– Во-первых, я Вам не милочка. Попрошу больше уважения. Хоть я и не так долго в совете, но наслышана о Ваших «подвигах». Время Вашего единоличного правления давно прошло. Отныне Вы такой же, как и все мы – человек.
На лице Гриши тут же появилась злая ухмылка. А вместе с ней у всех в совете пробежались мурашки. Они прекрасно знали, что даже сейчас его не стоит злить, ведь кто знает, что он может вытворить. Девушке было всего двадцать два, талант и ум завели её очень далеко, но опыта ей определенно не доставало. Кол Галланд облокотился на руку, с интересов приготовившись слушать, что дальше скажет эта юная леди. Ныне совет для него был не более чем игрой, развлечением, который скрашивал унылые будни.
– А во-вторых, я уже ознакомилась с документом и смею заметить, что методы Вашей системы крайне деспотичны. Я бы даже сказала тоталитарны. Чтобы не сотворили аристократы, они остаются людьми со своими правами. А также они имеют право на ошибку и возможность её исправления. Вы же предлагаете полное лишение их конституционных свобод. «Свита» сможет вмешиваться в частную жизнь на совершенно ином уровне. Внеплановые обыски даже чистых перед законом аристократов, допросы, полный доступ «Свиты» ко всей личной информации родственников из побочных ветвей. Вы предлагаете абсолютный контроль. При таких условиях и вздохнуть спокойно будет нельзя, – недовольным тоном высказалась.
– А Вам есть что скрывать? – парировал Гриша. – Добросовестного аристократа не смутят подобные требования, тем более факт утечки данных полностью исключается вмешательством стим-тека. Чего же бояться? – улыбаясь, спросил.
– Я боюсь лишь отсутствия гуманизма. Не связаны ли столь радикальные меры с тем, что Вы по рождению не являетесь аристократом? Может, Вы в тайне ненавидите их?
– Почему же в тайне? – ответ её удивил. – Как и любой добродетельный аристократ, я явно ненавижу нечестивых. И Вы правы. Мой статус при рождении напрямую связан с такими мерами. Я и Фарль в отличии от всех присутствующих можем здраво оценить ситуацию. Мы видим картину целиком, – тут на него внезапно напал легкий приступ смеха. – Я тут подумал, что Ваши претензии очень смешные. Вы член партии Рестеда, который борется за справедливость между классами. Кажется, такой лозунг утвердила Лотти, чтобы обойти нелюбимое политиками слово «равность». Уверен, рыжик не упустила бы возможность насолить аристократам. Вы же видно не совсем понимаете желания своего лидера. Строите из себя классового гуманиста, идеалистку, которая хочет исправить этот мир. Это даже мило… только вот последняя идеалистка в совете вызвала «возмущение теистов». Будьте милостивы, не повторите трагедию.
Слова Гриши были ядом, который медленно просачивался в душу. Никто в совете не понимал те изменения, что претерпело сознание Григория, один только Фарль предполагал. Он знал их причину, знал кто источник.
– Ваши слова – явное оскорбление! – воскликнула Милена.
– Хотя постойте, – перебил её. – Может быть, Вас смущает, что Свита распространяет своё влияние и на новообразовавшиеся партии, вроде Рестеда?
– Да как Вы смеете?!
Эдмунд, что был рядом, остановил её, чтобы она не сказала лишнего. Он посмотрел на уставший вид Григория, на его плавный ход зрачков, отражающих полное безразличие к происходящему.
– Григорий, простите за дерзость, – проговорил он. – Но разрешите задать вопрос? – тот махнул рукой. – Вы пьяны?
– Не пьян, но и не трезв, – без зазрения совести ответил. – Утром промочил горло стаканчиком другим.
– Вы же понимаете, что и сами теперь подпадаете под действие аристократической юстиции, Григорий? – спокойно вступил Андрей. – Явиться в нетрезвом состоянии на заседание совета – неслыханная дерзость и явно не признак добродетели души. Что можете сказать на этот счёт?
– Не припомню, чтобы запрещалось пить аристократам. Также не припомню, чтобы фуршет в гостевом зале не был устелен алкогольными напитками. Недобродетельно было бы прийти, находясь в серьезном состоянии алкогольного опьянения. Я же напротив трезв разумом, и кто смеет заявить, что мои слова являлись ложью.
– Давайте отойдем от темы личных взаимоотношений, – попросил Фарль. – Их можно выяснять за пределами этих стен.
– Это было провокацией! – проигнорировала Милена. – Непозволительное отношение ко мне и лидеру Рестеда – Шарлотте Аллаги. Вы назвали её Лотти и рыжик, какое право Вы имели…
– Полное, – отрезал он. – Поверьте мне, я именно тот человек, который смеет называть её так и любым другим словом. Уверяю Вас, я близок с ней куда сильнее, чем Вы, Милена. Если желаете подробностей, можете уточнить у рыжика.
– Думаю, нам стоит отложить решение по поводу юстиции на следующее заседание, – заявил Андрей. – Чтобы искоренить факт неприязни, рожденной сегодняшней стычкой. А также чтобы все члены совета находились полностью в трезвом рассудке и благостном расположении духа.
– Согласен, – наконец заговорил Сатори. – К тому же предлагаю достопочтенным Фарлю и Григорию слегка пересмотреть взгляды на юстицию, чтобы удовлетворить всех недовольных.
Эдмунд, Милена и Симон поддержали их. На этом собрание закончилось. Фарль остановил Григория, когда тот проходил по коридору на пути к выходу. Он был сильно раздосадован обстоятельствами, даже разгневан.
– Что ты творишь, Гриша?! Не мог поубавить напора? Теперь будет гораздо сложнее убедить совет в необходимости Свиты.
– Брось, Фарль, – апатично произнёс аристократ. – Они примут нашу волю, как принимали всегда. Даже если дело дойдет до разногласий, то по количеству голосов проект пройдет. Уверен, Эдмунд поддержит нас, а если и нет, то не выступит против. Вопрос юстиции вне его интересов.
– Григорий, нам нельзя возвращаться ко временам, когда количество голосов было превыше общего решения. Такой подход неверен, – он остановился и помассировал переносицу. – Я понимаю, Гриш… тебе тяжело после всего и всё-таки…
– НИХРЕНА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!! – крикнул он и тут же опомнился. – Прости… само вырвалось. В общем, не переживай по пустякам, я всё улажу.
Он пошёл вперёд, пока Фарль решил уладить разногласия с Миленой. Григорий ступал дальше, углубившись в себя, но он внезапно затормозил, когда увидел знакомое лицо. Лицо, которое вызвало у него острую боль. Молодой человек в черном фраке и синем галстуке стоял напротив него, держа в руках букет белых златоцветников. Второй рукой он опирался на трость. От него последовала легкая невзаимная улыбка.
– Что ты здесь забыл? – выпалил Гриша.
– Пришёл навестить старого друга, зачем же ещё? Я был у тебя дома, но, как видишь, тебя не застал. Лишь после вспомнил о том, что сегодня собрание.
– Навестил? – саркастично выдавил он. – А на этом позвольте откланяться.
– Дела… понимаю, – с грустью произнёс. – Вот прими это, – он протянул букет. – Я не смог прийти на годовщина, извини. Тебе приходится нелегко, должно быть. Надеюсь, этот скромный подарок приподнимет тебе настроение. Это златоцветник. На языке цветов он означает…
Григорий агрессивно выбил цветы из его рук, и лепестки разлетелись по полу. Словно первый снег они окропили собой паркет.
– Я ЗНАЮ ИХ ЗНАЧЕНИЕ! – оборвал Гриша. – Поверь, мне ни капли не легче от твоего сочувствия. Поэтому катись в ад, – сказал и обошёл его.
– Уже был. Не понравилось, – его голос отозвался печалью, сродни той, что таится в душе Григория.
Кол Галланд стиснул зубы и молча ушёл. Молодой человек кое как присел на корточки, чтобы прибрать беспорядок. Ему в этом помог подошедший Фарль. Милена стояла позади и лишь смотрела на это. Мужчина был ей незнаком.
– Здравствуй, Фарль, – поприветствовал он. – Рад видеть тебя.
– Взаимно, – Ной Кэммпл собрал букет. – Прости, но нам нужно идти, – тот одобрительно кивнул.
Фарль проводил друга поклоном. После уже на подходе к Атмосу раздался звонок с телефона-гарнитуры.
– Слушаю, – ответил мужчина, ослабив галстук.
– Первый, я собрал Чисел, как ты и хотел, – заговорил Павел. – К полуночи они прибудут в намеченное место. Тебя ожидать?
