Шум, и смех, и выкрики — всё гремело и кружилось вокруг, убивая желание думать. От жаркого тепла клонило в сон, да и желудок наконец успокоился. Красные и оранжевые одежды охватили пожаром трактир, оттого единственное синее пятно сразу же бросилось в глаза. То был простенький, но чистый полуплащ с откинутым капюшоном. Он ладно сидел на приземистом халасатце, спустившемся с верхнего этажа, где находились комнаты. Мужчина шёл в компании смуглого дикаря с Востока — а́ви, так называли этот вольный народ. Оба одеты в хорошие кожаные доспехи, а на поясах, судя по гардам, не самые дурные сабли. Наверняка наёмники какого-нибудь си́да. Они подошли к трактирщику, и халасатец полез в кошель, попутно распахнув плащ. Две блестящие полновесные козы — крупные серебряные монеты — перекочевали к хозяину, заставляя того кланяться и рассыпаться в любезностях. Но Ро не интересовала нажива, он заметил другое. Из коротких ножен длиной в две ладони торчали кольца больших причудливых ножниц. Ювелирная работа, не иначе. Они не походили на инструмент портного, их носили словно оружие. Глупость какая! Абсурд, да и только. Но было что-то особенное в их холодном серебряном блеске, заставившее пульс ускориться, а дыхание участиться. Вора обдало волной жара, стоило дорогой, но совершенно бессмысленной безделушке промелькнуть в нескольких футах от него.

«Вот оно! — решил для себя Ро и наспех запихал в рот остатки пирога. — Почему бы не ножницы?»

В судьбу он, конечно, не верил, но старался обращать внимание на знаки. Люди вечно наделяют всё подряд особым значением. Например, те же ножницы в Алуаре обозначали начало новой жизни, ведь именно ими перерезали новорожденным пуповины. В Халасате их случалось видеть в храмах Хиля — покровителя медицины. Амбивалентный символ жизни и смерти в их противоречивом союзе. Чем не мери́ло? Всё или ничего. А если металл окажется драгоценным, то и продать такую добычу можно задорого.

Наёмники прихватили бутылку хорошего вина и вышли из трактира. Вопреки ожиданиям они не начали дебоширить или искать место, где продолжить гулянье, а неспешно побрели по косым улицам, увлечённые разговором. Ави чаще помалкивал, прикладываясь к бутылке. С кожей цвета потемневшей бронзы он бы легко затерялся во тьме, если бы не громкие смешки, да и сложно проглядеть тушу высотой в шесть с половиной футов. Халасатец был ему по плечо, но шума создавал в десять раз больше. На одном дыхании он ухитрялся отпускать шутки, сетовать на нелёгкую жизнь и браниться то на окружающую темень, то на подвернувшийся камень.

Крадущийся позади Ро заподозрил, что зря старается. Даже побеги он в припрыжку, болтающие наёмники его не заметят. Видавшие виды сапоги не издавали ни скрипов, ни шорохов. Это был бесспорный талант. Лучше, чем красться, у Ро получалось только бегать и прыгать. Оказавшись на крыше, он мог потягаться и с каким-нибудь бистом. Пусть у него не было когтей и хвоста, чтобы держать равновесие, зато весил он гораздо меньше и без труда мог балансировать даже на самой узкой рее. Жизнь — лучший учитель, а тот, кто намерен всеми силами выжить, — бесспорно толковый ученик.

Халасатец и ави бесцельно слонялись по тёмным улицам, наслаждаясь приятной прохладой и крепким вином. Их можно было понять: уже второй день стояла ясная погода, и кое-где поблёскивали звёзды. Такие ночи — неслыханная редкость. Ни ветра, ни дождя, ни бескрайней грязи.

За внутренними стенами гуляк давно бы задержала стража, но на окраине внешнего кольца проще было встретить грабителей, чем стражников. И тем не менее наёмники не озирались и не пытались вести себя тихо, словно напрашивались на неприятности. Сами боги велели преподать им урок.

Иногда Ро удавалось снимать кошели с поясов так, что жертвы не замечали пропажи. Правда то были зажиточные лавочники, мелкие торговцы без серьёзной охраны или праздные хлыщи — сынки каких-нибудь маломальских сидов, и без того сорящие монетами. С таких не убудет. Воровать у вооружённых людей военного толка было глупо и безрассудно. Такие и денег при себе много не носят, и даже за пару сардин изрубят, как борова в базарный день.

Пульс участился, даря приятное головокружение. Ро слишком любил риск, и это чувство придавало ему сил и уверенности. Осмелев, он догнал наёмников и пошёл в нескольких футах позади. Те не замечали его, увлечённые болтовнёй. Слишком лёгкая мишень для серьёзного вызова, но тот, кто уже окликнул богов, не имеет права пятиться. Удача не любит отступников.

Тихие пальцы скользнули под плащ легче тумана и подцепили гладкие на ощупь кольца. Оставалось только потянуть, но холодный металл задрожал, в венах заструился огонь, пульс понёсся галопом, а глаза защипало от ярких оранжевых искр. Вор так и застыл, вцепившись в ножницы, а наёмники резко обернулись и уставились на него.

— Какого Гре́шта⁈ — выпалил ави.

— Какого Ли́кого⁈ — вторил ему халасатец.

Первый схватился за саблю, второй за ножницы, и те задрожали ещё сильнее и ужалили вора не хуже крапивы. Ро одёрнул руку и, не желая выяснять, что случилось, бросился наутёк. Точнее попытался, но неведомая сила налетела на него шквалом и швырнула о кладку ближайшего дома. Повезло лишь, что не головой.

Упав на каменную мостовую, Ро решительно попытался встать, но чей-то сапог заехал ему точно по рёбрам, отправляя обратно. Следующий удар пришёлся по почкам и обещал быть не последним.

— Откуда ты, мать твою, взялся⁈ — возмущённо потребовал халасатец, оставаясь в стороне и не отнимая руки от своих драгоценных ножниц.

Но Ро было не до разговоров. Он пытался увернуться от нового удара, а преуспев, прибегнул к подлой подсечке. Ави даже не покачнулся, лишь глумливо фыркнул, после чего ещё несколько раз пнул горе-воришку, прежде чем вспомнить о сабле.

— Хаш, погоди, — остановил его халасатец.

Он стоял, скрестив руки на груди. Темнота скрывала его лицо, но голос звучал неуверенно.

— Ты это видел?

Дикарь опустил оружие и непонимающе уставился сначала на приятеля, потом на скорчившееся тело у ног.

Ро предпочёл бы, чтобы на него не смотрели. Выглядел он весьма неказисто, а ещё намеревался сбежать, а это весьма сложно, когда на тебя таращатся. Вызов обернулся грандиозным провалом. Больше никаких «сам». Попросится в банду, если унесёт ноги.

— Эй, ты!

Теперь Халасатец ухмылялся, по-идиотски вращая на пальце ножницы.

Морщась от боли, Ро попытался встать, но стоило кое-как выпрямиться, как его снова швырнуло на стену, на этот раз спиной. Вокруг тишь да тьма, ни души, ни ветерка. Сам воздух отчего-то сделался плотным и вздумал толкаться, словно на вызов незадачливого вора явились поглазеть все двенадцать благостных и порочных богов. Ну или как минимум Ликий — бог коварства и обмана, в компании проказливого Ветровея и злокозненной Наминэрии.

— Эй, я к тебе обращаюсь! — напомнил о себе халасатец. — Кто ты такой и откуда взялся?

— А не твоё собачье дело! — процедил Ро, выискивая шанс для бегства.

Ави ждал ответа не меньше приятеля и зарядил наглецу кулаком по зубам.

— Он что — алорец? — удивлённо заметил громила и навис над рухнувшим, разглядывая с ещё большим интересом.

— Похоже из «этих», — халасатец сделал неопределённый жест.

Ро слушал вполуха, пересчитывая языком зубы и сплёвывая кровь. Хаш весил больше него раза в два, а с кулака бил не хуже тарана. И как только голова на плечах удержалась? Но сетовать на боль было рано или уже слишком поздно. Время действовать или сдаваться.

Поборов дурноту, Ро перекатился в сторону и снова распластался на мостовой, прибитый немыслимой силой.

«Да понял я, понял! — зашипел он про себя. — С первого раза всё понял!»

Но лукавым богам по-прежнему казалось, что урок не усвоен. Теперь уже халасатец вздумал пинаться, правда получалось у него на порядок слабее. Пара ударов, и руки наёмника зашарили по карманам.

— Что тут у нас? Хм, ни денег, ни чего-либо ценного. А это что? Сабля? С какого трупа ты её снял⁈ С утопленника? Парень, на ней ржавчины больше, чем в твоей башке!