– Ты – оригинал, так подарки подносить! Это же «Тиффани»!

– Алён, прости. – Он смущённо отстранился. – Серьги мамины. Она настояла, чтобы я надел на встречу. Извини, мне нужно их вернуть.

– У-у! – расстроенно протянула Алёна. – Я уже настроилась.

– Когда успела?

– Ну хоть дай померить. – Она надула губки.

– Прости, что так вышло. – Он снял серьги и протянул девушке. – Ты меряй, а мне надо смыть макияж, если не возражаешь.

– Ага, там чистое полотенце, – рассеянно ответила она, не в силах оторвать взгляд от сверкающих камней.

Пока Сван избавлялся от женского облика, Алёна крутилась перед зеркалом. Обещать он не стал, но подумал: раз уж так вышло, надо ей что-нибудь купить в подарок. Правда, в таком деле более дешёвая вещь будет выглядеть жалко.

– А мне сегодня внимание светит? Или я теперь в немилости?

Он вышел из ванной с полотенцем на бёдрах и встал, прислонившись к косяку, наблюдая за девушкой. Она хитро на него посмотрела и улыбнулась.

– Ладно уж, я не обиделась. Хотя стоило. И не из-за серёжек, а из-за вчерашнего кидалова. Отрабатывать придётся, приятель, жёстко. – Она прищурилась, наклонив голову набок, и прикусила губу.

– Куда ж деваться. – Сван пожал плечами, зная, что девушка не шутит и задаст ему трёпку.

Это была уже другая Алёна, совсем не та, что вчера. Он обожал её всякую и безошибочно читал желания девушки.

Сван спустил полотенце с бёдер и встал позади любующейся собой в зеркале подруги. Его ладонь змеёй скользнула по её шее до подбородка и к виску, а потом поползла обратно, нырнула под тонкую ткань халата и пробежалась по девичьей груди.

Алёна задышала глубже, нетерпеливей и поймала его отражённый взгляд. Одним лёгким движением Сван спустил полупрозрачный халат с её плеч и прислонился плотнее, давая девушке возможность почувствовать восставший член. Каждой клеткой своего тела он ощущал, как ласкова её кожа. Их сердца бились в едином ускоренном ритме любви, а дыхание сливалось.

Два сплетённых обнажённых тела отражались в зеркале, и они оба не могли оторвать от этой картины глаз. Алёна гладила его руки, ласкающие её плоть. Его пальцы то едва касались сосков, то сжимали грудь. Он целовал острые плечи девушки, а ладони спускались всё ниже и ниже к втянувшемуся от сладкого спазма животу. Алёна вздрогнула – он лишь скользнул по клитору.

Сван раздвинул ноги подруги и подсадил девушку на своё бедро, чтобы она смогла увидеть в зеркальном отражении, как красиво её пульсирующее желанием лоно. Алёна со стоном прикусила нижнюю губу и, подняв руки, обхватила его за шею, почти повиснув на ней. Сван поиграл причёской на её лобке и запустил ладонь в тёплую влагу. Горячее лоно девушки обожгло ему пальцы, дыхание сбилось. Они по-прежнему не отрывали глаз от зеркала.

Алёна стонала, бурно откликаясь на его ласки и доходя до исступления. Сван почувствовал, что не может больше ждать. Он расцепил руки девушки, обвивавшие его шею, и нагнул её. Алёна упёрлась руками в тумбу трюмо, а он резко вошёл в неё. Оба с криком выдохнули, ощутив эту сладостную истому. Её хотелось ещё и ещё. Пальцы Свана до боли сжимали бёдра девушки, но она только сильнее выгибала поясницу, грязно ругалась и кричала: «Кончай в меня, кончай!» Зеркало угрожающе задрожало, загремели флаконы духов. Но любовникам было не до этого: они дошли до той точки, остановиться на которой просто невозможно.

Алёна замерла, до белых костяшек вцепившись в тумбу, и перестала дышать. Зная, что сейчас именно это ей нужно, Сван ускорился. Девушка с диким стоном дёрнулась от оргазма. Мышцы влагалища судорожно сжали его член, и он со сдавленным криком обмяк, крепче сжав её ягодицы, чтобы не упасть.

Но это была лишь разминка. Сван по опыту знал, что когда в Алёне просыпается голодная тигрица или она обижена на него, то измотает до смерти, и просить пощады бесполезно.

Да и не хотелось.

Завтра у него будут болеть мышцы, и дрожать руки. Да и сегодня после многократной сладкой пытки сердце грозило остановиться, если бы и сама изрядно потрёпанная подруга наконец не выдавила хрипящим голосом:

– Ты прощён.

Они лежали на смятых влажных простынях лицом к лицу, не отводя глаз, волосы совершенно спутались, а руки не разжимались. В такие минуты Свану казалось, что Алёна любит его. Как ему хотелось открыться ей! Но он не мог, всё равно не мог. И лишь коснулся губами её губ.

– Останься до утра, не уходи, – прошептала она.

– Завтра на работу, надо переодеться.

– А ты так иди. – Она расплылась в улыбке.

– Угу.

Позже, сидя на заднем сиденье такси, Сван вспомнил, что забыл серёжки. Алёна не преминула воспользоваться его рассеянностью: на телефон прилетело фото её милого ушка с украшением.

«Спасибо!» – написала девушка, точно осознавая, что делает.

Сван лишь вздохнул – пропала его годовая зарплата. Но Алёна, без сомнения, создана получать дорогие подарки. О чём это он? Можно подумать, у него повернулся бы язык попросить их вернуть.

Хотя мелькнула ещё одна мысль, будто подруга рассчитывала таким образом заставить его работать с Эдиком. Если так, то не выйдет. Он согласен иметь дело с Робертом, талантливым творческим человеком, а всякие там Эдики Свана просто бесили.

Сбережения у него имелись (он накопил на машину), придётся с ними распрощаться. Доехав до дома, Сван зашёл на сайт «Тиффани» и сделал заказ точно таких же серёжек, чтобы вернуть их маме. Подмены она не заметит.

Было бы неплохо осмыслить события такого непростого дня, но мучительно хотелось спать. Скинув тесную женскую одежду, Сван бросился в ничего не требующие от него ласковые объятия постели.

В человеческой жизни нет ничего уникального. Встречи, расставания, обеды, ужины. Люди крутятся в однотипных колёсах повседневности. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Все переживают примерно одни и те же эмоции. Пожалуй, было бы скучно, если бы не работа.

Сван знал, что пойдёт в медицину, но затруднялся выбрать специализацию, пока не попал на реальное посвящение в студенты – вскрытие. Секционный зал – лучшее место для познания своих границ. В идеале в шею бы следовало гнать из института шарахающихся от тела юношей и девушек, но на их счастье и кабинетной работы достаточно.

Патологоанатом с нежной фамилией Синичкин полностью ей соответствовал, а потому резко контрастировал с обстановкой. А вот звучное имя Генрих никак не вязалось с образом маленького, чуть пухлого мужчины с румяным круглым лицом и юркими глазками.

Пока остальные его сокурсники давились рвотой и нюхали нашатырь, Сван старался подойти ближе, чуть ли не сунуть нос в смердящее нутро, внимательней рассмотреть, как ловко работают аккуратные маленькие ручки Генриха Синичкина.

А когда этот кудесник нежно вытащил весь органокомплекс, потянув за язык, и парочка студентов осела на пол, мозг Свана торжественно воскликнул: «Эврика!», и в его сознании плотно укоренилась идея стать патологоанатомом.

Синичкин рассказывал тем, кто был в состоянии слушать, как важна и интересна эта профессия и как бы к слову заметил, покосившись на Свана, что медик, не испытывающий брезгливости и страха перед телом, обладающий достаточной эмоциональной устойчивостью, обязан идти работать в морг. Таких людей мало, и они очень нужны.

Сван хотел быть максимально полезным и расти в профессии. Ему ли бояться мёртвых? Редкий день он не сталкивался с призраками на улице, они давно стали для него просто прохожими. Их покинутые тела нуждались в его твёрдой руке.

Сван точно знал, что не сорвётся и не запьёт, или заблуждался по неопытности. Время покажет. Год он выстоял. Ещё два дня, и его ждёт первый официальный оплаченный отпуск.

– Куда поедешь? – интересовались любопытные коллеги, а Сван и не думал о том, что надо куда-то ехать.

– Голова! – хлопали они его по плечу. – Отдыхать надо с умом. Кстати, с тебя вискарь.