Вот и проводил Ро подобные вечера насупившись и отвернувшись к стене. Считал ровно прилаженные кирпичи и утешал себя, что пряники — безвкусная гадость по сравнению с миндалём в шоколаде или извилистым орехом в меду. Бывало какой-нибудь из маминых дружков приносил целую горсть, и мать все до единого отдавала сыну. Ро грыз с алчным восторгом, но потом уговаривал её тоже попробовать, когда аппетит немного стихал и просыпалась совесть.

« А кому из нас расти? — улыбалась мать. — Ну, хорошо. Я возьму один, но все остальные тебе, бельчонок».

«Бельчонок». Как только она его не называла, но всегда ласково и с озорством. Да и отчего не бельчонок? Он вечно скакал вокруг, неугомонный, а стоило напроситься на улицу — лазал по деревьям и крышам. Одна пятнистая биста как-то сказала, что ему только хвоста не хватает. В те годы Ро не отказался бы от острых когтей, но хвосты ему казались нелепыми и вечно бросались под ноги.

Как же давно это было. Прошлое таяло, как промелькнувший сон. Словно вокруг всегда были стены казармы, и Ро просто придумал все те красочные витражи, пёстрых чудаков с промасленными волосами и прямоходящих зверей, носивших забавные широкие штаны — в точности такие, какие были и у него самого вплоть до приезда в Алуар. Ох уж эти штаны! В первый же день их высмеяли и припоминали потом, даже когда им на смену выдали форму. Якобы на юбку похожи. Ничего подобного! В долгу новичок не остался и мигом окрестил ко́таны платьями. Вообще он придумал множество обидных сравнений, но те оказались совершенно непонятными для местных. У алорцев даже словарный запас оказался пресным и скудным, с привкусом скуки и жёсткостью казённых матрасов. В последствие Ро приучили изъясняться как надобно, однако он лишь притворялся и искренне гордился, что привнёс в кадетский быт пару дюжин новых ругательств.

Но время шуток заканчивалось. Бежать следовало сейчас: пока не исполнилось пятнадцать. Кадеты давали присягу в первую неделю после зачисления, то есть в десять (сам Ро произносил заученные, но ненавистные слова в одиннадцать), но то был детский лепет по сравнению с настоящей клятвой и посвящением во взрослую жизнь. Ребёнка не накажут так, как полноправного члена общества. А военных карали куда как строже, чем гражданских. Так что сбеги Ро немного позже и попадись патрулю — его не попытаются наставить на путь света, а сразу повесят.

Для честного и порядочного кадета шанса сбежать из училища и из страны не существовало, но тот, кого с первого дня прозвали Халасатцем, гордился своей испорченностью и преступным умом. Однако и этого оказалось мало для надёжного плана.

Самым простым пропуском за ворота кадетского корпуса были родители. Они могли навещать детей и даже забирать на пару дней, не чаще чем раз в месяц. Но мать лишили этого права за то, что в юности сбежала на чужую землю и вела беспутный образ жизни. Так объяснял капитан. Ро родился в Ра́нте и отца не знал. Со слов матери, тот был таким же беглым алорцем и ушёл, бросив её и годовалого сына на произвол судьбы. Да кто теперь подтвердит? Проще нацепить повязку и объявить полукровкой. А несчастную женщину, вернувшуюся на родину с поникшей головой и мольбой о прощении, — отлучить в храм далеко на севере. Это означало никаких средств, никакой свободы и никаких поездок — только служение. Всё, что теперь получал от неё сын — письма. Отвратительнейшие письма! Их словно писала не мать, а какая-нибудь монахиня из храма Колласа, через слово славящая своего горячо любимого бога. О совместном прошлом там не находилось даже намёка, как не было сожалений и извинений за великолепно устроенную жизнь! Ро подозревал, что знает причину. Каждое послание вскрывали и проверяли, дабы обезопасить юные умы от вредоносного воздействия. И всё же мальчишке нужна была мать, а не какое-то безвольное безликое существо, желавшее ему хорошей службы и крепкого здоровья.

Раньше мать любила поболтать, часто острила и каламбурила, придумывала всевозможные забавы и игры, завязанные на фантазии и воображении. Как-то раз они почти час говорили стихами — каждый по строчке. Тогда это казалось гениальным, пусть и являлось околесицей. Жили они то сносно, то бедно, но мать учила сына читать и писать. Она вообще была одарённой и умела складывать и умножать в уме большие числа. Ро думал, что все алорцы такие: красивые, возвышенные, умные. Тридцать триллионов увы! Пусть в училище и имелась библиотека, посетителей у неё было едва ли не меньше, чем дозволенных к прочтению книг.

Поскольку вырваться из училища на законных основаниях Ро не мог, то старательно изобретал незаконные, но в противовес каждой идее находились непреодолимые сложности. Вокруг поля́ — открытая местность. Даже если перелезешь через обе стены, не пройдёт и часа, как приволокут обратно. Граница далеко, и чтобы до неё дойти потребуется огромный запас провизии. Столько не украсть, да и при небывалом везении просто не утащить. К мальчишке в кадетской форме в любом из городов будет много вопросов, но как раздобыть иной наряд? Да и какой? В Алуаре не бывает бродяг. Все знают своё место и живут общинами. Как бы беглец не оделся, вряд ли сойдёт за своего. Ну и, конечно же, не стоило забывать о самой границе. Там уж точно десять раз спросят кто ты, откуда и имеешь ли право отлучаться с освещённой Колласом земли.

Ро был не из тех, кто сдаётся под гнётом препятствий. Он обдумывал каждый этап, подбирал отмычки и лазейки к замкам и запретам, взвешивал все за и против, однако прекрасно понимал, что немалую роль в его побеге будет играть удача. Пока что план казался грязным черновиком, но день ото дня обрастал полезными находками и хитрыми деталями. Например, не нужно лезть через забор и тащиться по полю. Лучше подгадать момент, когда привезут провизию, выгрузят на складах и заберут опустевшие тары. Если попасть в наряд, то можно уехать с продовольственным обозом, спрятавшись в одной из пустых бочек. С одеждой тоже вопрос решаем: стащить форму капрала. Вот уж не великое звание, но при этом никто не усомнится, что едешь куда-либо с поручением. Нужно только денег раздобыть и подделать кое-какие бумаги. За последним дело не станет, ведь Ро частенько имел доступ к печати, являясь к капитану в кабинет. Да и подпись его подделать несложно.

— Эй, Халасатец! — окликнул Милитис.

Он всегда так обращался, что казалось нелепым, ибо сам являлся полукровкой. И если Ро выдавала только красная повязка на плече, то Милит больше походил на выходца из страны гроз, чем на алорца. Каштановые волосы вились на концах, глаза с характерной зеленцой, но хотя бы ростом и цветом кожи он пошёл в отца, привёзшего свидетельство своего позора из поездки.

— Чего тебе?

— Расскажи про бистов. Говорят, они просто огромные!

Милит покинул Халасат во младенчестве, и его интерес был понятен, но до сего дня он ни разу не спрашивал ни о чём подобном. Он всегда избегал товарища по несчастью, будто мог запачкаться об него и сделать свою кровь ещё менее алорской. А теперь прямой вопрос, да ещё и в компании полноправных.

— А ты мне что? — бросил Ро, не оборачиваясь. Среди кадет было обычным делом меняться — это являлось частью культуры, как и авторитет «выпускных».

— Пряник хочешь? Дам надкусить, — великодушно предложил Милит.

— Я про бистов много всякого знаю, а пряник у тебя один и совсем крохотулишный. Не интересно.

— Кро-хо-ту… Пекло! Нет такого слова! Ты его сам придумал! — завозмущался зеленоглазый.

— Вот и пряника твоего считай что нет. Предложи что получше, — посоветовал Ро.

— Нет, ну точно халасатец! Ещё и торгуется! — воскликнул Верин.

Извечный задира сидел наряду со всеми, но всё равно выпячивался так, что каждому было понятно, кто во главе. И лёгкая хромота тому не стала помехой. Тогда, полгода назад, Верину крупно повезло не расшибить белобрысую голову, но не настолько, чтобы полностью избежать последствий. Стоило ли говорить, что любви к виновнику у него не прибавилось.

— Вообще-то это мои пряники, — чванливо сообщил Сарвиан. — Но коли на то пошло, бери один и не борзей. Милит вон на пять вечерних булок выменял.