— Рамиф приказал, — пояснил Кагмар. — Сказал: «У нас тут все люди приличные, а этот оболтус не в ладах с руками». О чём это он?

— Да кто его знает, — вздохнул арестованный и уткнулся лбом в стену. Стало получше, но ненадолго.

Браслеты защёлкнули, и теперь запястья были скованны за спиной. Стоять неудобно, а сесть некуда. Вскоре рядом собрались все живые участники вылазки, Ристан и Хаспин с парой сородичей. Все были хмурые, молчаливые, но только один пачкал пол.

— Сожми и не разжимай, — кольцевой достал из-за пазухи чистый платок и сунул в кулак истекавшему.

Сказать было легко, да только пальцы не слушались. Казалось, совсем онемели.

— Это он тебя так? — с налётом жалости шёпотом спросил Кагмар.

— Нет. Это я сам, — ответил Ро, не желая приписывать сдохшему зачинщику чужие заслуги.

— Сдаётся, Рамиф меня ненавидит, — с откровенным сочувствием, но уже к самому себе, пожаловался халасатец.

Кто бы скулил.

Из провала, служащего дверью, показался мужчина в сливовой ливрее и попросил участников инцидента и всех ответственных и причастных войти.

— А я предупреждал, что ты не достоин помилования, — негромко бросил капитан, первым проходя в зал собраний.

Хаспин держал в руках рапиру капрала, словно та была им самим: жаждала присутствовать при вынесении приговора. А может на ней он сконцентрировал всю свою злобу, чтобы внешне казаться бесстрастным. Ро наконец-то разобрался, к какому типу его относить. К самому худшему — искренне верующим. Слепо вобравшим всю эту чушь об избранности и чести. Чистое воплощение алуарского образа мысли. Безупречный представитель вида! Не просто же так в кадетских корпусах с пяти лет муштровали воспитанников. Так они жили до последнего вдоха, сохраняя приверженность нетленным идеям.

Ро опустил глаза, чтобы не видеть ровную спину в котане цвета морской волны. Уже порядком достало захлёбываться. Пришло время идти ко дну.

За провалом находилась короткая стена, которую можно было обогнуть с любой из сторон, а за ней простирался зал с необычным столом, напоминавшим широкое кольцо. Пространство внутри не пустовало: там пылала низкая, похожая на неглубокую миску жаровня. За столом сидели мужчины — человек восемь — и одна женщина. Большинство молчали, но некоторые вели спор. Показалось странным, что их голоса не доносились до коридора, хотя дверей во всей этой крепости не было.

— Ну и о каком порядке среди лезвий может идти речь, если вы сами не можете договориться? — отчитывал кого-то мужчина в строгом кафтане и плаще фиолетового цвета. Не бледный, не смуглый, не бронзовокожий. Не блёклый алорец, не каштановый халасатец, не кудрявый, как ави, но и точно не лед. Темноволосый, но лишь с лёгким загаром. Нетипичное для Мириана лицо выделялось волевым подбородком, резкими скулами и бровями.

— Прошу тебя, громогласный ты наш. Они как раз и собрались, чтобы договориться! — воскликнула роскошная женщина в слишком уж расслабленном платье-халате. Копна чернильно-чёрных волос и светлая кожа могли бы обличить в ней уроженку Кин-килинто-гана, если бы не аппетитные формы и ещё одна разящая деталь. Глаза незнакомки были так же черны, как настигнувшая Крим безлунная ночь, обещавшая сгубить под своим подолом немало невинных жизней.

— Левана, дорогая, — улыбался Рамиф, вызывая тошнотное отторжение. — Сам факт, что мы грызёмся по пустякам, лишь подтверждает слова Де́ксирида. Рыбка гниёт с головы.

Среди представителей невиданных рас рыжий смотрелся уместно. Вот где были настоящие чужаки! Точно пришельцы из каких-то миров. Однако нескольких всё же удалось распознать. Например, Мизара в компании такого же типичного пожилого алорца. Неподалёку от него сидел халасатец примерно тех же лет и ещё один — помоложе, в пышной жёлтой чалме.

— Давайте перейдём к делу, — как раз оборвал спорящих халасатец с благородными сединами на висках. — Вы всё ещё желаете нашего участия?

— Я по-прежнему считаю, что обсуждать нечего, — сказал Рамиф, словно бы борясь с объявшим его раздражением. — Или ты не согласен, Мизартис? Что ж, если мои дела тронули твои нежные чувства, то готов выставить их на всеобщее обозрение. Зовите хоть всех остальных, мне скрывать нечего и торопиться некуда.

— Достаточно и нас, — отрезал колон со спокойствием и терпеливостью. — Не хочу спорить и бросаться упрёками. Надеюсь на вашу мудрость и дальновидность, — Мизар обвёл всех присутствующих взглядом, прежде чем начать: — Капитан, прошу вас.

Хаспин сделал шаг вперёд, с почтением склонил голову, отсалютовал знак верности ало-класси и принялся докладывать. Это была душещипательная история о том, как многострадальный алорский народ чтит законы и традиции. Потом речь зашла о предательстве, дезертирстве и беспринципном отродье-Роваджи, по воле судьбы оказавшемся в стенах Эрхолла.

— Ну и повесьте его, — закатил глаза какой-то тощий и злющий сид — точно богомол, обтянутый человеческой кожей и парчой. Вряд ли он желал ещё хоть минуту участвовать в этом разбирательстве.

— Разрешите продолжить, — не унимался капитан. — Сегодня по его вине погиб капрал Нилирис — верный подданный Алуара, третий год облаченный в синие. Безупречный боец, дуэлянт и янтарный. Стычка на задании.

— А что у нас за это полагается? — спросил халасатец в чалме. — Разве что-то хуже повешенья?

— Вот и я о том. Повесьте его, — повторил тощий злыдень.

— Кто зачинщик? — спросил Дексирид.

— Свидетелей начала стычки не было, — ответил Хаспин. — Нилирис уже не расскажет, а слову обвиняемого верить нельзя. Прошу не упускать из внимания его прошлые преступления, среди которых нарушение клятвы, предательство, воровство…

— Действительно, давайте не обсуждать конкретное нарушение устава, а копаться в ваших личных порядках и законах, — взметнул брови чужестранец в строгом кафтане и воздух словно наэлектризовался от напряжения. — Развели произвол, вот и теряете лезвий.

— Истину глаголешь! — зашёлся одобрением Рамиф.

Но Дексирид оказался не падким на похвалу и посмотрел на рыжего грозно и требовательно:

— И этот ваш дезертир вон тот мальчишка?

— Тот, что грязный и еле дышит? Он самый.

— Я его раньше не видел. Как давно он облачён в синее?

— С сегодняшнего дня, — вперёд прочих отрапортовал капитан. — Достопочтенный хранитель Юго-Востока завербовал его два дня назад, и уже сегодня послал на зачистку.

— Хочу тебя расстроить, Мизартис, но у твоего помощника неверные сведения. Этого оболтуса я подобрал только вчера, — усмехнулся Рамиф, наслаждаясь происходящим, точно балаганным представлением.

— Он хотя бы устав знает? — Дексирид заглянул в глаза рыжему и сразу понял ответ. — Ты отправил его без подготовки? О чём ты вообще думал?

— Он повёл себя неподобающим образом, и я решил его наказать, — буднично и беспечно пояснил Рамиф.

— И какие же проступки так оригинально караются?

Взгляд непременно влиятельного и очевидно опасного мужчины вонзился в обвиняемого. Ро почувствовал себя невероятно глупо. Одно дело показать оскорбительный жест заносчивому сородичу, а другое — рассказать об этом высокочтимому собранию. Наверняка на лице проступило идиотское выражение.

— Прошу меня простить, — резко обратился Хаспин, словно опасался, что хам и наглец всё же расскажет. — Но мы рассматриваем вопрос гибели верного подданного и правосудия.

— Незнание не освобождает от ответственности, — заговорил халасатец с сединами и взыскательно посмотрел на провинившегося: — Лезвиям запрещено убивать друг друга.

— Его убил еши, — не стерпел Роваджи. — Да, мы дрались, но он первый напал. Я защищался.

— Хорошенькое оправдание! — всплеснула руками Левана. — Особенно когда некому подтвердить.

— Вам есть что добавить? — обратился Хаспин к помалкивающим лезвиям. — И давайте без домыслов, чтобы не тратить сапфир.

Все промолчали. Никто не рассказал, как Ро хотел ударить Нила, но и оправдать не пытались. Наёмники следовали негласному кодексу дуэли: ничего не видели, не слышали и не знали.