к которой он так всегда стремился. Противная улыбка Уильяма, отпечатавшаяся в сознании, сопровождала его до коридора. Он чересчур громко захлопнул дверь.

– Великолепно! Теперь я охотник на ведьм! Ну как, исполнились твои желания, Киллиан, а? Хочешь насмешить Бога – расскажи ему про свои планы, – прошипел он по дороге в свою комнату в бурсе. – Я же хотел приключений?! Так получай их сполна.

Глава 1.

О'Коннел не находил себе места те несколько дней, пока куратор упорно молчал насчёт Синода. Отправят ли его в другой город или нет? Киллиан издевательски смеялся над своей везучестью и покорно ждал, моля удачу сжалиться над ним. Однако он всё же начал готовиться к дальней поездке: собирал нужные вещи, одолжил у своих друзей, адвокатов и констеблей книги по дедукции, мышлению преступников и другую полезную литературу на всякий случай.

О'Коннел понимал, что ловли ведьм ему не избежать, и решил превратить это для себя в некую игру и впервые в жизни почувствовать себя детективом, расследующим страшные и мистические, таинственные дела. Все убийства и необъяснимые, на первый взгляд, вещи, причисленные ведьмам, он рассматривал бы с точки зрения закона и искал доказательства, которые, скорее всего, приведут к чему-то более земному. Киллиан яростно пытался отодвинуть от себя и не принимал факт, что он, возможно, станет убийцей. Черта им с два, он был твердо намерен сделать все, что в его силах, чтобы не тронуть невинного человека. По сути, между инквизицией и работой сыщика было нечто общее – они все боролись со злом, но только понимание у них того, что такое зло, абсолютно разное. Различие в том, что нечисти не существует, а вот преступники очень даже реальны.

Спустя неделю, как раз в предпоследний день мая, Уильям наконец-то сообщил:

– Поздравляю! Теперь ты официально можешь ехать. Держи, вот документы, подтверждающие, что с этого дня ты – помощник инквизитора. Преподобный должен будет встретить тебя. Надеюсь, ты уже собрал свои вещи. Да будет с тобой Бог, сын мой, – куратор похлопал О'Коннела по плечу.

– Благослови меня Господь, – пробормотал тот, с облегчением выдыхая, свернул и спрятал документ в карман рясы…

В последнюю ночь перед отъездом О'Коннела сел за стол в своей маленькой и аскетичной комнате в бурсе. Пока его сосед Дилан мирно похрапывал, а за окном накрапывал мерзкий дождь, он зажёг тусклую свечу и принялся писать письмо на старом пергаменте другу Робину. Он рассказал о том, что недавно обрушилось на него и как рад, что не увидит отца и брата, и очень будет скучать по нему и Рейвен, а после поставил точку. На бумаге и очередной раз на своей прошлой жизни.

✠✠✠

Раннее утро встретило О'Коннела не самым приятным образом: он абсолютно не выспался и кое-как проснулся от рассветных лучей солнца, да и настроения у него не было от слова совсем. К тому же и Дилан ушёл на самую раннюю мессу, оставив Киллиана в одиночестве. Будто бы назло, на улице было ни облачка, громкий колокольный звон доносился до его окон, заставляя его просыпаться всё больше и больше и пытаясь разрушить дурное настроение.

Он поступил предусмотрительно, собрав вещи ещё вечером, поэтому сегодня мог не спешить. Киллиан уделил себе чуть больше времени, чем пять жалких минут, которые выделяли ему во время обучения. Взяв кувшин с водой, О'Коннел умылся, стирая с лица остатки ночного сна.

– Эй, солнце светит, птички поют, дети играют, и ты ещё не сдох. Радуйся! Ты едешь убивать других людей по чужой прихоти, – подбадривал себя Киллиан, одеваясь в мирскую одежду. – Но не всё так плохо. Ты умён, харизматичен и сексуален!

Итак, когда всё было готово, О'Коннел быстро поправил причёску у зеркала, застегнул пуговицы на белой рубашке до самого горла, подтяжки на брюках, разгладил жилет из приятной тёмно-зелёной ткани, накинул чёрный сюртук и, взяв чемоданы в руки, пошёл навстречу будущему. Но не факт, что светлому. Он должен доказать всем, что выдержит это испытание, утрёт всем сопливые носы и добьётся справедливости!

Киллиан с важным видом, гордо вздёрнув голову, быстро сбежал по деревянным ступеням белокаменной бурсы и на секунду обомлел: уж слишком хороший дилижанс заказала ему семинария. Что ж, это же такой праздник – отправить подальше семинариста-бунтаря!

Он некоторое время колебался и поклонился, а затем перекрестился, глядя на храм со шпилями, большим крестом, статуями и красивыми колоколами.

Кучер, мужчина средних лет с длинной бородой, услужливо открыл чёрную дверцу, и О'Коннел нырнул в карету. Она была довольно просторной, с потёртой старой обивкой на сиденьях и множеством подушек. Это казалось раем для Киллиана, прожившего четыре года почти что в условиях выживания. Он тотчас развалился на сиденье, снимая сюртук и спрашивая у кучера через окошко:

– Господин, скажите, сколько нам ехать-то до Маунтин-Вилля? – щурился Киллиан, закрываясь руками от солнца. – Насколько я слышал, туда путь далёк.

– Так это, к послезавтрему дню приедем, если не будем останавливаться, – сказал кучер, отчего дрожь пронесла по коже О’Коннела.

О боже! Ещё и двое суток трястись по кочкам в этой карете… Что может быть хуже? Он тяжело вздохнул и поёжился. В конце концов, нужно везде искать плюсы – он сможет нормально выспаться, зарисовать пейзажи, почитать что-то или просто отдохнуть.

– Может, знаете что-нибудь об этом странном городе? – поинтересовался Киллиан, рассматривая себя в отражении стекла и гладя рукой бритую щёку, а затем приглаживая буйный чёрный вихрь на голове. – Туда же дорога через леса пролегает, верно?

– О, голубчик, не только. Болота там везде! Эх, как бы не попасть в них, – весело проговорил кучер, как будто говорил о чём-то очень повседневном.

Лицо Киллиана вытянулось от изумления, и он не знал, чего пугаться больше: такой реакции или самой дороги. Вокруг него точно не крутятся тёмные силы? Нет! Только не болота! Эти жуткие огни, темнота… туманы! О'Коннел судорожно сглотнул. Ладно бы только атмосфера, которая по большей части его не волновала, а вот возможность улететь в кювет в темноте и увязнуть в трясине – очень сильно.

– Да ещё поговаривают, в лесах этих ведьмы водятся, – устрашающе замахал руками кучер и рассмеялся, отчего тот едва не подавился.

– О них наслышан, – без энтузиазма произнёс Киллиан и откинулся на подушку, держа непоколебимую маску спокойствия, которую успел выработать за столько лет учёбы в семинарии. Однако внутри всё сжалось от тревоги. Ведьм. Не. Существует. – Вроде как бороться с ними еду, – нервно усмехнулся он.

– Бравое дело. Так им и надо, дьявольским тварям! – Кучер закрыл маленькое окошко, отвернулся и ударил лошадей поводьями.

✠✠✠

О'Коннел, как мог, поднимал себе настроение весь солнечный день и пытался отдохнуть, но пустой желудок не давал расслабиться, мучил и постоянно урчал. Чёрт! Как он жалел, что не позавтракал. Но, когда они уже выехали из города, у Киллиана всё же получилось не обращать внимания на волчий голод и уснуть, подпрыгивая на ухабистой дороге. За весь день они останавливались несколько раз в других поселениях, чтобы поесть самим и накормить лошадей.