Сакара сидит на лавке около своего дома. В ее руке нож, и она увлеченно что-то вырезает из дерева. Сакара невысокая, с виду щуплая, но на деле жилистая. Из-за вороха мешковатой одежды и отсутствия пышных форм издалека легко могла сойти за парня. У нее от природы яркие рыжие и кучерявые волосы, из-за чего в голове Канзана она всегда, в детстве точно, ассоциировалась с каким-то цветком. Сейчас они не особенно длинные, из-за чего она действительно похожа на красочный одуванчик. Щеки и нос усеяны веснушками, а от подбородка через губы, по щеке и аж до виска тянется заметный шрам. Сакара всегда казалась вполне симпатичной, но из-за произошедшего они перестали общаться. Канзан уверен, что Сакара знает, насколько он далек от братьев, но все же его все разъедает какое-то странное чувство вины.

– Сакара…

Она поднимает голову, смотрит на Канзана удивленно, но ее губы тут расплываются в широкой улыбке.

– О, привет, Кан! Давненько не виделись.

– Ага. Как-то так вышло.

– Слышала, что ты в порт ходил с Лараком.

Почему-то ее слова даже ставят в тупик. В голове проносятся воспоминания об этом «походе». Точно не то, чем стоит гордиться.

– Угу, было дело.

– И как тебе в порту?

– Как бы сказать…

– Ха-ха! Да у тебя на лице все написано. Можешь не выдумывать. Слушай, это не всем подходит. Может только ребятам вроде Ларака.

– Тебе он не нравится? – Сакара бросает на него удивленный взгляд.

– Не, ничего подобного. Мне он раньше нравился, но… В итоге я стала его жалеть, а от этого становится как-то неприятно.

– Я просто не понимаю, – она пожимает плечами. – Почему мы должны играть по правилам бледных. Если даже скопишь деньжат, то все равно выбраться отсюда не сможешь.

Канзан кивает. Сакара замолкает, возвращаясь к своему занятию. Она увлеченно строгает какую-то деревяшку ножом, закусывая нижнюю губу.

– Что ты делаешь?

– А? Штучку.

– Штучку?

– Ага. Из дерева штуку. Подарочек. Глянь.

В руке у Сакары деревянная птица. Она явно еще не закончена, но обилие деталей Канзана поражает. Сакара прорезала и перышки, и мелкие очертания клюва.

– Не знал, что ты такое умеешь.

– Да откуда тебе знать-то? Когда ты ко мне последний раз заходил?

Она пожимает плечами и не смотрит на Канзана. В лице не меняется, да и тон не кажется враждебным, но Канзан ощущает укор всеми фибрами души.

– Я…

– Да не оправдывайся. Ты слишком чистюля. Хотел водиться с Лараком и подобными ему. Я не осуждаю.

– Дело вообще не в этом.

– Ладно, Кан. Чего о ерунде трепаться. Мне тут сказали, что твой брат помер. Кто из них?

– Назан.

– Жаль. Мне он нравился больше Наарка.

– Наарка взяли белые.

Сакара смотрит на Канзана с каким-то недоверием, а Канзан удивляется тому, что тут еще никто ничего не знает. Вроде громкая ведь новость, но, кажется, только старейшины и в курсе.

– Подожди-подожди… Так это они устроили нападение на какого-то важного ящера?

Канзан кивает. Нет, какие-то слухи все-таки бродят о произошедшем.

– Вот же уроды сумасшедшие, – Сакара смеется. – Я всегда удивлялась твоим братьям. Думала, как можно быть такими дикарями и не помереть? Оказывается, правильный ответ – никак.

Она не скрывает своей радости. И Канзан даже не испытывает злости. Шрам Сакары – подарок братьев. А Канзан подозревает, что этот самый шрам не единственное, что они могли оставить на память. Сакара откладывает в сторону деревянную фигурку. В ее руке нож, короткая штучка с довольно гладкой деревянной рукояткой.

– Ладно, Кан. Ты же не просто поболтать пришел. Говори, чего хочешь. Не надо тут изображать дружеский разговор.

Она вздыхает и смотрит на него безо всякой улыбки. Ее взгляд… Да, это уже не та Сакара, которую он знал в детстве. Эта Сакара, возможно, не такая безумная, как его братья, но точно может всадить ему нож меж ребер.

– Ты говорят всяким занимаешь…

– Всяким? Кан, говори прямо.

В трущобах многие, прямо или косвенно, уходят по ту сторону закона. И все же Канзан чувствует внутри себя какую-то преграду. Она хлипкая, уже вся в трещинах, но все же ее приходится преодолевать.

– Я не хочу горбатиться на белых и ящеров за гроши.

– Только и всего?

Канзан никогда не был умелым лгуном, но Сакаре точно не стоит знать, зачем ему нужны деньги. Глупо здесь рассчитывать на какое-то понимание. Да и Канзану начинает казаться, что он не особенно хорошо ее знает. Это не говоря о том, что Кан все еще не то, чтобы до конца уверен, что спасение брата действительно хорошая идея.

– А разве нужны иные причины? – он разводит руками. – Или ты думаешь, что меня, я не знаю, белые послали за вами следить?

– Да, прости, – Сакара отвечает ему усмешкой. Затем тяжело вздыхает. – Просто удивительно слышать это от тебя.

– Ой, ну прям уж удивительно.

– Ха! А как же! Я помню, что ты и фрукты с чужих деревьев таскать боялся.

– Это когда было…

– А теперь все изменилось?

Сакара хитро улыбается. Канзан тупит взгляд. Смелостью он и правда никогда не отличался, но…

– Ой, Кан, я же просто подкалываю… – она встает, пихает его в плечо. – Ты неплохой парень, но, кажется, тоже стал замечать, что такие не живут здесь хорошо.

– Плохие вроде тоже, – Канзан кивает.

– Тут уж как повезет, – она пожимает плечами. – Ладно, Кан. Приходи к вечеру. Все тебе покажу и расскажу.

Она дружелюбно хлопает его по плечу и подмигивает. Это хорошо, но отчего-то воодушевление в нем не пробуждается.

Канзан идет домой. Он бредет по улицам, будто потерянный, глядит по сторонам. Дома ляока разные, но они в большинстве своем пыльные и серые, сливаются в единую массу. Грязную и неприятную. Редкие ляока покидают это место. Пусть зеленые кварталы и считают раковой опухолью, но все же они под защитой Монарда. Все еще полно слухов о том, что охотники из Саввары выслеживают ляока за пределами этого города. Слин говорил, что ляока и савварийцы родом из Саввары. Из этого мистического леса, который все называют краем чудовищ и самой страшной угрозой для Монардии. Среди ляока говорят, что в Савваре правят ящеры, а ляока там держат в рабстве и приносят в жертвы. Во время вторжения Дадара – глобальной катастрофы, когда более восьми сотен лет назад произошло вторжение из другого мира несметного воинства бога Дадара – ящеры были на стороне Дадара. Якобы тогда ляока восстали. Они не сумели свергнуть поработителей, но у многих получилось вырваться из оков мистического леса.

– А все ляока вырвались? – спрашивал тогда кто-то из детей Слина.

– Конечно! Разве мы, ляока, могли бросить своих?

Воспоминание об этих словах заставляет криво усмехнуться. Впрочем, даже тогда было непонятно, зачем из леса ушли ящеры, поселившиеся близ Монарда, как и ляока. И почему ящеры из леса до сих пор преследуют ляока, ведь прошли сотни лет.

Он возвращается домой. Ора стоит около дома. Она курит, смотрит на небо, но после обращает свой взгляд на Канзана.

– Мам… Ты в порядке?

Она смотрит на него каким-то совершенно тупым взглядом. Моргает и молчит, будто переваривает услышанное.

– Что-то случилось? – спрашивает Ора.

– Назан умер.

– Я же знаю.

Канзан кивает. Не знает, что ей на это ответить.

– Я пойду, попробую поспать.

– Угу. Иди.

Он идет в свои покои. Ложится на привычное место. Он чувствует усталость, из-за которой тело кажется безумно тяжелым, но в сон его все равно не клонит. Смотрит в потолок, пока голову тяготят назойливые мысли. О себе, о брате, о матери… Черт, и о Сакаре тоже, которая неожиданно начала казаться безумно притягательной даже с ножом, шрамом и совершенно недоброй ухмылкой. Канзан тяжело вздыхает, ощущая себя полным кретином за подобные мысли. Он проводит так весь день, не сомкнув глаз. Начинает темнеть, когда Канзан идет к Сакаре.

– У меня, знаешь, были мысли, что ты не придешь, – она лучезарно улыбается.

– Ты обо мне плохого мнения.