– Когда ехать?

– Прямо сейчас и поезжайте. По вечерам ваши соотечественники любят скучиваться и посвящать свободное время пустой болтовне. Наверное и наш Андре с ними.

По дороге Кондратьев замучил намеками на близость Иволгина с мадам Морель. Иван Алексеевич сперва делал вид, что не понимает, потом отнекивался, а потом перешел в наступление:

– Ничего ты, месье Димон, не понимаешь в женщинах. В сегодняшнем разговоре она четыре раза упоминала твое имя. Интерес у нее явно не праздный. Конечно она тебя старше, но не настолько, чтобы отвергнуть ее любовь.

– Думаешь у меня есть шанс? – ситуация сразу развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Думаю есть.

Кондратьев замолчал и ушел в свои мысли. Во дворе дома не увидели ни одного человека. Пьер поведал, что жители обычно собираются на общественной кухне, единственной на каждом этаже, просторной, но на двадцать комнат.

Появление двух прилично одетых мужчин остановило людские голоса. Сколько человек вытаращилось на непрошенных гостей, сказать было невозможно.

– Мы ищем Андрея Каравайщикова, так звал его батюшка, а во Франции он стал называться Андре Шьянсе. Скажите, в какой комнате он проживает?

– Вы кто ему будете? – тщедушный дедок задал вопрос и зашелся кашлем.

– Мы друзья его отца. Исполняем последнюю волю, покойный просил навестить сына и кое-что ему передать.

– Ежели деньги, то оставляйте, передадим, – прогнусавила толстенная баба, на лице которой отразилась не только бурная жизнь, но и все диагнозы срамных болезней.

– Нет, не деньги, – Иволгин говорил очень медленно. Хотел рассмотреть толпу и выбрать себе собеседника для конфиденциального разговора.

Еще поговорив с полчаса, поупражнявшись в словословиях, Иволгин оставил Кондратьева для дальнейшей беседы, а сам подошел к женщине годов тридцати и пригласил ее в коридор.

– Вас как величать? – начал Иволгин.

– Настя, – прозвучал ответ.

– Замужем?

– За кого тут идти? Вы же сами видели. Убирать дерьмо мне и в больнице надоело.

– Я дам вам денег, если вы честно скажите, в какой комнате живет Андрей и главное, как его найти?

– А сколько дадите?

Иволгин достал рейхсмарки, взял одну банкноту и передал в руки Насти.

– Это много, я столько о нем не знаю, – застеснялась женщина.

– Говорите.

– Он живет в комнате, которая предпоследняя по правой стороне. Только его уже давно никто не видел. Работает на электростанции. Не знаю, чем занимается, но всегда чистый и опрятный. Свободно говорит по-французски и еще умеет составлять жалобы. Все жильцы к нему обращаются. К нему часто обращаются не только с нашего этажа, но и со всего дома.

– А у него есть девушка?

– Наверное имеется. Но сюда он ее ни разу не приводил. А исчез Андрей перед тем, как приехали гестаповцы, учинили обыск в его комнате, допросили всех жильцов и грозили страшной расправой. Он исчез и с тех пор не появляется.

Иволгин прибавил к банкноте для Насти еще одну и спросил про участие Андрея в Сопротивлении.

– Не знаю. Гестаповец приводил француза месье Бертран.

– Конечно, я все понимаю, служебное рвение, желание самому получить результат, но зачем засылать целую бригаду гестаповцев, чтобы перепугать всех и вернуться ни с чем? Они же весь дом перевернули. А мы тут изобретаем какие-то встречи, комбинации, морочим людям головы. А за нас месье Бертран уже все сделал, – Иволгин докладывал Хартманну, добавляя в свое повествование определенные нецензурные вкрапления.

– Я этого не знал. Этот дурак видимо не хотел, чтобы мы приезжали; может решил нас унизить перед рейхсминистром.

Утром собрались в кабинете Хартманн, Иволгин и Кондратьев. Штурмбанфюрер предупредил, что Бертран не придет.

– Он вообще не скоро увидит Францию, – злость переполняла Хартманан, – идиот со служебным рвением.

Прошло какое-то время, видимо немцу нужно было успокоиться, и он объявил:

– Завтра мы уезжаем в Берлин. Ваша задача на сегодня – съездить в Фоли Бержер и провести встречу с Живиловым. Сделайте все возможное и получите от него сведения про золотую карету скифов. И никаких ресторанов, хватит тратить впустую казенные деньги, – Хартманн ударил кулаком по столу, встал и ушел.

– Слышь, Димон, себя не уважать, беседовать с Живиловым во дворе ресторана.

– Спросим у Пьера, может найдет дешевую кофейню.

Семен Живилов снова договорился с напарником. Он был уверен, что очередная встреча состоится в ресторане, где сможет попить и поесть. Заведение, куда они вошли, вызвало у Живилова легкий ступор. Но когда он увидел во внутреннем кармане тренча Иволгина горлышко от бутылки Смирновской, настроение улучшилось. Конечно, легкая и сладкая закуска плохо сочетается с водкой, но это когда есть выбор и хорошее сплошь и рядом. Но жизнь приучила его радоваться малому. Вопрос про золотую карету скифов вызвал у капитана гомерический смех.

– Точно, была там карета, там еще много чего было. Но карета… ха-ха…ха-ха… Та золотая карета в длину половина аршина, в высоту еще меньше.

– То есть в длину 35–40 сантиметров, а в высоту 25–30? – уточнил Иволгин.

– Так точно, господин штабс-капитан.

– Ты можешь ее нарисовать?

– Легко.

За скромную плату буфетчик принес бумагу и карандаш. Еще вытер стол, чтобы можно было положить лист.

Иволгин нисколько не сомневался в смертельном исходе французской эпопеи. Надо было срочно бежать. Из комендатуры не скроешься, там один доброход опережает другого. Бежать надо сейчас и немедленно. Иволгин сделал вид, что пошел в туалет. В голове просчитывал варианты: на выходе авто с Пьером-наблюдателем; скорее всего Димон тоже не дремлет. В глухом туалетном отсеке с двумя кабинами ни окна, ни вентиляции. Иволгин пошел на запах кофе. Из небольшой кухни, в которой на плите стояли две кофейни, на столе багет и горка печенья, имелся выход на улицу. Переступив порог, понял, что оказался в западне. По бокам и прямо три кирпичных стены и ни одного выхода на улицу. Пришлось вспомнить молодость. Одну ногу подставил на выступ к стене, подскочил и руками ухватился за край. Другой ногой уперся в стык двух кирпичей. Попробовал, упор надежный. Еще рывок и Иволгин сел на стену, глянул вниз, высота небольшая, травяной газон. Такой же похожий двор, только прямо имелся выход. Иволгин спрыгнул вниз и вышел на улицу. В левой стороне в глубине домов увидел купол церкви. Он сильно удивился, когда встал перед бревенчатым православным храмом в безлюдном дворике. Иволгин окрестил себя знамением и переступил порог. Нос уловил знакомый запах горящих свечей. Не сразу, но почувствовал ту особую энергетику, посещавшую его всегда на богослужениях. Встал перед образом Николая Угодника и прочитал молитву:

– Верую, Господи! Помилуй меня и прости мои согрешения вольные и невольные, которые я совершил словом и делом, сознательно и бессознательно, и удостой меня без осуждения быть причастником пречистых твоих таинств во оставление грехов и для вечной жизни.

Подошел к прилавку, положил имеющиеся у него франки и взял три свечи. Одну поставил Спасителю, вторую храмовой иконе Серафима Саровского. На выходе постоял перед каноном и поставил третью свечку за упокой погибших товарищей своих. Обернулся, на выходе стояла сгорбленная старушка и подслеповато смотрела на него. Иволгин подошел к ней и хотел завязать разговор, но женщина его опередила:

– А ты пришлый. И на душе у тебя смятение. Могу чем-нибудь помочь?

– Мне нужно спрятаться на неделю. Я не знаю, куда идти, клянусь, на мне нет ни единой капли крови. Просто я осведомлен о том, о чем нельзя быть осведомленным.

– Иди за мной, – молвила старушка и заковыляла к выходу.

Подошли к одноэтажному кирпичному зданию в три окна и с узкой дверью. В небольшой комнатке, вытянутой, как рукав, стояла узкая кровать и низкий столик.

– Недельку поживешь тут, более держать тебя не смогу, точно прознают и слух пойдет. Отхожее место во дворе, туда ходи только по темноте. Воды и хлеба принесу позже.