– Я подумаю, – ответил Норов сухо.

После визита Гены уважения к Серпер у Норова значительно поубавилось. Если она не догадывалась об истинных чувствах любовника, значит, была толстокожа и не так умна, как он о ней думал. А если все же догадывалась и, тем не менее, продолжала с ним отношения, то в этом было какое-то паучье сладострастие, как выражался Достоевский. Сама она, однако, еще не появлялась. Неужели надеялась, что все как-нибудь само собой обойдется?

Анна чувствовала, что над Серпер нависла угроза; она торжествовала и едва это скрывала. Видимо, желая поторопить вынесение приговора, она прибегла к решающему аргументу: положила на стол Норова папку с секретными документами. Это был анализ деятельности «Наружной рекламы» за предыдущий год, проделанной серьезной аудиторской фирмой. Тут были копии бухгалтерских отчетов, «черных» и «белых», к которым Анна имела доступ, а также фотографии рекламных конструкций и «перетяжек».

Из заключения аудиторов следовало, что Серпер грубо занижала цифры, показывая среднюю заполняемость конструкций по году на уровне 75 процентов, в то время как она составляла не меньше 90. Предоставляемые ею скидки рекламодателям были больше тех, что существовали на рынке; некоторые кратковременные рекламные кампании, оплаченные наличными, не были отражены даже в черных финансовых отчетах. И прочее, и прочее…

Проще говоря, не довольствуясь огромной зарплатой, премией и расходами на свое содержание, Света со своей командой ежемесячно «отвинчивала» около ста – ста двадцати тысяч долларов. Крали, похоже, все: смазливый Гена Шишкин, блеклая белоглазая Вера, толстозадая кокетливая бухгалтерша, даже алкоголик-юрист; но больше всех, конечно же, сама Света. Она, несомненно, руководила процессом и распределяла украденное.

Особую статью составлял бартер. Некоторые торговые фирмы оплачивали изготовление и размещение рекламы не живыми деньгами, а своими товарами и услугами. Бартер среди рекламщиков всегда считался невыгодным, поскольку стоимость товаров фирмы неизменно завышали; Света объясняла Норову, что отдает под него лишь непроданные конструкции, чтобы те не пустовали. Но это не соответствовало действительности, – согласно отчету, под бартерную рекламу часто шли и хорошие места.

В счет бартера Серпер и ее сотрудники отдыхали в отпусках за границей, делали ремонты и обставляли квартиры, одевались, лечились в платных клиниках. Бесцветная белоглазая Вера сумела удивить Норова: оказывается, она по бартеру вставила себе грудные импланты и брала по четыре норковых шубы за сезон.

Общий объем бартера определить было сложно, но по осторожным неофициальным оценкам специалистов из двух московских рекламных фирм, он составлял не менее тридцати-сорока тысяч долларов в месяц. И это – в дополнение к тем ста с лишним сотням, которые нашли аудиторы! Частично это подтверждалось документами. Получалось, что Света и ее шайка прикарманивали почти треть прибыли.

Такой наглости Норов от Серпер не ожидал.

Пройдя вдоль городской стены, Норов вышел из Кастельно с другой стороны. К дому вело две дороги: одна короче, другая – длиннее. Он свернул на боковую, описывавшую более широкий круг. Сейчас он, уже не торопясь, двигался по тропинке, заросшей травой, – старой, длинной и жухлой, и свежей, еще мелкой. В темноте травы почти не было видно, но ноги быстро промокли от росы; во время его прогулок это случалось часто, он привык и не обращал внимание.

Света Серпер, которую он считал серьезным умным руководителем, которую он собирался назначить на важный пост в городской администрации, оказалась воровкой и бессовестной невоздержанной бабой, которая на украденные деньги содержала смазливого молодого любовника.

От нее необходимо было избавляться как можно быстрее, но без лишнего шума. Мэрия находилась в войне с областной администрацией; область имела существенный перевес в силах, – губернатор не преминул бы воспользоваться скандалом. Прежде всего, требовалось срочно подыскать Серпер замену. Норов конфиденциально переговорил с Дорошенко, тот взял на поиски нового директора месяц.

В эти дни Норов ходил хмурый, злой и пару раз срывался по пустякам. Особенно его раздражал победный вид Анны, – как будто это не она уговорила его взять на работу Серпер. О своем решении уволить Серпер он ей не говорил, не хотел добавлять ей удовольствия. Поначалу он брал папку к себе домой, потом с отвращением засунул подальше в ящик стола.

Серпер все-таки явилась к Норову, через три недели после их разговора, – отсиживаться дальше в кустах было уже невозможно. Была она притихшая и заискивающая, без тени свойственной ей агрессии. С жалкой улыбкой она сообщила, что подыскала Гене Шишкину место в крупной фирме, и что в течение месяца он из «Наружной рекламы» уйдет. Кажется, она ожидала одобрения, но Норов лишь уточнил дату и сдержанно кивнул.

Чувствуя его холодность, она принялась распространяться о своей благодарности ему, – без него она бы так и оставалась мелкой сошкой, сидела бы пыхтела в какой-нибудь конторе, а он ее оценил и поднял. Напоминание о его кадровом промахе, заставило его поморщиться. Серпер истолковала его гримасу по-своему, решила, что он счел ее слова недостаточными, и добавила пафоса.

Норов пересилил себя, простился с ней ровно, без видимых признаков неудовольствия, и Серпер ушла от него повеселевшая, в убеждении, что ей удалось все исправить и вернуть его расположение. Она даже почти дружески поболтала с Анной, чего давно уже не случалось.

Должно быть, именно этот визит и послужил для Анны последней каплей. Она испугалась, что Норов простил ее врага.

После статьи Курта Аджикина прокуратура возбудила проверку. В «Наружную рекламу» нагрянули следователи с обыском, изъяли документы; Серпер и ее «команду» вызвали на допрос. Серпер запаниковала.

Она примчалась к Норову в состоянии близком к истерике, бледная, безобразная, с трясущимися от страха толстыми губами. Он выслушал ее и попытался успокоить. Он объяснил, что прокуратура наведывается в мэрию регулярно, как только у нее возникает нужда в деньгах или в чем-то еще, вполне материальном. Это, так сказать, издержки производства; неприятно, но не смертельно. Он все уладит, ей нечего опасаться.

Затем он позвонил лучшему адвокату Саратова, с которым сотрудничал уже несколько лет, попросил, чтобы тот представлял интересы Серпер в ходе следствия, расходы он, разумеется, брал на себя. Потом, прямо при ней, связался с городским прокурором и договорился о встрече. У Серпер отлегло.

На первый допрос она отправилась с адвокатом Норова. Позже адвокат рассказывал, что следователь был вежлив, но давил. Серпер сильно нервничала, сбивалась и запиналась. Адвокату ее поведение не понравилось, уверенности в ее стойкости у него не было.

С ее подчиненными дело обстояло еще хуже: белоглазая Вера исчезла и на работе не появлялась, Гена Шишкин готовился удариться в бега, о чем откровенно сообщил адвокату. Толстозадой коротконогой бухгалтерше бежать было некуда, – ее ребенку едва исполнился год, она пребывала в ступоре и, по циничному выражению адвоката, готова была ради спасения своей шкуры не только подписать все, что угодно, но и дать следователю прямо на столе.

Адвокат недоумевал: неужели Норов не мог подыскать для руководства такой важной фирмой кого-то посерьезнее, чем эта шайка мелких жуликов? В ответ Норов лишь виновато разводил руками.

Хорошая новость заключалась в том, что самому Норову, по твердому убеждению адвоката, опасаться было нечего, – против него не существовало ни единой улики, ни одного документа. Даже если бы из Серпер и выжали неблагоприятные для него показания, это был бы ничем не подтвержденный оговор, который ни один суд не примет в качестве доказательства. Мнение адвоката единогласно разделяли и юристы Норова.

И все же ситуация Норову совсем не нравилась, в нем постепенно нарастало чувство тревоги. Первым делом он встретился с городским прокурором, своим давним приятелем, которому было поручено проведение проверки. Тот несколько виновато объяснил, что никогда не начал бы действий против Норова по собственному почину, но приказ областного начальства не подлежал обсуждению. Он, впрочем, обещал, что проверку его ведомство проведет формально; никаких уголовных дел по ее итогам возбуждаться не будет.