«Не твоё собачье дело», — подумал Роваджи.

— Тебя не касается, — менее грубо отмахнулся Рамиф. — Остальное завтра. Меня не тревожить.

— Как прикажете. Ужин, должно быть, остыл. Подогреть или подать новый?

— Не надо.

За провалом в стене снова началась лестница, вызывая у пленника дикую злобу, но эта хотя бы вела лишь на один этаж вверх, где по затейливому проходу можно было попасть в башню-кабинет. Окна открывали вид во все стороны света, и наконец-то нашлись массивные ставни на выходе на балкон. Здесь тоже горели жаровни, бросая тусклый свет на книжные полки. Ещё здесь были диван, и кресла, и несколько столов: письменный, диванный и стол-карта с объёмным макетом континента. Всё и сразу в одной огроменной комнате.

Стоило подняться, как большой мохнатый пёс разразился радостным лаем и запрыгал вокруг вошедших, виляя хвостом. Рамиф на ходу скинул плащ и отправил на вешалку: тот сам полетел, словно на невидимой нитке. Одно из кресел отодвинулось, предлагая садиться. Второе услужливо приняло хозяина. Странно, что рыжий прямо на нём не ездил по крепости. Быть может колени у него тоже волшебные?

Дважды приглашать Ро не пришлось: он рухнул на парчу и вцепился в подлокотники, морщась от боли. С него достаточно. Захотят уложить на стол или вернуть в камеру, так пусть сами и волокут.

Тем временем сид потрепал пса, скомандовал «место», снял с подноса высокую пухлую крышку и с тоской рассмотрел свой сегодняшний ужин. Кусище жаренной свинины — одно только мясо без сала, тушёные перцы и баклажаны, соус в специальной тарелочке, ломти белейшего хлеба, пара фруктов. Столь пышные яства не стоило показывать голодному человеку, но сытый сделал такое лицо, будто его затошнило. Небрежным движением он пододвинул поднос пленнику, предусмотрительно забрав бокал с каким-то напитком. Ро тихонечко хмыкнул, не в силах бороться с характером. Можно было самоотверженно отказаться от высокомерной подачки, но гордость — удел благородных. Бродягам важнее пополнить силы, чтобы прожить ещё один день.

— А пока жуёшь — слушай, — Рамиф откинулся на мягкую спинку кресла, поигрывая в руках злосчастным кулоном. — Терпеть не могу людей, для которых мери́ло — деньги. Такие могут быть отменными воинами или великими умниками, но покупаются и продаются. Верность, конечно, тоже товар, но срок службы у неё слишком непредсказуемый. А ещё я не выношу болтливых. Слова таких стоят куда меньше верности прочих. Поступки всегда показательнее слов. Согласен?

Роваджи, проглатывая пищу, почти не жуя, на мгновение замер и неопределённо пожал плечами.

— Если ты посмотришь дальше тарелки, то непременно обнаружишь вилку, — подсказал рыжий, качая головой. — Надо было сразу вести тебя к Мизартису. Вдруг его бы удар хватил⁈

Наверняка шутка заключалась в том, что упомянутый — алорец, а этих плохими манерами можно даже пытать. Ро показательно вытер пальцы о салфетку и потянулся к столовым приборам. Семь лет назад наставники постоянно били его по рукам, искореняя дурные халасатские привычки. Три года бродяжничества привили новые, куда как более скверные.

— Так вот: поступки весомее слов и правдивее рекомендаций. Я много рассуждал об этом в последние дни, и знаешь, что мне показалось забавным?

Повисла условная тишина, нарушаемая клацаньем вилки и неумышленным чавканьем. Хозяин башни дожидался ответа и постепенно терял терпение.

— Расскажешь? — проглотив очередной кусок, приличия ради спросил Роваджи.

— Мне показалось забавным, что ты предпочёл стащить мой маятник, а не что-то другое. Ты не знал, сколько он стоит и как с ним обращаться, но украл именно его. Были более практичные варианты.

— Кстати говоря, камни фальшивые, — пользуясь случаем, сообщил пленник.

Рамиф улыбнулся так, будто смотрел на ребёнка, ляпнувшего глупость.

— Это спектральные кристаллы, а не драгоценные камни, — медленно и с ехидством пояснил он. — Для бесталанных глупцов они ценности не имеют, но стоят дороже редчайших алмазов.

Это, несомненно, являлось правдой, вот только вряд ли такой аргумент переубедил бы того перекупщика. Красть кулон действительно было глупо, ведь вор не знал никого, способного разглядеть его магические свойства.

— Это был вызов. Я же рассказывал, — напомнил пленник, уплетая за обе щеки.

Наличие вилки его аппетит не умерило. Перед смертью, как говорят, не надышишься, но вот наесться не помешало бы.

— Вот и я о том же. У тебя дурь в голове, и это следствие спектры. В природе янтарных нарушать законы и правила. Тебя тянет к риску, к вызовам самому себе. Ты ищешь то, чего не в силах понять и что никогда не сможешь догнать. Звучит, как бессмыслица, но это надёжнее желания наживы и даже каких-либо принципов, ведь и они бывают изменчивыми при разной погоде.

— Я, кстати, тоже не выношу, когда много болтают. А если ещё и красиво — совсем ненавижу, — прочистив горло, сообщил Роваджи. Поесть он, конечно, любил, но говорить гадости — куда сильнее.

— Этот пёс раньше тоже рычал, — Рамиф указал на питомца, разлёгшегося на диване и наблюдавшего за людьми умными и отчего-то грустными глазами. — Когда я подобрал его на улице в Шиме.

Пленник перестал жевать и с дребезжанием отодвинул тарелку.

— Так заведи себе второго, а я лучше пойду.

— А мне казалось, ты не обидчивый, — хмыкнул рыжий, не снимая улыбочку. — Но не ищи в моих словах оскорбление. Этот пёс судьбу не выбирал. Ему просто нужен был дом и немного внимания. Он получил, что хотел, а я обрёл надёжного друга. Ну и кто от этого проиграл?

— Я искренне рад за вас обоих, — подчёркнуто фальшиво слюбезничал Ро.

— Вилять хвостом я тебя не прошу. У тебя его, если на то пошло, и нет. Да и нужно тебе совершенно другое. Хочешь это? — рыжий снова потряс кулоном. — Получишь и это, и гораздо большее. А, поскольку, кроме меня, никто не даст тебе и крупицы подобного, то мне не придётся сомневаться в твоей порядочности.

— А пса ты тоже на цепи к себе в башню тащил? — возмущённо выпалил Ро, еле сдерживаясь, чтобы не запустить подонку в лицо на сей раз тяжеленным подносом.

— Ты пришёл сам. Я тебя пальцем не тронул, — парировал рыжий и ещё гнуснее улыбнулся. — И нет, я тебя не вынуждаю. Спектры в тебе — кот наплакал. Дар ключника редкий, но его не отрежешь и не пришьёшь. Так что, если моё предложение тебя не устраивает, — вставай и проваливай. Распоряжусь отправить тебя хоть в Синебар, хоть в Санси. Заметь, не на мороз. Хотя я гнутой ржанки не поставлю на то, что ты долго протянешь. Никто не заставлял тебя бросаться с крыши.

Звучало всё складно, вот только нисколько не верилось. И сид это тоже понимал, но перестал уговаривать, ограничившись последним аргументом:

— Только учти, если мы сейчас с тобой распрощаемся, третьего раза не будет. Я говорил, что не люблю, когда тратят моё время?

Роваджи посмотрел на него с усталым презрением, как и на всех в своей жизни. Потом он уставился на снег за окнами, обернулся на пса, поискал подсказки в почти опустевшей тарелке. Ничто не трогало и не убеждало. И только кулон с фальшивыми янтарями поблёскивал в неярком свете жаровен, молча́ о том, что мог бы о себе рассказать, и напоминая, что вызов был брошен, но в споре с богами незадачливый вор проиграл.

Три с половиной года назад

Сложно думать, как устроить побег, когда за спиной смеются и чавкают. Близился отбой. Кадеты травили байки и подъедали сухофрукты и пряники, привезённые с отпусков. Такими радостями с Ро не делились. Зачем? Он никогда не покидал училища и не получал передачек, а значит и не было надежды на взаимообмен. Лишь двумя способами он мог добыть себе гостинец: выиграть спор или стащить, — но сложно биться об заклад, не имея ничего за душой, а за воровство сначала строго покарают старшие, а потом нещадно заклюют сверстники. Да и заполучи он что-нибудь ценное, особенно в предыдущие годы, всё подчистую отняли бы зарвавшиеся ребята посильней.