Умышленная неопределенность и незаконченность фразы заинтересовали Джеймса, и он напрямик спросил, кто эти люди. Этвуд чуть помедлил, а затем довольно неохотно сказал:
— Они из Скотленд-Ярда. Однажды наши интересы пересеклись и мы работали вместе.
— А, так это твои коллеги!
— Почему коллеги? Я же не в полиции работаю.
— Скажем так: в соседнем ведомстве, с усмешкой заметил Джеймс. — Интересно, что привело их в эту Богом забытую дыру?
— Ерундой они не занимаются, — задумчиво сказал Этвуд.
Лицо Джеймса омрачилось.
— Если здесь что-то затевается… Следом за полицией явится толпа репортеров и начнется шумиха. Только этого и не хватало! Нет, с меня довольно! Я согласен терпеть соседей и собаку, но нашествие прессы — это уже слишком.
— Твое воображение разыгралось на пустом месте! Увидел двух полицейских и за их спинами тебе уже мерещатся толпы газетчиков. У тебя просто нервы не в порядке.
— Да, не в порядке, и именно поэтому я стараюсь быть подальше от всякого шума, — упрямо сказал Джеймс. — И мне хотелось бы знать, что понадобилось здесь Скотленд-Ярду и что от этого следует ожидать.
— Я не могу спрашивать в лоб, это некорректно.
— Меня волнует одно будет ли тут тихо в течение ближайших двух недель. Это-то ты можешь выяснить?
— Хорошо, попробую, — сдался Этвуд и пошел вдогонку за уже скрывшимися из глаз полицейскими.
Джеймс посидел в баре, затем купил местную газету и стал добросовестно изучать ее, хотя его знания языка хватало лишь на то, чтобы составить весьма приблизительное представление о написанном. Когда он добрался до последней страницы, наконец появился Этвуд, хмурый и чем-то явно озабоченный.
— Случилось что-то серьезное?
— Ситуация сложная… Начну с начала. Год назад в Лондоне у Саймона Этериджа похитили коллекцию опалов. Если ты тогда читал газеты, то наверно помнишь, об этом ограблении много писали. Преступников не нашли, известно только, что действовала пара, мужчина и женщина. Их видел привратник, но толку от этого свидетеля было мало, он не разглядел их как следует.
— Кажется, я припоминаю, о чем ты говоришь. Отключенное электричество, коллекция, выложенная из сейфа на подставки в ожидании гостей, да?
— Да, а в итоге — бесследное исчезновение коллекции и никаких улик. Преступление было продумано очень тщательно и, как сказал Хилсон, который ведет это дело, с изрядной долей фантазии. Там имелись необычные детали, ранее нигде не отмеченные. Хилсон считает, что это люди, прежде не вступавшие в конфликт с законом. Умный новичок для полиции самое сложное, ни прошлого, ни связей, не за что зацепиться. Единственное, на чем они еще могут попасться, — это продажа камней.
— Хилсон — один из тех двоих?
— Да, старший.
— Как он оказался здесь?
— Итальянской полиции стало известно об одном письме, полученном неким синьором… скажем, Чезаре, которого давно подозревали в скупке краденых драгоценностей. Речь шла о редких экземплярах опалов. Однако похоже, что синьор Чезаре заподозрил неладное и, будучи человеком очень осторожным, скорее всего, не приедет, но обладателям опалов это неизвестно. Они будут ждать его здесь.
— Здесь? Что значит здесь? В этом городке?
— Нет, хуже. «3десь» означает наши коттеджи.
Некоторое время Джеймс безмолвно переваривал это сообщение, а затем сказал совсем не то, что следовало ожидать, лишний раз тем самым показав, что обладает чувством юмора:
— Значит, можно твердо рассчитывать, что по крайней мере двоих из наших соседей посадят в тюрьму. Это меня радует. Между прочим, парочка-то только одна: Берни.
— Это ничего не значит. Во-первых, вовсе необязательно, что они приехали сюда оба. Во-вторых, каждый из них может явиться как один, так и вместе с кем-то другим, не имеющим к ограблению никакого отношения. Эти люди умны и предусмотрительны, и вполне вероятно, что после преступления они держатся порознь.
— Если так, то получается, что из числа подозреваемых исключаются лишь Витторио — он инвалид, и синьора Форелли — возраст уже не тот.
— Что касается синьоры Форелли, согласен, а вот Витторио… Если мне, к примеру, придет в голову фантазия сесть в инвалидную коляску, меня тоже примут за инвалида. Коляска — прекрасная маскировка.
— Думаешь, он прикидывается?
— Такую возможность нельзя исключить.
— А по-моему, это Берни, — упрямо сказал Джеймс. — Они ведут себя подозрительно, на пляже не показываются, целый день просидели в коттедже.
— Гросси сказал, что они молодожены.
Джеймс скептически хмыкнул.
Этвуд все ждал, что мысли Джеймса, поглощенные поиском подходящей кандидатуры на роль преступника, наконец обратятся к другой стороне этого вопроса, и он тогда окажет: «Все, с меня довольно, пора отсюда уезжать», но Джеймс, как ни странно, ничего подобного не говорил и всю дорогу перебирал различные варианты, по-всякому комбинируя обитателей коттеджей за одним-единственным исключением: рассматривая разнообразные сочетания, он ни разу не упомянул Джулиану.
Когда они вошли в дом, запертый там ньюфаундленд встретил Этвуда с такой бурной радостью, словно тот отсутствовал по крайней мере неделю, и с отрывистым лаем возбужденно тыкался мордой в его руки. Успокоив расшумевшуюся собаку, Этвуд сказал:
— Надо решить вопрос: мы уезжаем или остаемся? Выбирай сам, я согласен на любой вариант.
— Спокойный отдых в тихом местечке, — пробормотал Джеймс. — В тихом, безлюдном местечке…
С моря донесся громкий хрипловатый женский голос:
— … на эту скалу. Джулиана, ты бы надела шляпу.
Вдалеке, за двойной рамкой дверного проема и зеленого коридора кустарника, окаймлявшего ведущую от коттеджа к морю дорожку, показались синьора Форелли и Джулиана. Синьора Форелли, одетая в темное и длинное закрытое платье и коричневую шляпу с широкими полями, медленно ступала по песку, тяжело опираясь на массивную палку. Джулиана, в легком кремовом платье без рукавов, держалась позади; она шла по мокрому песку у самой воды, и волны накатывались на ее босые ноги; туфли и желтую соломенную шляпу она, слегка помахивая ими, несла в руках; ветер трепал распущенные черные волосы, колышущиеся за спиной темным облаком. Через несколько шагов она скрылась за пределами ограниченного двумя зелеными стенами видимого пространства, оставив после себя опустевшую желтую ленту песка с монотонно набегающими мелкими волнами.
— Я за то, чтобы остаться, — сказал Джеймс, отводя взгляд от рамы, из которой исчезла картина. — Любопытно посмотреть, чем все это кончится.
— Значит, мы остаемся, — подвел итог Этвуд. — Хилсон будет доволен: он считает, что наш внезапный отъезд мог бы насторожить преступников.
Когда Джеймс с Этвудом вышли на пляж, там уже все были в сборе. Фрэнк загорал, лежа на ярком красно-синем надувном матрасе, Витторио в своей коляске сидел под тентом, синьора Форелли с книгой в руках тоже расположилась под своим тентом (небольшой тент был натянут напротив каждого коттеджа), Джулиана лежала рядом с ее шезлонгом на полосатом коврике. Девушки из последнего коттеджа играли в бадминтон, а мистер Берни, стоя по колено в воде, резвился со своей женой, брызгал на нее водой и хватал за руки, делая вид, будто собирается затащить на глубину. Молодая женщина то смеялась, то испуганно вскрикивала, потом вырвалась и выскочила на берег.
— Нелли, иди сюда! — кричал Берни, но она только помахала в ответ рукой и уселась на большой плоский камень, откинувшись назад и подставив лицо солнцу.
Она явно была итальянкой и довольно хорошенькой, однако ее внешность носила отпечаток стандартности: смотреть приятно, но, отвернувшись, тотчас забываешь.
Этвуд уплыл далеко в море, чтобы покачаться на волнах, однако увязавшийся следом ньюфаундленд вдруг ни с того ни с сего стал толкать его, оттесняя к берегу. Все усилия Этвуда отогнать собаку кончались одним и тем же: ньюфаундленд неизменно оказывался рядом и упорно подталкивал хозяина к суше. Джеймс с интересом следил за бесплодными стараниями Этвуда избавиться от непрошеной опеки, затем подплыл ближе и ехидно сказал: