В будний день работа кипела. Люди чаще предпочитали умирать в дневную смену. Работали втроём, слаженно. Юля принимала вновь прибывших пациентов, заполняла бумаги, составляла опись вещей, Серёжа раздевал, готовил к вскрытию и передавал тела в руки Свана.

Выйти из секционного зала – проблема, надо переоблачаться. Привыкай к редким перерывам, когда уж совсем в горле пересохло.

Криминал не по их части. Ненасильственная бытовая смерть и больничные случаи были специализацией их морга.

Несмотря на свой возраст, Сван обладал достаточной психологической стойкостью. Однако сложных, берущих за душу моментов никому не удавалось избежать.

В самом начале смены пришлось делать вскрытие мальчику, умершему в больнице. Сердобольная бабуля, дежурившая у постели больного, накормила голодного внука пирожками после аппендэктомии. Сколько же на свете нелепых смертей? Сван знал, что муссировать эту тему, сетовать на глупость пожилой женщины и вздыхать об абсурдности ситуации не стоит, но прогнать мучительные мысли было сложно.

Кто виноват? Извечный вопрос, на который нет однозначного ответа.

Дал ли врач бабушке чёткие инструкции или он решил, что это и «ёжику понятно»? Объяснил не ей, а кому-то другому, маме, например, а та не передала их по цепочке. Насколько адекватна сиделка? Страдает ли склерозом или деменцией? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Кто решил, что она справится с послеоперационным уходом?

Нет, ни одна живая душа не станет вдаваться в эти подробности. Ясно же, что вина падёт на бабушку непосильным грузом, отнимет у неё остатки разума.

Задачей Свана было подтвердить диагноз. Больница сделала всё, что смогла, врачи не виноваты. А так ли это?

Призрак мальчика в секционный зал не заходил, хотя бы это его радовало.

Во время работы Сван отрешался от своей личной жизни. Ему нравилось погружение с головой. На свидании с Алёной он же не вспоминал морг. Вот и здесь не думал ни об Алёне, ни о Милане, не планировал отпуск, а сосредоточенно вырезал тромб из ампутированной ноги.

Отработав пять вскрытий за двенадцать часов и смыв с себя запахи морга, Сван бежал на ужин с Алёной. Сегодня им предстояла ночная съёмка, и надо было хорошенько подкрепиться. В больнице есть не хотелось, обстановка не располагала, печенье – это максимум, что он готов был проглотить в её стенах. Возможно, работа всё-таки повлияла на его пищевые привычки: он не ел ни мясо, ни рыбу, заменяя их молочными продуктами, сыром и соей.

Стоя у ворот в ожидании такси, Сван включил телефон и тот затрепыхался как ополоумевший, принимая неслыханное количество письменных и голосовых сообщений от Миланы.

«Маша! Где ты?! Ты меня бросила? Почему не отвечаешь?!»

«Маша, ты же обещала!»

– У меня же никого нет, – плакала девушка. – Понимаешь? Папа кинул меня, и ты меня бросаешь! Что мне делать? Маша!

«Маша, ну пожалуйста, ответь! Ты мне очень нужна».

– Я знаю, ты – добрая. Я верю, что ты объявишься. Я буду ждать, очень ждать.

– С тобой что-то случилось?! Почему не доходят сообщения?

«Боже! Вот я попал! Спасибо, Вадим Вадимович. Чтоб я ещё раз поддался призраку!» – ругал себя Сван, садясь на заднее сиденье такси и набирая номер дочери Яворского. Неудобно было разговаривать в такси, но позже тем более не получится.

– Маша! Маша! – радостно закричала в трубку девушка.

– На работе мне приходится отключать телефон, Милана, – пояснил Сван женским голосом, не стесняясь таксиста. Вряд ли у того возникнут сомнения, что он везёт девушку.

– Маша, меня завтра выписывают! А ведь говорили, что неделю продержат. Как это понимать? Ольгиных рук дело?

– Да, это странно.

– Она с утра прилетела – вся такая заботливая, с коробкой моих любимых конфет. Кудахтала вокруг кровати, всё чем-то угодить пыталась. Еле от неё отделалась. К конфетам я даже не притронулась, боюсь.

– Не думаю, что в её планы входит тебя травить, ты для неё источник информации. И о выписке она договорилась, потому что не терпится поболтать с тобой о детстве. Сама понимаешь…

– Я для правдоподобности спросила у неё о письме. Как считаешь, правильно?

– Если не переиграла, то это даже хорошо. По логике, ты так и должна была поступить.

– Я в театральном кружке занимаюсь, – гордо заявила Милана. – Грубо наехала и устроила истерику, я так обычно с ней и общаюсь. Добавила, что и папу не проводила, и не узнаю, что он мне написал. И всё это из-за неё. Правдоподобно получилось.

– И что она ответила?

– Огрызнулась, что по чужим сумкам не лазит. Сама же, говорит, молнию забыла застегнуть, вот оно и выпало. Спросит у сотрудников крематория, вдруг находили.

– Это хорошо. Езжай домой спокойно, ничего не бойся.

– Маша, – загнусила девушка, – приходи на выписку. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Пусть Ольга знает, что я не одна.

– Ладно, – нехотя согласился Сван. Всё равно не отстанет, а такси подъезжало к конечной точке. – Только на выписку.

– Спасибо, спасибо, спасибочки… – Девочка явно привыкла помыкать людьми.

Сван не удивился, застав Алёну за уже сервированным на две персоны столом. Его вкусы были ей хорошо известны, а время прибытия такси рассчитано по минутам. Без лишних разговоров они набросились на еду. Девушка, как и он, целый день голодала, мотаясь по студиям.

– На днях прочитала, – сказала Алёна, дожёвывая салатный лист, – что Антарктида – вовсе не континент, а огромная ледяная стена, гигантская чаша, не дающая стекать океанам. А Земля на самом деле плоская. В центре – Северный полюс. И древние народы об этом знали. Теорию круглого земного шара придумали, чтобы люди не задавались вопросом: а что там, за краем? А за краем, – заговорщически прищурилась она, – более развитая цивилизация, которая наблюдает за нами, как за подопытными крысам. У них мощные технологии, летательные аппараты, те самые тарелки. Инопланетяне совсем рядом, за ледяной стеной. Ты вот знал, что Антарктида – запретная зона для полётов и навигации? Любого, кто захочет проникнуть в её глубь, сразу же завернут обратно. А ещё туда часто летают политические лидеры. Зачем? Они же не летают на Северный полюс, и он открыт для всех желающих. Почему Антарктида под запретом, а он нет? Экспедиция «Челленджера» хотела проникнуть вглубь, но ничего не вышло. Четыре года их корабли плыли вдоль высокой ледяной стены, и вернулись к точке отправления, так и не найдя проход. Мы живём в симуляции, а Антарктида – конец текстуры, и выйти за её пределы нельзя. Австралия, кстати, это её часть. Никто не может пересечь Австралию. Запрещено продвигаться вглубь континента. Это потому что можно дойти до ледяной стены. И местные аборигены утверждают, что до прихода белых их предки ходили туда и встречали богов, которые давали им семена и лечебные травы.

Когда Алёна не думала о работе, она собирала всякую чушь в интернете. И верила всему, что бы там ни написали, к счастью, быстро забывая. Сван слушал её лепет, не перебивая и не комментируя. Просто любовался становящимся в такие моменты наивным лицом девушки.

Ужин был доеден, они запивали его лёгким вином, наслаждаясь моментом сытости и умиротворения. Сван слушал милый бред Алёны и растворялся в её прекрасных голубых глазах. Он держал ладонь подруги в своей руке и гладил нежные тонкие пальцы девушки.

– А ещё есть теория, что горы – это пеньки гигантских кремниевых деревьев…

– Эй, вы! Завязывайте свои лесбийские нежности, моей маме неприятно на это смотреть, – донёсся от соседнего столика грубый мужской голос.

Сван не повернул головы. Откинулся на спинку кресла и отпустил руку Алёны, уловив всего на миг проскользнувшее по лицу девушки презрение. Он бы сильно вырос в её глазах, если бы встал и басом спросил: «Кого это ты, мудила, назвал бабой?»

Наверное, это было бы круто. Но он знал, что будет дальше. Мужик плюнет в его сторону со словами: «Фу, петушара!» И Сван по законам жанра должен будет заехать ему по наглой роже. А вот этого он как раз сделать и не мог.