– Поешь что-нибудь, – Канзан целует ее в лоб.

Губы Оры кривит усмешка. Ее насмешливый взгляд заставляет вздрогнуть. Это не первый раз, и Канзан все еще не понимает, почему его мать внушает какое-то чувство опасности. И не только в него.

Грохот. Распахивается калитка. В дом вваливается двое ляока, рослые и крепкие. Один тащит другого, закинув его руку себе на плечо – Канзан знает обоих. Здоровенный, с негустой бороденкой и лысым черепом, – Хакар, а тащит он Назана, одного из братьев Канзана. Назан держится за бок. Его шея кажется каучуковой: дергается туда-сюда, будто там не осталось позвоночника. Канзан смотрит на Ору. Она бросает небрежный взгляд на пришельцев. Из ноздрей вырывается полупрозрачное облако дыма. А через мгновение она вновь обращает свой взор на небо, будто ничего интересного тут и не происходит.

– Кан, ты чего как истукан стоишь? Помоги мне, чтоб тебя! – рычит Хакар.

Канзан чертыхается, бросается к ним. Он подхватывает брата, закидывает на плечо вторую руку. Ладонь Назана оказывается в крови, как и его одежда. Назан поворачивает голову, глядя в сторону Канзана. Он ухмыляется, как полный кретин, а его лоб блестит от пота. Кажется, будто глаз брата плавает в белке, словно он из последних сил удерживает себя в сознании.

– Давай, потащили его в дом. Быстрее! – торопит Хакар.

– Что случилось?

– Ящеры сраные.

– Ящеры?

– Ты давай, тащи его.

Канзан замолкает. Они вдвоем тащат Назана, и он уже не помогает им. Веки брата бродят то вверх, то вниз. Что-то мычит, слова разобрать просто невозможно.

У Канзана двое братьев: Назан и Наарк. Они редко появляются дома, живут вместе с группой лихих ребят и промышляют грабежами и воровством. Промышляли… Канзана тоже звали. Не сказать, чтобы Канзан был благородным, но… Как-то совершенно не хочется погибать.

– Что произошло? – вновь спрашивает Канзан, когда они укладывают Назана на давно пустующую кровать.

– Сам не видишь? В бочину ткнули.

Сердце бешено стучит. Назан выглядит чертовски плохо, а Хакар ничего не рассказывает. И ничего из этого гада не вытащишь. Хочется ему врезать. Канзан хорошо это представляет. Аж рука дрожит от яркого желания, но… Канзан его отлично знает. Хакар любит называть всех братьями, но известен больше вспышками гнева и любовью к ножам. Их взгляды встречаются.

– Да на дело пошли. Обещали щедро заплатить, если порешим другого ящера.

– И…

– Короче, не вышло ничего. Назан вон в бок ножом получил, а на выходе нас встретила орава стражи. Они Наарка схватили. Утащили.

– На выходе? – Канзан смотрит на него в недоумении.

– Ага. Когда из деревянного города удирали.

– Вы пытались убить ящера за пределами Зеленых кварталов?

– Конечно! А ты думал, что кто-то мог щедро заплатить за то, что мы кого-то из ахара прирежем? Да и какой безумец на такое согласится? – Хакар криво усмехается.

В Зеленых кварталах есть уголок, который облюбовала банда ящеров-ахара. Якобы это полудикие ублюдки, которые не могут влиться в общество эллинов.

– И где Наарк?

– Я ж говорю: схватили его.

В голову стучит осознание – за ними могли гнаться стражники. Канзан резко вскакивает на ноги. Выбегает из дома, бросается к калитке. Оглядывается. Никого не видно. Заходит обратно во двор. У входа стоит Хакар. Эта сволочь тоже все понимает.

– Ну? Есть кто? – морда ублюдка напряженная.

– А что, кто-то должен быть?

– Ты давай, отвечай.

– Нет никого.

Хакар сплевывает и возвращается обратно в дом, а Канзан идет следом. Вдруг со своего места встает Ора. Она делает одну протяжную затяжку, от которой сверток выгорает почти целиком, после чего бросает истлевшую самокрутку прямо через забор эффектным щелчком и идет в дом, выдыхая дым ртом и носом. Ее встречает удивленный Хакар:

– Мама Ора! Он…

Хакара перебивает звонкая пощечина. Явно сильная и ощутимая. Хакар ошарашенно смотрит на Ору, потирая покрасневшую морду. Она отвечает ему холодным немигающим взглядом:

– Я тебе не мама.

Она присаживается на кровать, на которой лежит Назан. Он в сознании, но в забытии. Кажется, взгляд Назана фиксирует Ору. Рот приоткрывается:

– Ма…

– Умолкни, – она отвешивает Назану щелбан, будучи совершенно спокойной. Ощущение такое, будто ее происходящее не волнует совсем. Будто это какой-то незнакомый лекарь.

Канзан с трудом отрывается от этого действа. Он обращается к Хакару, который и сам выглядит изрядно ошарашенным.

– Кто схватил Наарка?

– Городская стража.

– Он живой?

– Наверное, – Хакар пожимает плечами. – Они же на месте не убивают. Сперва в клетку потащат.

– Стража гналась за вами?

– Ага. Твари вонючие.

Канзан пытается это осмыслить, но пока… Пока он в какой-то давящей прострации. Чувство, будто давление усиливается настолько, что Канзан просто не осознает реальность происходящего.

– Мама, как он? – обращается он к Оре.

Она уже освободила брата от одежды. Назан лежит на кровати. Тяжело дышит. Весь измазан в крови.

– Умирает, – Ора пожимает плечами так, будто потеряла курево или осталась без алкоголя.

Канзан не может на это смотреть. Лицо Назана словно теряет какие-то черты. Его взгляд уже такой, будто в кровати лежит кто-то другой. До носа доходят неприятные запахи. В его черепушке мечутся мысли. Он хочет найти выход. И рассудок бросает Канзану спасительную нить: если Наарка схватила стража, то, возможно, он все еще жив.

– Я пойду к Лараку. Может быть, смогу узнать, что там у Наарка.

– Давай, брат.

Канзан спешно выбегает из дома. Распахивает калитку. Вот он у забора. Вздыхает. Ощущение такое, что только здесь, за пределами маленького дворика, можно вдохнуть свежий воздух. Канзан опирается на забор. Сердце бешено стучит, виски пульсируют, и становится сложно дышать. Прямо как в тот день, когда его отец умер. Назан при смерти. Наарк в застенках. Канзан никогда не был дружен с братьями. Не секрет, что они считали и считают его тряпкой и трусом. И Канзан всегда был уверен, что ему будет наплевать на их судьбу, а теперь он собирается бежать к Лараку, чтобы хоть что-то узнать про одного из этих ублюдков.

Канзан бьет кулаком о забор. Легче не становится. Он бежит к Лараку. Бодро перескакивает грязную лужу, не успевшую высохнуть после дождя. Зеленые кварталы – муравейник, который разрастался и продолжает разрастаться хаотично и бесконтрольно. А вот с дорогами беда. Единственная мощеная дорога проходит сквозь кварталы и тянется в Монард. Эта дорога, правда, заполнена многочисленными охранными вышками и защитным частоколом у самого въезда в город. Ориентируются тут только местные. Да и то обычно только в тех местах, где им доводилось бывать. Ларак живет один, у него комната в большом доме с собственным выходом на улицу.

– О, Кан! – Ларак сидит на деревянном стуле прямо у входа в собственное жилище, он отдыхает. – А ты довольно бодрый после вчерашнего.

Канзан останавливается, тяжело дышит. Всё его тело ломит.

– Ларак, прости, что я рано. Я… – Канзан мнется. Еще одышка не проходит. Легкие горят, аж вдыхать тяжело.

– В чем дело, Кан?

– Ты ведь знаешь моих братьев?

– И?

– Сегодня… – Канзан облизывает губы. Перебирает в голове произошедшее. Канзан правда уважает Ларака, но понятия не имеет, как тот отреагирует, узнай, во что вляпались эти уроды. – Что-то случилось. Я не знаю, во что там вляпались братья, но Назана ранили, а Наарка утащила стража Монарда.

Лицо Ларака становится напряженным. Он поджимает губы, пару раз кивает. Складывается ощущение, будто он соглашается с самим собой. Ещё и глядит куда-то в сторону. Но Канзан знает такой взгляд. Знает, что сейчас Ларак пытается найти повод не помогать. Ничего в этом странного нет. Он ведь знает братьев Канзана. Хорошо знает, что Наарк и Назан – редкие отморозки. Канзан чувствует стыд. Ловит себя на мысли, что надеется на отказ Ларака.

– Я не думаю, что могу помочь… – Канзан только кивает, хвалит самого себя за то, как хорошо он читает других людей, но Ларак продолжает: – Но я знаю того, кто может.