– Ладно, пойдем, пойдем сейчас, Иван, – уговаривал его подошедший Мирон. – Хватит с тебя на сегодня, завтра уже разберешься со всем.

– Замолкни, Мирошка, и сядь, где сидел! А то и ты у меня сейчас получишь! – не унимался Иван.

– Да хватит уж, Иван, полно тебе, – присоединился к Мирону и Сашка.

– Все же печенки-то я тебе вырежу, щенок! – продолжал рычать на Николая кипящий, как паровоз первого класса, Иван.

Двое рабочих, Мирон и Сашка, принялись уводить Ивана из мастерской, хоть он и делал некоторые попытки вырваться и попытаться расквитаться с Николаем, все же скоро они куда-то увели его.

Николай протяжно выдохнул. Он тут же приложил все свои душевные силы, чтобы как можно быстрее позабыть сию ситуацию, и, будто бы и не с ним это произошло несколько секунд назад, принялся оттачивать ножички и топоры. Работу свою он выполнял медленно и сосредоточенно, полностью погружаясь в процесс и уже собо не рассуждая о его результате. Тем не менее ножички и топорики получались очень даже остренькие. Аккуратно и не спеша выполняя свою работу, Николай не заметил, как в мастерскую вошла краснощекая девица примерно его возраста. Рыжие волнистые локоны ее были небрежно разбросаны по плечам и даже в некоторых местах спутаны.

Она тут же бросила на него пожирающий, заинтересованный взгляд и села на табурет у входа, положив деловито ногу на ногу. Иногда она принималась раскачиваться на этом табурете, как бы скучая, ожидая, что оттачивающий инструменты мастер решит ее немного развлечь.

Работал же Николай тогда усердно и внимательно, а потому обратить внимание свое на пришедшую смог только спустя достаточное количество времени, после ее чихания. Чихнула она от летающей по мастерской пыли или же наигранно, для привлечения внимания – Николай тогда не особо сообразил.

– Барышня? Как вы?.. – едва прикрывая свое смущение, произнес Шелков. Он тут же окинул взглядом пришедшую незнакомку от локон на голове до красных туфелек на ногах и сразу отметил, что внешность ее была очень даже необычна и крайне привлекательна. Шелков особо ни с кем, кроме Дуняши, не общался из лиц женского пола, что были его возраста, даже когда жил в своем особняке, и то Дуняша была значительно младше него. Считал он главным занятием для себя тогда – учение купеческому делу, а после этого можно было уже и уделять внимание девкам. Впрочем, наверняка бы, при таком раскладе, его в скором времени женили, поэтому касательно этого Шелков не беспокоился. Тем не менее в частых грезах своих он все же предавался мечтаниям о прекрасной, верной и самой настоящей любви и о женской красоте. Однако считал он, что все любовные чувства и порывы души ожидают его еще впереди. А потому в реальности не уделял этому никакого внимания. Сейчас же он несколько потерялся и даже не особо понимал, как говорить, чтобы не выглядеть смешным.

– Не ожидал вас здесь увидеть… Что надобно вам, милейшая? – Шелков попытался сделать серьезный вид.

Рыжеволосая тут же ласково заулыбалась и, встав с табурета, как-то прищуриваясь, начала приближаться к Шелкову. Бежевое платьишко ее замечательно соотносилось с цветом локонов, и это еще более придавало сей особе привлекательности.

– Ничего мне не надобно, так просто зашла поглядеть, кого это дядя Осип к себе в работнички взял, – она словно пела или же будто насмехалась, возможно, у нее была такая манера разговора – этого Николай не мог понять. – Ну и кто это тут у нас такой?

– Ну вот меня и взял. Если вам так это интересно. – Шелков продолжил заниматься своим делом. Он совсем не желал казаться деревенским простаком, а потому решил сделать вид, что для того, чтобы заинтересовать его, мало рыжих развевающихся волос, красивого нежного платья и прелестного ухмыляющегося личика.

– Ну а зовут-то тебя как, работничек? – иронично улыбаясь и не сводя глаз с Николая, поинтересовалась незнакомка.

– Интересно-то все вам, милейшая, да только не та ли самая вы любопытная Варвара, которой на базаре оторвали нос за ее любопытство? – Николай решил принять участие в этой кокетливой игре, теперь он тоже несколько иронично улыбался, при этом продолжая выполнять свою работу.

– Коли уж я «Варвара», то ты у нас кто? Филя-простофиля? – она громко рассмеялась. Ее смех был подобен шумящей на ветру листве лесных деревьев.

– Ох, и озорница же ты, милейшая. Хоть на ярмарку тебя – народ веселить. – Николай продолжал внимательно следить за своей работой, но теперь гораздо чаще бросал взгляд в сторону этой рыжекудрой чудницы. Сам же для себя он отмечал, что она вполне симпатична ему и даже забавляет его, но все же продолжал ожидать чего-то более глубокого.

– Ладно уж, чего честное имя утаивать. Николаем меня зовут.

– О-у-у! – пропела девка. – Получается, ты у нас Николка – красная свеколка! – она вновь рассмеялась.

– Ишь ты, какая резвая-то. Женщин это красит, конечно же.

– Ой, ха-ха-ха! – вновь рассмеялась она на слова Николая и подпрыгнула настолько близко к нему, что на шее и щеках его прекрасно и тонко чувствовалось ее быстрое сбивчивое дыхание. Рыжеволосая вновь очаровательно улыбнулась.

– Ладно уж тебе, брось работу свою. Наработаешься еще за жизнь всю. – Она позволила себе положить свои розовые тонкие ручки на руки Николая, тем самым принуждая его положить инструменты. – Если хочешь – возьми меня на руки и поцелуй, а?

Она сделала наигранно невинные глазки, как маленькая девочка, просящая у взрослого конфету.

– Если хочу… А если не хочу? – Шелков был несколько удивлен столь быстрому повороту событий, да и «особа сия», только что показавшая все свои намерения и «внутренний мир свой», мгновенно начала терять интерес в глазах Николая.

– Ах, вот ты какой?! – Она обижено надула пухлые губки.

– Вот такой вот я, да. – ухмыляясь, ответил Николай, радуясь тому, что теперь он может руководить сим водевильным процессом.

– Ну ничего, я тебе вот сейчас покажу! – Она, смеясь и все еще, как малое дитя, подпрыгивая, начала щекотать Николая. Это уже был второй случай за день, когда с Николаем попытались расквитаться за неугодное поведение его. Однако ситуация с озорной девицей ему нравилась гораздо больше, чем неприязненная ссора с Иваном.

Шелков так же, как и эта незнакомка, посмеивался, но все же по-доброму, чтобы не оскорбить легкомысленную шутницу, пытался несколько оттолкнуть ее, возмущенно с улыбкой говоря: «Эй, вы, барышня, прекратите!», «А, ну!», «Сейчас за нос укушу ведь!». Она же лишь сильнее продолжала его щекотать.

И оба они смеялись, однако каждый воспринимал ситуацию, впрочем, как и друг друга, несколько по-разному. Казалось им тогда, что только они одни есть на этом свете, и никакой боли, тяготения и проблем не существует для них.

Если бы не вошедший в мастерскую Иван с теми же рабочими, что и уводили его, возможно, эта шебутная девица взяла бы свое, и, скорее всего, Николай бы уже не устоял перед этим легкодоступным смехом, этими прыгающими распущенными рыжими волосами и чрезмерно пухлыми накрашенными губами. Однако при виде разъяренного, суть оскаленного волка, нацелившегося на двух невинных зайчишек, Ивана, они остановились, и девка даже как-то резко отстранилась от Шелкова и опустила свои совсем недавно еще горящие глаза. Николай сделал непонимающий вид.

– Что это ты, Фроська, совсем стыд потеряла?! – сурово воскликнул Иван, злостно глядя на смутившуюся рыжую незнакомку. Николай заметил, как она непроизвольно начала дрожать и изрядно бледнеть.

– Ничего… Это просто… Он сам начал заигрывать со мною, пристал тут, видите ли, белобрысый. – Она переминалась с ноги на ногу и перебирала своими тонкими пальчиками завитые от природы «лисьи» пряди.

– Жизнь тебя научит, как на чужое зариться! – полный гнева, прорычал Иван Николаю. – Если еще раз увижу, что ты перед ним бедрами виляешь, то я ни то, что поколочу тебя, так что места живого не останется, а вот этим топором тебе голову отрублю и скормлю ее голодным дворнягам! – прошипел Иван своей, по всей видимости, «возлюбленной».