Старейшина, зубоскаля, отозвал людей. Слова Нейта разозлили его, но он оказался бессилен. Он понимал всю важность парня для их выживания. Николас радостно бросился обнимать бродягу, бросаясь благодарностями. А Тибон с восхищением и толикой страха смотрел на фигуру друга, которая сейчас стала словно выше. Этим же вечером мальчишку позвали в юрту совета, чтобы поговорить о Нейте.

– Тибон, этот Раэв выказал огромное неуважение совету. Это недопустимо, но мы, и правда, не можем перечить ему. Но мы также не до конца уверены в его словах, мы ничего не знаем о его реальном статусе в городах. Другими словами, у нас нет к нему доверия. Что ты знаешь о Раэве, расскажи нам?

Мальчик задумался.

– Я был свидетелем его беседы с другими чужаками, где Раэв рассказал о себе. И судя по реакции остальных, его слова поразили их. Это не доказывает их правдивость, но доказывает важность для их общины. И судя по ним… Раэв значит для городов то же, что для нас волхв. Он близок с их вождями и обладает властью, которая может позволить нам спокойно жить или наоборот.

Этот день был первым шагом для становления Нейтана как личности. Ведь он впервые почувствовал вес другой человеческой жизни, он познал ответственность. Но более того, он ощутил власть, которая сосредоточилась в его руках. Никогда прежде он не чувствовал силы… силы вершить судьбы. Это заставило его задуматься. Раньше Нейт избегал вмешательства в чужие разборки, занимал позицию нейтралитета, считая, что так будет лучше. Он сам не до конца понимал, какие изменения начали происходить в его психике, однако он точно чувствовал их. Нейт жил надеждой, что общество само себя отрегулирует, что люди способны прийти к компромиссу без внешней силы. Ситуация в племени показала ему обратную картину, показала реальность, от которой его сознание так долго убегало… общество несовершенно.

«Похоже иногда человек не может стоять в стороне… неужели всё это время я поступал неверно? Может быть, я мог им помочь, но ушёл. Я хотел познать себя, а уже потом помочь ребятам. Но сейчас всё иначе, я смог решить проблему, даже не ответив на вопрос: «что я есть» Оказывается, я способен на это. Я способен всё исправить».

Также три года назад в Артеи. 216-ый год со дня открытия пара Земли.

После встречи Розы и архиепископа Феодора город наводнили религиозные конфликты. Однако кто и для чего стремился накалить обстановку было неизвестно. Рестед и теистическая община не имела к этому никакого отношения, наоборот они всеми силами старались предотвратить смуту, распространяя идею мирного сосуществования. Но не только внутри общины возникли неурядицы. Единство тоже раскололось вокруг фигуры архиепископа. Феодор для части клира стал козлом отпущения, открыв путь борьбе за власть. Всего за один месяц было совершенно более пяти нападений на храмы и священнослужителей по всей стране. Общественность и СМИ перекладывали всю вину на теистов, что не могло не сказаться на положении Розалии в совете. На негласных встречах аристократов неоднократно обсуждалась её отставка. В этом вопросе не обошлось без усилий Григория, который в период суматохи прибрал к рукам чуть ли не всю власть. У него появился отличный повод, чтобы очернить демократию на примере Нового Кома, так как тот оказался разрушенным по вине оппозиции, не позволявшей достроить стены. Гриша активно продвигал проект по отмене бесклассового статуса новых поселений, под названием «анти-демократизация»

Пока Фарль и Роза разбирались с беспорядками, Кол Галланд расставлял для них капканы в совете. Их авторитет стремительно падал, пока не коснулся дна. На одном из заседаний епископата Единства, епископ Северной Церкви Лукьян огласил о своём отречении от семьи Ной Кэмпл:

«Во всеуслышание я епископ Северной Церкви Лукьян заявляю, что Церковь не может позволить себе остаться в стороне от конфликтов в обществе. То, что происходит сейчас это немыслимый ужас, возвращающий нас в скверные времена раздора и хаоса. Я говорю от имени Единства, достопочтенные епископы Авреель, Илидор, Эрата и архиепископ Феодор поддерживают меня в мысли, что в свете последних событий Северная Церковь не может благоволить семье Ной Кэмпл. Причина этому расхожесть религиозных воззрений, но никак не личная неприязнь к достопочтенному Фарлю. Церковь всеми силами продолжит поддерживать общественный порядок. Но при этом она не может поступать против устава, утверждённого самим пророком. Мы надеемся, что в ближайшее время волнения утрясутся, и Единство продолжит существовать в содружестве со всеми другими религиозными и не только группами», – вырезка из заявления.

Этот факт сильно пошатнул позиции Фарля в совете. Он потерял часть влиятельных сторонников. Теперь это могло грозить и Бен Кильмани. Ходили слухи, что епископ Илидор планирует в скором времени также объявить об отречении. Столь радикальные решения были нужны, чтобы устранить любую связь Церкви с теистическим ядром. После отказа Феодора в благоволении теистам, община пришла в движение. В своё время Роза сплавила теистов с сектой «А́нима», которая причисляла себя к последователям Единства. Но с вердиктом Феодора, они официально вышли из состава общины, так как считали архиепископа носителем воли пророка на земле. Отличие секты от Церкви было лишь в одушевлении Великой Души, нуждавшейся в поклонении, в остальном же она во всём следовала постулатам Единства.

Главы Рестеда собрались в поместье Бен Кильмани, чтобы обсудить следующие шаги. Пьер опечаленно сидел на кресле, прекрасно понимая, к чему приведёт разговор. Царило молчание. Эдмунд и Лотти готовили чай в соседней комнате. Они ушли, лишь бы убежать от гнетущей атмосферы.

– Ты ведь брат Розы, верно? – заговорила Шарлотта. – Наслышана о тебе. Ты очень хороший человек, помогаешь стольким людям. За это я тебе благодарна.

Эдмунд с легким непониманием посмотрел на девушку, ловко нарезающую ломтики хлеба. Она начала говорить так внезапно, что он не до конца уловил суть фразы. Вместо того, чтобы слушать, его глаза устремились на её оголенные ключицы. На его фоне Лотти выглядела совсем малышкой. Рост аристократа достигал почти шести футов, с виду он казался хиленьким парнишкой, но в близи взгляд сразу бросался на его широкие плечи и мощную шею. Лотти косо поглядывала на жилистые руки, которые неуклюже заваривали кофе. Они показались ей привлекательными.

– Я тоже наслышан о Вас, Шарлотта Аллаги, – боязливо ответил Эдмунд. – Волей не волей, но я в какой-то степени тоже участник событий. И я восхищен тем, как Вы бескомпромиссно действуете. Взять хотя бы случай со стеной. Вы подарила надежду многим.

Лотти с интересом взглянула на него. И уже без зазрения совести разглядывала его глубокие черные глаза. Она подошла ближе, а Эдмунд, смущаясь, отошел на шаг назад.

– А ты красавчик, – выдала она. – Если так посудить, то ты мало похож на Розу, скорее уж на Пьера. Высокий такой, крепенький, да и черненький весь, – сказала и мило улыбнулась.

– Вы также очень привлекательны, – пробубнил он в ответ.

– Какой же ты милашка, когда волнуешься, – рассмеялась рыжая. – Будь проще, а то девушки любить не будут… хотя кто знает, – она взяла поднос и повернулась к нему спиной. – Пойдём уже, а то они там в друге дружке дырки проделают.

Эдмунд смиренно пошёл за ней. Гости, и правда, продолжали угрюмо сидеть, но в один момент Пьер не выдержал и развеял тишину:

– Хватит уже. Все всё осознают, незачем разыгрывать трагедию.

– Мы не рассмотрели другие варианты, господин Пьер, – высказался Фарль. – Пожалуйста, давайте не будем рубить с горяча. И из более сложных передряг вылезали. Не отчаивайтесь.

– Фарль, чем дольше мы попусту тянем время, тем меньше у нас возможности исправить ситуацию. Если вы не можете принять решение, его приму я. Сынок! – встав, обратился к Эдмунду. – С этого момента ты глава семьи Бен Кильмани. Поздравляю! – произнёс он гордо и сел обратно в кресло.

Эдмунд был так ошарашен, что уронил поднос с кофе. Горячий напиток растекся по паркету, и Лотти тут же принялась его вытирать.