Ученые-антропологи не знали этого, они спокойно общались с парнем, даже пригласили его к себе на огонёк. На что он с удовольствием согласился. Тибону была приятна их компания, в особенности Нейта. Неложным будет сказать, что он воспринимал его первым другом. Нейтан и Тибон были двумя сторонами одной медали. Оба изгои внутри отрицающей их системы. Но было у них одно разительное отличие. Тибон понимал себя другим, осознавал свою инаковость, пока Нейтан считал себя частью устоявшего порядка, который почему-то не признаёт его. Всю свою жизнь Нейтан был другим, с самого своего рождения, так думали все, все кроме него самого.
«Я негениален в сравнении с остальными, рядом со мной всегда был Гриша, опережающий меня на сто шагов вперед. Я не настолько полезен, как Лотти, что готова помочь каждому. Единственное, чем я отличался, это отсутствие рода. Я из Норта, и этим вся моя особенность, которая страшит других. Но даже это уже потеряло весомость. Я обрёл имя и фамилию. Теперь я такой же, как и все. И нет во мне ничего такого, что могло бы сильно отличать. Другое дело Тибон. Он, и правда, уникален. Несмотря на свой возраст он столь рассудителен. Более того, его навыки вызывают у меня лишь восхищение. В Пустоши он поистине поразителен. Я же на его фоне вовсе блекну. Все из племени буквально в рот ему заглядывают. Здесь стандарты инаковости совсем другие, и тут я совершенно обычный, заурядный даже. Мне это нравится», – думал о себе Нейтан.
– Знаете, я тут подумал, – заговорил Нейт. – Возможно, я использовал неверные документы, когда вступал в экспедицию, – антропологи выказали своё непонимание, отразив его на лицах. – Не формально неверные, а логически. В паспорте я указан как Нейтан из Норта, но если посудить… моё полное имя Нейтан Флок Гильмеш.
– Ф-флок Гильмеш! – завопил Николас. – Как это возможно?! Со смертью достопочтенного Николая род Гильмешей иссяк. Но ты заявляешь, что носишь эту фамилию. Как это понимать?
– Юридически Гильмеш является моим отцом. Он усыновил меня, когда мне было тринадцать, – ответил бродяга.
– Но в таком случае, почему совет объявил о гибели династии? – спросила Наташа. – Я точно знаю, что специальная служба искала родственников.
– Я был тайно усыновлен. Гильмеш не хотел огласки. К тому же мой друг – Гриша – сделал так, чтобы меня не доставали. Я и сам не хотел впутываться во все эти политические тряски.
– Спрошу, чисто из любопытства… Фамилия твоего друга не Кол Галланд? – с осторожностью подошла Наташа. – Хотя не нужно отвечать, конечно же нет.
– Вообще то так и есть, – с детским равнодушием произнес. – Григорий Кол Галланд. Всё верно. Мы из одного приюта. Если так задуматься, то многих их верхушки государства я знаю. Не считая Гриши, там сейчас Роза и Фарль.
Ученые обомлели, Николас аж поперхнулся.
– То есть достопочтенные Фарль Ной Кэмпл и Розалия Бен Кильмани тоже твои знакомые?
– Роза воспитала меня, а Фарль мне как старший брат.
– Больше меня в этой жизни ничем не удивить, – заявил Николас.
Тибон с интересом наблюдал за их беседой, пусть и вовсе не понимал, о чём идёт речь. Для него все эти имена ничего не значили, и даже казались смешными.
– Раэв, – вступил он. – Я не совсем уловил суть вашего разговора, но понял, что в городах ты человек с большим влиянием, – Нейт посмотрел на него с немым вопросом. – Но как же. Все эти имена – это имена ваших вождей. А если все они твои близкие, не значит ли это, что ты также важен для вашего племени.
– Это вовсе не так, – начал отрицать Нейт. – Да, они мои друзья, но я не занимаю никакого высокого поста.
– Так ли важен пост, – опроверг Тибон. – Волхв не входит в наш совет, но к нему приходят вожди за советом в житейских или иных делах. Они все его знают и уважают. Он также управляет общиной, только не напрямую, а через старейшин. Зачастую его слово бывает куда сильнее.
– Прямо какой-то серый кардинал, – выразилась Наташа. – А вдруг наш Нейт скрывает от нас это, – смеясь, продолжила. – И на самом деле он тайно дергает за все ниточки.
– Очень смешно, – недовольно пробубнил Нейтан.
– Но она права. Ты особенный, Раэв. К чему отрицать это?
– Тибон, всё не так, как ты думаешь. Что здесь, что в Пустоши меня навряд ли можно назвать таким громким словом.
Не успели они закончить, как возле них собрались несколько мужчин. Они окружили их и захватили Николаса. Тибон и Нейт сразу взъерепенились, встали на его защиту. Бедный ученый от страха потерял дар речи, его пухлое тело подняли и потащили от лагеря.
– Что здесь происходит?! – крикнул Тибон. – Отпустите его немедленно!
– Тибон, – обратился один из старейшин, – это мы приказали. Мы в шатком положении и не можем позволить себе содержать бесполезного человека. Я понимаю, как он важен для тебя и Раэва, но это не обсуждается в свете событий. Охотники, что ушли утром, вернулись без добычи. Они не смогли найти тут никакой дичи. Но что хуже того… двое из них так и не пришли, – Тибона эти новости ввели в ступор. – В этих местах бродит демон. Они чудом выжили, повстречавшись с ним. Ты был, как всегда, прав, не желая отпускать их. Теперь, когда нас стало меньше, и мы узнали, что придется голодать, совет принял решение избавиться от Николаса.
– НО ЭТО БЕСЧЕЛОВЕЧНО! – возникал Николас. – ВЫ ЖЕ РАЗУМНЫ, И НЕ МОЖЕТЕ УБИТЬ МЕНЯ!
– Мы и не станем. Ты останешься в Пустоши и если сможешь, то выживешь.
Николас обернулся в сторону пустыни. Там были лишь песок, ему не было ни начала ни конца. Он полностью заполонил собой горизонт. От этого желтого пейзажа у него задрожали поджилки, и что-то ёкнуло в области поджелудочной. Ученый затрясся и схватился за одежду бедуинов.
– Умоляю Вас… не нужно… только не это… я ведь точно умру. Тибон, – посмотрел на него слезливыми глазами, – помоги же.
Но мальчик не мог пойти против старейшин. Он сдавливал кулаки, злился на самого себя, на свою слабость, злился на них, но продолжал стоять на месте. Власти в общине Тибон не имел, пусть и был уважаем. Всё, что мог это подчиняться. Нейтана самого охватил страх за судьбу Николаса.
«Но что я могу сделать? – обдумывал он второпях. – Драться и убежать? Даже если смогу, без племени мы погибнем. Надо уговорить их… придумать, чем Николас может быть им полезен. Но в такой ситуации я даже представить не могу чем. Я должен предпринять хоть что-нибудь… должен».
Он напряженно прокручивал всевозможные варианты решения проблемы, его сознание работало с небывалой скоростью, словно живой компьютер. На его плечи внезапно взвалилась ответственность за жизнь другого человека. Одно дело, когда страдает он, совсем другое, когда страдают другие. Эта мысль кружилась в его голове, как заведенная.
«Тибон ничего не может, значит, это должен сделать я»
Он представил, как Николас бродит по Пустоши, как иссыхает его тело, как животные или сама природа раздирает его на мелкие кусочки. И эта картина причинила ему боль. От таких бурных эмоций на него вновь напала мигрень. Щелчок и его голова сама начала разрываться в агонии. Он закричал, чем испугал бедуинов. Крик его был громким, наполненным отчаянием, скребущимся о стенки их черепов. Тибон подбежал к нему, в руках у него была склянка с отваром на травах, и он силком залил лекарство ему в глотку. Этот отвар они пили, когда приступы настигали их. И он помогал. Боль Нейта медленно начала отступать.
– Иди отдохни, Раэв. – заговорил старейшина. – Тебе нельзя перенапрягаться, ты ещё понадобишься нам.
Оправившись, Нейт сверкнул на него голубыми глазами. И снова апатичный взгляд контрастировал с выражением лица. Всё нутро Нейта дрожало, и тут он вступил:
– Если вы изгоните Николаса, я не впущу вас в город, – угрожающе произнёс. – Как я могу допустить, чтобы вы жили среди людей.
– Раэв, ты не в том положении, чтобы требовать. Я забуду это, если немедля же уйдешь в юрту.
Нейт зло улыбнулся. Наверное, впервые за свою жизнь.
– Мне кажется, это Вы что-то не понимаете. Я скажу, и лавочка прикроется. И плевать мне, сдохну я или нет. Смерть меня не страшит, я уже умирал. Без меня, вы все сгниёте в этой Пустоши. Вам не достичь города без моей помощи. А жить в Пустоши, вы уже не сможете, слишком вдохновились мечтой. Вы будете продолжать бродить, пока песок не поглотит вас. И даже если вы будете стоять у стен города, отворить вход смогу только я. Обеспечить спокойную, безбедную жизнь смогу только я, – повторил он жутким голосом. – И пока я это могу, вы не причините вреда моим друзьям. Сейчас я полезнее вас.
