– Сволочи, твари! Предатели. Ненавижу вас, Говарды! Будьте вы прокляты, – она отчаянно ударила по земле и попыталась подняться, но ни порезанные до крови руки, ни ноги не слушались её
Бланш хотела разорвать себя на кусочки, чтобы избавиться от этой боли. Зачем они согласились помочь Эдварду спасти его сына? И глупцу было бы понятно, что он не выживет – это подтвердили даже врачи.
– Мы сделали всё, что могли! А ты, сукин сын, так отплатил нам? Обвинил нас в колдовстве? – прошипела она и упёрлась ладонями в месиво грязи, снова обессилено упав.
По всей видимости, теперь охота объявлена и на неё. Куда идти? Где искать пристанище? Кому нужна деревенская девчонка? Разве что публичному дому! И как прятать магические силы, рвущиеся изнутри?..
✠✠✠
Четыре года назад
В просторной, светлой, но всё равно мрачной комнате с обшарпанными, где-то отклеившимися обоями нервно расхаживал и был готов сейчас же взорваться от злости Киллиан О’Коннел.
– Отец, вы издеваетесь?! Я не ослышался? Вы серьёзно поставили
меня перед таким выбором? Но как же Розалин?
Он был вне себя от злости.
Какого чёрта – да, Киллиан бы не побоялся такого выражения в доме священника, – дорогой папочка не стал прислушиваться к его мнению? Почему именно О’Коннел должен продолжать семейное дело? Почему он должен ехать учиться в эту семинарию, будучи отнюдь не похожим на набожного человека? На эту роль гораздо больше подходил его брат-гробовщик – Лиам. Праведник, сразу видно: сын своего отца! Профессия – то, что нужно, очень не греховно. Быть может, Брендан просто решил отомстить Киллиану за то, что тот посмел возразить? Как бы то ни было, О’Коннел готов был воевать столько, сколько нужно. Он терпеть не мог, когда ему указывали, что делать.
– Именно! На этот счёт у меня есть благословение свыше. Прояви хоть немного уважения к своему отцу. Да, тебе всего восемнадцать лет, но ты уже наш человек, и я люблю тебя, – произносил напутственную речь Брендан О’Коннел, пытаясь успокоить беснующегося сына. – Розалин, если любит тебя, то дождётся. И вообще, ваши неузаконенные отношения – это грех и позор для моей седой головы.
– Я уже заметил, как вы меня любите, папа, – Киллиана распирало от ярости, и он сел в старое кресло, сжав кулаки. – С Розалин я разберусь сам, а известность можно получить не только приняв сан священника, но и поступив в академию! Я уже тысячу раз говорил вам, что хочу стать следователем, чёрт возьми. – Отец ни за что не упечёт О’Коннела в семинарию. Только через его труп.
Брендан, как праведный священник, женился лишь один раз и всю свою жизнь посвятил Богу, в отличие от Киллиана, которому ещё хотелось погулять да свет повидать и провести время со своей любимой Розалиной.
– Не чертыхайся! – рявкнул отец, прожигая сына гневным взглядом и смотря в его ярко-голубые глаза. – Будешь так же сквернословить в храме, не будет тебе духовной карьеры. Радуйся, пока я жив, что забочусь о тебе и даю возможность где-то учиться, и делай, что говорят. В любом случае, сыщиком тебе не стать. Рождённый ползать, летать, увы, не будет.
Ничего нового. Примерно такой ответ Киллиан и ожидал услышать от него – тот всегда вставлял такие острые и подавляющие шпильки.
О’Коннел был единственным из их семьи, кто напрочь отрицал все церковные устои. Он категорически отказывался верить в ведьм и магию, а также сомневался в существовании Бога. На уроках в церковно-приходской школе он, откровенно говоря, скучал и без конца спорил с преподавателями, заработав не лучшую репутацию. В гимназии учился уже прилежнее из-за уклона там был на научные предметы. Киллиан с самого детства видел изнанку церкви, её мерзкую и тёмную сторону, которая подтверждала его домыслы: если Бог на самом деле есть, то для каждого человека он свой, и никакие посредники между ним и человеком не нужны. Да и если бы это было бы правдой, отец бы не позволял себе бить его.
А пока доказательств нет – этого не существует! Киллиан верил лишь сухим фактам, которые предоставляли ученые. Наука и книги были его жизнью, и отца очень раздражало это, особенно его подозрительные читательские кружки, где частенько обсуждали что-то прогрессивное. Он хотел помогать людям, расследуя преступления, ловя грабителей и убийц и наказывая их по заслугам, а не читать молитвы в церкви. О’Коннел хотел наполнить свою жизнь удивительной гаммой эмоций и красок похлеще, чем в остросюжетных романах.
Но больше всего поражала «Святая» Инквизиция, которая и вовсе отбивала у него желание заниматься духовенством! Он считал, что они – самые что ни на есть жестокие преступники, ведь придумывают дикие и извращенные казни для невинных людей.
От этой мысли Киллиана передернуло, и он запустил руки в тёмно-каштановые, почти чёрные волосы.
– Знаешь, папа, я этого добьюсь, как бы ты в меня ни верил, – резко перешёл на «ты» О’Коннел и поднялся с кресла, даже не дослушав очередные нотации Брендана. Надоело!
Весь день Киллиан не находил себе места, раздумывая, что скажет своей пассии и как она воспримет это. Спорил сам с собой и одновременно пытался успокоиться. Он не хотел даже видеть отца, не то что слышать его громкие речи. Удручало ещё то, что до конца приёма документов для поступления оставались считанные дни – обучение начнётся в октябре. Брендан точно не даст ему шанса… Проклятие!
Абсолютно подавленный, выбитый из колеи и желающий исчезнуть с этой планеты Киллиан решил проветрить голову, прогуляться по городу, а заодно встретиться со своим лучшим другом Робином Блэквудом. Может, он сможет подсказать и помочь?
Мимо мрачного О’Коннела по улицам проезжали не менее мрачные, серые и грязные кареты, лошади громко стучали копытами, отбивая единый ритм, а колёса дребезжали и ударялись о булыжники. В лицо ему дул резкий, редкий для юга ледяной ветер, и пыль попадала в глаза, а небо заволокло тучами, и на душе была безнадежность. Киллиан шёл по парку, в котором уже начали опадать листья с деревьев, запахнув чёрный сюртук и засунув руки в карманы. Вдруг послышался замогильный звон церковного колокола. Из-за него вороны, сидевшие на ветках, резко взлетели и громко закаркали. Это окончательно убило надежду и радость.
– Самое настоящее захолустье. Что в центре, что на окраине – как на кладбище, – проворчал О’Коннел и приметил впереди главную библиотеку города.
Угрюмое четырёхэтажное здание с полукруглым окном в крыше нагнало ещё больше тоски. Поднявшись на несколько ступеней, он взялся за тяжёлую медную ручку. Дверь медленно открылась. Киллиан недолго бродил по коридорам и совсем скоро увидел Робина, махавшего ему рукой и широко улыбающегося. Он слабо улыбнулся, когда заметил, что друг сидит не один, а с Рейвен – красивой брюнеткой с карими глазами. Она поднялась со стула, быстро и с любовью коснулась губ Блэквуда и убежала из зала быстрее, чем Киллиан успел что-то сказать. Несмотря на свою открытость, Робину не очень везло с девушками, и О’Коннел делал ставки, что и Фергусон долго не пробудет с ним. Он никогда не играл с огнём и не любил, чтобы его обольщали. Но его очень трогала горячая забота, которую проявляли друг к другу эти голубки.
– Привет, дружище! Что за спешка? – Робин кивком пригласил Киллиана сесть рядом. Тот быстро снял тёплый сюртук, поправил высокий воротник свободной рубашки и отряхнул от уличной пыли брюки. – Что-то случилось?
– Не будь то настоящая катастрофа, я бы не сорвал тебя с места. Второе пришествие, твою мать! – возбуждённо и злостно выкрикнул О’Коннел, и на него обернулись немногочисленные посетители.
– В каком смысле? – Блэквуд непонимающе поднял бровь и запустил руку в каштановые волосы. – У тебя вид… Извини, у тебя действительно безумный вид.
– Единственный, кто здесь спятил, – это мой папаша! Он решил отдать меня в семинарию. Поставил перед фактом: «О, сын мой, ты должен продолжать моё дело», только перед этим забыл спросить, хочу ли я этого, – спародировал его голос Киллиан и рассерженно сплюнул на пол. – И знаешь, что? Самое отвратительное, что у меня нет другого выхода.
