— Наверно, мне надо сделать завещание, — бодро сказал Патрик. — Постараюсь до вечера встретиться со своим адвокатом. Хорошо бы вы при этом присутствовали в качестве свидетеля. Если я приглашу его на три часа, вас это устроит?

— Та-ак, — протянул Бэрридж. — Никуда вы вечером не поедете, еще один труп мне не нужен.

— Поеду, — упрямо возразил Патрик.

Минуту они в упор смотрели друг на друга.

— Хорошо, — уступил доктор, — но вы будете действовать по моему плану.

— У вас уже есть план?

— Пока нет; сначала надо взглянуть на место встречи.

Знакомство с местностью прошло без происшествий. Вернувшись, Бэрридж нарисовал для Патрика план улицы и участка, где стоял указанный в письме дом.

— Там одни летние коттеджи, — пояснил Бэрридж, рисуя обозначающие дома квадратики. — Сейчас они пустуют; наш коттедж крайний — за ним домиков нет: площадка для гольфа, дальше кустарник. Подъехать можно только по улице. Я обошел участок вокруг, от задней калитки (смотрите, вот она, выходит на площадку для гольфа) идет тропинка, по которой можно выйти на соседнюю улицу. Участок большой и заросший, а коттедж расположен в глубине, ближе к задней калитке, от ворот к нему ведет дубовая аллея. Деревья старые, с толстыми стволами. У ворот и еще в двух местах на аллее есть фонари, причем освещение включается из дома.

— Вы были на участке?

— Да. Ворота и калитка заперты на замок. Вечером, я думаю, ворота будут открыты.

— Как же вы туда попали, если все заперто? — наивно спросил Патрик.

— Перелез через забор. А вы как думали? Вы бы на моем месте не полезли?

— Я-то полез бы, но я думал, что вы ничего такого делать не станете.

Бэрридж хмыкнул. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал ему, что он, известный хирург, полезет через забор на чужой участок с целью устроить там потом засаду с револьвером в кармане, Бэрридж рассмеялся бы такому человеку в лицо, однако теперь ему было не до смеха. Хотя доктору не были известны мотивы, по которым Патрик отказывался обратиться в полицию, у него сложилось впечатление, что тот по какой-то причине сам боится полиции и потому уговаривать его изменить свое решение бесполезно.

— Что мы будем делать? — Глаза Патрика возбужденно блестели.

— Вам надо приехать туда минут десять-пятнадцать одиннадцатого. Если приедете раньше, подождите на шоссе, откуда до коттеджа езды пять минут. Остановитесь не доезжая до ворот. Если перед воротами будет гореть фонарь, поставьте машину так, чтобы быть в темноте. Свет в машине обязательно погасите и ждите, пока я вас позову.

— Я думал, мы поедем вместе.

— Нет, я поеду раньше, чтобы быть на месте в начале девятого. Автор письма, наверняка, явится туда раньше десяти.

— И вы намерены его задержать? — Патрик нахмурился. — Ваш план мне не нравится. Вы берете все на себя, а я, получается, вообще ни к чему. Нет, я поеду вместе с вами, и мы устроим засаду вдвоем.

— Это не имеет смысла, поскольку у нас всего один револьвер, — возразил Бэрридж. — Ваше присутствие будет меня только связывать; одному мне удобнее. Я устроюсь около беседки, оттуда видны и ворота, и калитка.

Если бы на месте Патрика был кто-то другой, Бэрридж согласился бы ехать вместе, но брать Патрика он не хотел: хотя сейчас тот держался нормально, в его поведении было слишком много неожиданных и непонятных поступков, а в критической ситуации, требующей быстроты и решительности, та­кой спутник — нервный и способный на непредвиденные действия — лишь увеличивал опасность; однако Патрик продолжал настаивать.

— Или вы будете делать то, что я вам говорю, или я заявлю в полицию — хотите вы этого или нет, — сказал Бэрридж, чтобы прекратить бесплодный спор, и Патрик был вынужден уступить, но выражение его лица вызвало у доктора неясные опасения.

Когда стрелки часов приблизились к трем, Бэрридж вспомнил об адвокате.

— Вы намерены изменить прежнее завещание или у вас до сих пор его вообще не было? — спросил он, стремясь отвлечь Патрика от мыслей о вечерней засаде.

— Не было.

— Простите за бестактный вопрос: кто в таком случае унаследовал бы ваше состояние, если бы вы погибли?

— Гловер, у меня нет других родственников.

— А в чью пользу вы собираетесь составить завещание? Или мне не следует этого спрашивать?

— В пользу родителей Камиллы, — нехотя ответил Патрик. — Простите, мистер Бэрридж, мне надо подготовить бумаги. — С этими словами он ушел.

«Как бы он ни любил Камиллу, оставлять свое состояние ее родителям — поступок довольно необычный. Почему он отдает им предпочтение перед Гловером? Гловер — родственник Карлайлов, знаком с Патриком много лет, и между ними до сих пор сохранились хорошие отношения: Патрик сам говорил, что не ставит Гловеру в вину показания против Камиллы. Тогда почему он намерен сделать такое странное завещание?»

Ровно в три прибыл адвокат. Завещание Патрика Карлайла было коротким: десять тысяч фунтов он оставлял Фрэнсису Гловеру, пятьдесят тысяч — Джемме Кембелл, остальное — поровну леди и сэру Гилсленд, родителям своей покойной жены. Анна Эверард, на чье имя он переводил деньги в Эдинбург, в завещании не упоминалась. Доля Гловера и Джеммы не шла ни в какое сравнение с тем, что в случае смерти Патрика доставалось Гилслендам.

В половине седьмого Бэрридж выехал из особняка Карлайлов на «мерседесе» леди Камиллы. Уже зная дорогу, он спрятал машину в кустарнике за полмили до коттеджа и пять минут девятого подошел к забору. На воротах по-прежнему висел замок, калитка тоже была заперта. Бэрридж снова перелез через забор, добрался до маленькой круглой беседки, откуда просматривалась ведущая к воротам аллея, и расположился позади нее. Задняя калитка тоже была видна, но хуже — мешал буйно разросшийся кустарник. Кругом было тихо. Доктор проверил фонарь, переложил заряженный револьвер из пальто в пиджак, а пальто снял, чтобы свободнее двигаться, и засунул в кусты. Быстро темнело, и в половине девятого он уже больше полагался на слух, чем на зрение.

Около девяти со стороны калитки раздался шум, но, как Бэрридж не вглядывался в темноту, разглядеть ничего не удалось. Наконец по донесшемуся звуку он догадался, что тот, кого он ждал, тоже перелезает через забор — очевидно, ключей у него не было. Звук, напоминающий прыжок с забора на землю, повторился.

— Иди сюда, — раздался чей-то приглушенный голос.

— Сейчас, — отозвался другой. — Тут какие-то колючки.

То, что их было двое, стало для Бэрриджа полнейшей неожиданностью, однако менять планы было уже поздно.

— Я зажгу свет у ворот, — сказал первый.

Шаги стали приближаться, затем в беседке раздался шорох — кто-то шарил там в поисках выключателя, Бэрридж ошибся: уличные фонари включались не из дома, а из беседки, возле которой он расположился. Доктор бесшумно отступил в глубь кустарника, сама беседка была погружена во мрак, свет от ворот терялся в густой листве. Через пару минут подошел второй, их фигуры смутно вырисовывались через ажурные переплетения беседки.

— Без пяти девять. Пора снимать замок с ворот. Где инструменты?

— Здесь, у меня. Я сделаю.

Один из говоривших направился в сторону ворот, и вскоре там раздался скрежещущий звук.

«Ломает замок», — догадался Бэрридж.

К его досаде, человек у ворот стоял, повернувшись к нему спиной. Бэрридж ждал, когда он закончит и пойдет обратно, теперь там было достаточно светло, чтобы разглядеть его, однако, когда он повернулся, доктор увидел только низко надвинутую на лоб шляпу и поднятый воротник пальто.

— Я зажгу еще фонарь на аллее, — сказал остававшийся в беседке. — Пусть он отойдет подальше от ворот, чтобы не успел удрать, если я с первого раза промахнусь. Хотя я вряд ли промахнусь.

От вспыхнувшего на аллее фонаря стало светлее и в самой беседке, но оба находившихся там человека смотрели в сторону ворот, и Бэрридж мог изучать только их спины.

— Давай уйдем, — неожиданно сказал тот, который ходил к воротам; Бэрридж различал их силуэты, сбивавший замок был пониже и потоньше. — Уйдем, — повторил он просительно. — Я не могу.