С чёрной лентой ходили мрачные кроды. Говорили, что они приносят в жертву людей, чтобы сделать Зиму теплее. Жрецы ставили себе в заслугу наступление весны и утверждали, будто общаются с мрачным богом под своим городом. Якобы, именно он наслал на людей великую стужу и лишь кроды могут говорить о спасении. Окудники брили голову наголо и носили одежду тёмного цвета. Под глазами каждого из них залегли недобрые тени. Они почти никогда не разговаривали с дружинниками из других городов; странным было даже то, что колдуны вообще пришли на войну по общему зову.

Цвет алой крови в лагере принадлежал только тавритам. Большая община скотоводов кормилась мясом сохранённых быков. Каждый знал, что в Таврите много запасов еды и оружия. На западе богаче их не было, да и войско на защиту западных земель тавриты прислали большое. Но несмотря на этот значительный вклад, они ни с кем не могли мирно ужиться – всё из-за желания властвовать и подозрений, что каждый город желает объесть их запасы.

В западных общинах, как и везде, выжить было совсем нелегко. Там не хватало не только Тепла, но и пищи. До прихода Долгой Зимы городов было много – столько, сколько и не сосчитать. Люди в те времена холода не боялись, даже слово «Тепло» не значило столько. Но в дни, когда мир остыл всё начало решаться простыми понятиями: есть ли у тебя Тепло понадёжнее и хватает ли еды на ещё одну Зиму. Многие города превратились в кладбища из высоких зданий и опустевших улиц. Там не было порядков, а жители остервенело сражались друг с другом. Они жертвовали всем, лишь бы только выжить среди снега и стужи. Но были города, где это естественное желание выжить переросло в необходимость законов. Их было шесть, и каждый строил свою судьбу отдельно от прочих. Чем-то невероятным являлось то, что во всех городах укрепилось язычество. Голоса тех, кто вспоминал старую веру становились всё громче. Они взялись словно бы неоткуда, однако, теперь такие мысли овладевали умами выживших и Олег не мог понять почему. Но не смотря на общее многобожие, лишь большая угроза заставила города объединиться, забыть о распрях и вечной вражде. Оставалось надеется, что дружина выдержит удар Серого Повелителя и не пустит орду в свои земли.

Славомир уверенно провёл Анюту с Олегом через застроенный лагерь. Царящее здесь напряжение можно было почувствовать даже кожей. По всему лагерю рычала техника, собранная на войну: автомобили, броневики и даже несколько танков. Машины украшали знаками шести городов, а в баки заливали опасно дымящую жидкость.

— Так я и знал, — тихо заметил Олег. Он указал Анюте на синие канистры, расставленные под навесами. — Новогептил — это топливо летающих кораблей. Они используют его в своих машинах, чтобы вывести те на войну. Чертовски ядовитая дрянь, но как топливо работает в любом механизме и расходуется крайне мало.

В ответ девушка с непониманием взглянула на молодого скитальца. Олег вздохнул.

— Не трогай синие канистры. Не подходи к ним с огнём и не дыши испарениями. Они дымятся не потому что горячие, а потому что ядовитые. Хуже этой отравы на свете и нет ничего. Теперь понимаешь?

Анюта кивнула. Теперь она смотрела на канистры и бочки с должной опаской.

Холод снежного дня в лагере разгоняли большие костры. Возле них, готовя оружие к бою, сидели мрачные люди. Ожидая от чужаков лишь дурного, солдаты провожали скитальцев тяжёлыми взглядами. Никто из дружинников не знал насколько близко подобрался к ним враг, но каждый чувствовал, что решающая битва вспыхнет у гор совсем скоро.

На большой возвышенности расположился внутренний острог воеводы. Его окружил надёжный частокол, что мог выдержать даже самое жестокое нападение. С вершин брёвен стелились голубые знамёна под цвет старого неба – это был общий знак для всего объединённого воинства шести городов. На подходах к острогу стояли укрепления сложенные из мешков набитых землёй. Как раз возле них путь скитальцам и преградил отряд пулемётчиков.

— Какая нелёгкая принесла? — осведомился человек с жёлтой лентой на рукаве. При каждом его шаге одежда звенела от обилия нашитых железных кружков. Встречать домовых вышли дружинники Китежа.

— Мы в дозоре на скитальцев натолкнулись. Они идут с востока и несут вести о Серой орде. Сейчас их к Ладону ведём, — коротко ответил ему Славомир, после чего лицо домового стало более мрачным. — Случилось ещё кое-что, но это уже мой личный разговор с воеводой.

Китежец прищурился и, кажется не поверил:

— А точно ли они сказальцы? Может быть просто шпионы? Как ты их проверял?

— Уж проверял, не твоего ума дело, рыбья душа, — сплюнул Славомир под ноги охраннику, — Ты лучше меня не задерживай. Как видишь, новости важные, а моё дело и вовсе отлагательств не терпит.

— Занят воевода. С Иваном Красным разговаривает, твоя персона ему сейчас ни к чему.

— Ах, Красный Иван! Вот с ним-то мы сейчас и потолкуем!

Домовой отодвинул ошалевшего китежца в сторону и широко зашагал ко входу в острог.

— Стой ты! Леший тебя дери, куда прёшь?!

Охранники закричали и зазвенели железной чешуей одновременно. Один даже схватился за кобуру на поясе, но Славомир прошел мимо него вместе со всеми дозорными. В общей куче пришлось идти и скитальцам. Анюта подозвала Ярчука поближе к себе. Пёс опасливо потрусил за хозяйкой, хотя чуял рассерженный нрав окружавших людей. Он будто понял, что дружинники даже готовы драться друг с другом, и лишь малое удерживает солдат от открытой борьбы.

Домовые шумной толпой ворвались в острог воеводы. Охрана из китежцев преградила им путь, но Славомир уже увидел стоявшего возле голубого шатра человека. Черноволосый мужчина в хорошем тулупе и приглаженной бородой ответил на вторженье презрительным взглядом.

— Иван, рожа ты хамская! Иди сюда, я тебе кишки из задницы вытрясу! — пробасил Славомир в полный голос. Таврит продолжал сверкать на домового глазами полными ненависти. До беспорядков в остроге с Красным Иваном говорил сам воевода. Ладон был невысокого роста и уже далеко не молодым человеком. Нахмурив седые брови, он повернулся к без дозволения ворвавшимся воинам. Под его волчьей шубой блеснула кольчуга сделанная явно из железа рухнувших кораблей.

— Ты что же, Славомир, совсем потерял уважение?! — громогласно перекрыл воевода весь гомон.

Охрана пыталась удержать дружинников подальше от Ивана, но таврит не боялся. Он лишь усмехнулся угрозам и обратился к Ладону:

— Мы с вами попозже договорим, сейчас мне пожалуй лучше уйти – того и глядишь вся эта свора с цепи сорвётся.

— Ты кого это там «сворой» назвал?! — возмущённо закричал Славомир. Он старался стряхнуть с рук сразу трёх крепких охранников. — Иди сюда, я тебе глаз выковыряю!

Красный Иван не стал проверять надежность обещания домового. Он поспешил покинуть острог, держась подальше от разозленных дружинников. Только тогда Славомир успокоился и отбросил охранников прочь, словно мог сделать это когда только захочет.

Ладон тяжко вздохнул и посмотрел на него с усталой тоской.

— Ну, и зачем ты всё это устроил? Мы же с тобой ещё вчера говорили, что без мира на перевале Серых не остановить. Что ты мне тогда на это сказал?

— Что вчера сказал, то этим утром уже кровью умылось! Наш дозор, тавриты перестреляли в пяти километрах отсюда. На дороге подстерегли, в упор били сукины дети!

— Откуда ты знаешь, что это были они?

— Василий – десятник мой выжил, он и сказал о том, кто это сделал. Тварей тавритских надо учить, пока есть ещё время на место поставить! Я не мальчик такое терпеть, домовые такого не стерпят!

Позади него раздались одобрительные голоса:

— Сегодня черту скотоводы переступили! Только кровью такое смывается!

— Кровью, — мрачно повторил воевода. Ладон заложил руки за спину и не спеша подошёл прямо к дозорным.

— Крови здесь скоро будет много. Так много, что весь перевал до краёв ей наполнится. Сколько нас сейчас здесь стоит, Славомир?

— Много. Серым не пройти…