– Ферсоний! Чертов ублюдок, пьяница! Скотина такая, а! – громко орала тучная гневная супруга. А позади шли её родители.

Ферсон приподнялся и сел на задницу, находясь по-прежнему в шурфе.

– Мама! Ты посмотри, что с домом стало блядь!? – прокричала супруга.

– А-а-а! О, Дева Мария! Я тебе говорила, я тебе говорила про эту затею, ой говорила!

Дом был погружен в землю по самую крышу. Вокруг дома лежали целые горы земли. Будто кто-то рыл траншею. А чуть в стороне, была ямка, глубиной с детскую ванночку, где весь в грязи сидел Ферсон, со сточенной на половину штыковой лопатой.

– Ну какое же ты дерьмо, Ферсон! – начала супруга, подойдя к шурфу. Какое же ты ничтожество!

– Это не я.

Несколько месяцев назад он стал захаживать в один стриптиз-бар. Когда, конечно, ему удавалось ускользнуть от жены, усталости и депрессии, наступающей ему на мозолистые пятки. Ему это удавалось примерно один раз в две-три недели.

В баре всегда была приятная спокойная атмосфера, немного народу, симпатичные полуобнаженные девочки. Единственный недостаток – дорогой алкоголь. Пиво за 350 рублей и это далеко не “Гиннес”. Но он, с раннего детства научен бороться с недостатками. Его семья, как и большинство семей в девяностые, была нищей. Поэтому он, не изменяя старым добрым традициям, заложенным еще отцом, напивался дома или в ближайшей дешевой забегаловке. И приходил в бар уже как следует подготовленным. Там он брал порцию самого дешевого виски, одну бутылочку колы, лед, и пил это дерьмо весь вечер. Здесь он чувствовал себя как дома. Если бы он был богатым одиноким красавчиком. Но из этих трех определений он мог претендовать только на последнее и то с большой натяжкой. Кому-то он был симпатичен, но для большинства нет. Поэтому ему нравились только те, кому нравился он. Нехитрая арифметика. Идеальная рецептура. Никаких промахов. Он не хватал звезд с неба и не носился за каждой симпатичной бабенкой. У него свой контингент. И он узкий. Он сразу понимал стоила ли игра свеч или нет. Принцесса понравилась ему сразу. Естественно только после того, как он понял, что понравился ей. Взаимная симпатия, мать её. Они долго ходили вокруг да около. Улыбались. Смотрели. Потом она подошла и позвала его на приватный танец. Он отказался. Он поставил себе цель никогда не ходить на приват. Принципиально. Почему? Ну, во-первых, это дорого. За эти деньги три пива можно купить. Или два коктейля из колы с мочой и льдом. И что он там не видел? В тридцать лет у него было тридцать женщин. Чем же она может его удивить? Он видел все. Необычайной формы влагалища, гигантские и карликовые клиторы, груди от минус единицы до пятого, жирные, худые, мускулистые, лысые, волосатые, со сломанными руками, азиатки, трезвые, под кайфом, сумасшедшие, скромные, спокойные, зануды, гимнастки, веселушки, с больными спинами, с молочницей, дикие, фригидные, нимфоманки, влюбленные, ненавидящие, молодые мастерицы, пожилые неумехи, жены друзей, любовницы, лучшие подруги.

Он сопротивлялся до последнего. Игнорировал. Смеялся. Замечал, что она смотрит на него, когда ведёт очередного мужика на приват. Чувствовал ее флюиды. Ее мольбу. Ее сигналы. Он боролся. Когда она подходила к нему и звала, он говорил:

– Как ты не понимаешь? Мне нельзя идти.

– Почему?

– Потому что я влюблюсь в тебя.

И она смеялась, глядя в самую глубину его сердца. О, как он боролся. Как сопротивлялся. Господь, ты свидетель! Но он всего лишь обычный человек. Слабый. И чертовски порочный.

Он перебрал. Да, что юлить, он нажрался. И пошел, полетел в бар. Она была там. Он сразу же поймал ее взгляд, поймал ее ладонь, и они пошли. Без слов. Без эмоций. Без лишних конструкций. Они зашли в кабинку и сразу же набросились друг на друга. Она не танцевала. Нет. Они целовались. Страстно. Ненасытно. Неумело. Как школьники. Поцелуй длиною в шесть минут. Он видел только ее глаза. И чувствовал только ее вкус. Он утонул. Он захлебнулся. Они вышли из кабинки, и он сказал ей, что больше не придет. Иначе наступит конец света. Она засмеялась, чмокнула его в щечку и убежала принимать душ, смывать с себя свой сок и его слюни.

Он вернулся в бар только через три месяца. И не нашел ее. Он пришел туда и на следующий день. Он ходил каждый день. Её там не было. Одной из девочек стало жаль его. Она сказала, что Принцесса улетела в Москву и теперь работает там в элитном баре на Тверской. Уехала на заработки.

Несколько месяцев спустя, выезжая с работы на велосипеде, он неожиданно столкнулся взглядом с девушкой. Было в ней что-то до боли знакомое. Он промчался мимо, не сбавляя скорости. И через несколько секунд, чуть не упав с велосипеда, расхохотался. Он смеялся и не мог остановиться. Это была она. Она, мать её. Принцесса. Только вместо носа у нее зияла дыра от запущенного сифилиса. Вот тебе и Москва, вот тебе и элитный бар на Тверской.

– Чувак, ты просто ни хрена не понимаешь. У тебя же вкуса нет. Чувство прекрасного начисто отсутствует. Ты бесчувственный кусок дерьма. Ты никого никогда не любил по-настоящему. Мне тебя искренне жаль.

– Ой, да ладно. Не выпендривайся, а? Чувство прекрасного. Золотое сечение. Бермудский треугольник. Анальная трещина. Триппер. Ну мне-то можешь не втирать. Плавали-знаем. День пройдет и где оно твоё чувство?

– Я люблю её. Люблю, ну как ты не понимаешь?

– Да нет её. Любви нет. Тойоты нет. Ничего нет.

– Да ты гонишь, чувак. У меня в животе бабочки, размером с Годзиллу, порхают. Я чувствую себя школьником. Мне хочется петь и танцевать…

– Срать тебе хочется.

– Зачем эти грубости? Ты должен быть рад за меня. В тридцать пять лет я снова влюблен. Снова летаю в облаках. Парю. Я готов к свершениям. О, Тойота! О, мама мия! Ти амо[3]… ТИ АМО!

– Заткнись уже. Не могу слушать эту ванильную чертовщину. Тебе нельзя ее любить.

– В смысле нельзя? Кто мне может это запретить? Сердцу не прикажешь! Любовь – это дар. Дар небес…

– Я тебя просил прекратить нести это дерьмо, но ты не послушал. Я не хотел тебе этого говорить, но… Тойота – всего лишь обычная шлюха.

– Что ты сказал, подлец? Как ты ее назвал? Я не позволю порочить ее имя. Она – чистый ангел, а ты … Ты просто завидуешь моему счастью.

– Ты совсем ёбнулся? Я же тебе сказал: “Она – шлюха”. Я ей деньги заплатил, чтобы она пошла с тобой на ужин. Две тысячи рублей. На два часа. Сколько вы ужинали?

– С 17 до 19. Она сказала, что ей надо по делам еще успеть…

– Ага, по своим шлюшьим делам.

– Ты лжешь. Этого не может быть. Ты все придумал. Она не могла…

– Тогда почему она больше тебе не отвечает? Телефон разрядился? Три дня, кажется, прошло, нет? До зарядного устройства не добралась, наверное. Всё по хуям скачет, да на ужины ходит.

– Ты врешь!!!

– Нет. Успокойся. Я понимаю как это неприятно, но будет еще хуже.

– В смысле?

– Потерпи, ЧУВАК. Вот выписка по интернет-банку. Смотри. В прошлую пятницу 16:11 перевод 2000 рублей по номеру телефона. Проверь, её же номер? Её.

– Ёб…

– Погоди. Это еще не все. Смотри дальше. Понедельник. Поступление на счет 2000 рублей. От неё же.

– Как… как это понимать? Почему она вернула деньги?

– Ну она сказала, что не может принять эти грязные деньги.

– Да ладно? То есть, я ей понравился?

– Ага, ага. Конечно. Понравился. Она позвонила мне в понедельник и попросила о встрече. Ну я был в своем кабинете, как раз собирался уходить, ну, в общем, она сказала, что через 10 минут приедет.

– Зачем?

– Вот и мне было очень интересно. Ну короче, она приехала и отсосала мне прямо в кабинете, а потом перечислила деньги.

Приятель попросил меня составить ему компанию, чтобы отвезти системный блок в ремонт. Было лето, стояла адская жара. На общественном транспорте, обливаясь потом, мы доехали до большого здания, в котором находился сервисный центр. Огромное серое здание без каких-либо опознавательных знаков. Мы зашли внутрь. Нас встретил мужчина. Угрюмый инженер в огромных очках. Он не поздоровался. Он отвел нас в какой-то полуподвал, в котором всё пространство было завалено вскрытыми системными блоками. Одет он был соответствующе. Как свинья. В грязном рваном сером комбинезоне. В помещении стоял запах химической возгонки лука, чеснока и папиросного дыма. Вентиляция в помещении отсутствовала и вонь резала глаза.