Даня тихонько всхлипнул, проснулся и понял, что при этом не издал ни звука. Тяжелые веки были совсем неподъемными. Слишком долго бился и пытался кричать. Теперь все болело — затекли руки, ноги, плечи и спина — прямо огнем горели. И в туалет хотелось почти уже нестерпимо. Но ведь и не пожалуешься никак, приходилось терпеть и пытаться не обмочиться. Такого позора он бы просто не пережил.

— Чё? Тяжко? Ну а чего было концерт устраивать? — сердобольно проговорил кто-то сверху и Данька все-таки распахнул глаза, попытавшись извернуться, чтобы увидеть — кто.

Впрочем, лежал он крайне неудобно, связанный, на полу, под сиденьями. И хорошо еще, что никто на него ноги не взгромоздил. Однако не огрызнуться ему было не по чести, потому, чтобы не думали, что он напуган, Данила решительно замычал. Звук из-под скотча, которым залепили рот, вырывался глухой, да и рев машины явно перекрывал его потуги.

— Так, прекращай! — гавкнули ему сверху. — Если прекратишь истерить, развяжу, все равно уже подъезжаем.

Куда они там подъезжали Данила Брагинец не имел ни малейшего представления, но на всякий случай кивнул. Если бы еще знать, который час! Сколько они ехали? Минуты складывались в часы, но каждая из них была так мучительна физически, что черт его знает, сколько на самом деле прошло времени с тех пор, как он вышел на крыльцо их корпуса. Слава богу, хоть отключался, а то бы и правда разревелся, как девчонка.

Это ж надо было встрять в такую кринжатину!

День был обычным, согласно установленному распорядку, к которому он почти уже привык — смена подходила к концу, и напоследок Данька пускался из всех возможных маршрутов в самые сложные, какие разрешали. С инструкторами и даже пусть и минимальным, но риском. Сегодня вот — Разбойничьи тропы, целых шесть километров в гору, перепад высот около семисот метров, преодоление подвесного моста над рекой и даже проход по узкой тропе над обрывом. Это было круто! К концу похода думал, что у него легкие вот-вот вывалятся! Зато потом их накормили вкусной кашей наверху и на базу везли автобусом. А вечером дневная усталость не мешала ему колбаситься за пультом диджея. Там, конечно, тусили парни постарше, по пятнадцать им было, но Данька с первого вечера умудрился вписаться — выглядел он взрослым, ростом — почти мать догнал. А когда курил с ними первую сигарету, то даже не закашлялся, стоически выдержав это непростое испытание. Потому приняли за своего, чем он в глубине души страшно гордился.

И жуть как не хотелось, чтобы смена заканчивалась, пусть он и скучал по маме и Грыцю. Да и к яхтингу вернуться пора.

Впрочем, впереди было еще пару дней веселья, каши на завтрак и макароны на ужин, и нытье отдельных личностей из отряда, типа «фу, какая гадость». Что до Данилы — он был всеяден. Свежий воздух делал свое дело. Сколько ни сожри, все мало. Вот и в кровати, вскоре после отбоя, закрыв глаза, он активно планировал следующие сутки, чувствуя легкое урчание в желудке. Хотелось чего-то, как минимум, не хуже, чем было сегодня. Но выбирать уже было особо не из чего, поэтому решил сгонять на экскурсию в форелевое хозяйство и заглянуть на занятие по гитаре…

А потом приспичило. И вот то, что для того, чтоб попасть в туалет, реально надо было выйти из корпуса и обойти его с другой стороны, действительно «фу, какая гадость». Впрочем, для Данилы и это не представлялось проблемой — подумаешь, фонариком с телефона подсветить. Зато сверчки поют, ежи шуршат, какая-то мошкара пытается отведать человечины, обглодав сразу до костей. Ну классно же!

Последующее он помнил плохо. Сначала его оторвало от земли, потом закрыло рот и нос, что невозможно стало дышать, потом его ненадолго вырубило, а когда пришел в себя, то его уже запихивали в какую-то машину совсем не на территории лагеря, хотя в темноте и не разберешь — за себя Даня не поручился бы. Да и страшно было капец.

Слабо соображая, что происходит, принялся вопить и драться, надеясь как-то вырваться, отбиться, сбежать. Или что кто-нибудь услышит и придет на помощь. В результате лежал со связанными за спиной руками и заклеенным ртом. А еще — так и не опорожненным мочевым пузырем. Прямо победитель по жизни!

Но все еще пытался рыпаться. Может, остановятся на заправку? Или какой патруль? Или еще чего? Но нет, похитители гнали вперед без промедлений и остановок, пока его не рубануло.

Теперь же один из этих уродов перегнулся к нему с переднего сидения, внимательно наблюдая за реакцией и ожидая подвоха. Но все-таки, кажется, и правда думая развязать.

— Тим, брось. Потерпит уже, что тут осталось.

— Да жалко мальца, небось болит все.

— Этот бешеный мне чуть палец не откусил, а тебе жалко. Ничего ему не сделается!

Ну да. Если он таки не сдержится и испачкает им салон, нормальная такая будет месть. А главное — сами виноваты. Этой мысли Данька бы и рассмеялся, да невозможно с заклеенным ртом смеяться.

Мучиться ему и правда пришлось уже недолго. В какой-то момент в машине стало светлее. Фонари, — догадался он. А значит, какой-никакой населенный пункт. Видно было, что подъезжают и по изменившемуся поведению похитителей. Тот, что был не за рулем, засуетился, принялся перебирать вещи в салоне. Второй сбавил скорость. Петляли они несколько минут, и снова стало темно. А после темнота сменилась устойчивым, хоть и неярким светом, когда они наконец остановились.

Даня слышал, как раздвигаются ворота, слышал, как шуршат мелкие камни под колесами. Как пахнет лесом после дождя. Страшно ему было до одури. Но хотелось, чтобы поскорее это все уже закончилось хоть как-нибудь.

Оно и закончилось.

Его не развязали, но зато подняли с пола и усадили на сиденье по-человечески. И он принялся жадно оглядываться по сторонам, пытаясь привыкающими к неяркому свету глазами разглядеть, где оказался. Но картинку в ближайшем окошке заслонила рожа какого-то старика. Тот быстро глянул на него и выдал:

— Так вот ты какой, Данила Назарович. Рад знакомству. Хреново, что в таких обстоятельствах. Макс, парень-то цел?

— Да цел, цел. Я не цел.

— Дрался сученыш?

— Ага, как щенок бешеный.

— Ай-яй-яй, — зацокал языком незнакомец и снова посмотрел на Данилу. — Совсем нехорошо. Не научила тебя, что ли, мамаша, что на старших руку поднимать нельзя? Ну ладно, это мы исправим.

И легко щелкнул Данилу по носу холодными и пахнущими табаком пальцами, от чего он не успел увернуться. Здесь, в полутьме, он видел очень плохо, черты лица окружающих людей наполовину скрадывала ночь, а на другую половину — Данин страх. Мысли замелькали в голове слишком быстро, панически. Но одна была очень понятной и очевидной: эти уроды знают и его, и его маму.

А значит, скорее всего, им просто нужен выкуп. Конечно! Как же он сразу не догадался? Все, что они хотят, это получить денег — и все. Мама известная личность, у нее куча связей, есть какие-то сбережения. Наверняка его похитили только по этой причине, а это значительно лучше, чем если бы похитители оказались какими-то маньяками. Ну или типа… на органы его распродать собирались. Хотя как там в подобных случаях бывает? Отрежут ему палец и отправят маме в конверте с требованиями… Черт!

По позвоночнику покатился пот. Огнем горел мочевой пузырь. А Даня очень ясно видел перед собой искаженное ужасом мамино лицо, когда она получит подобную посылку. У него и самого в глазах потемнело.

— Эй, эй! — пробился омерзительный тягучий старческий голос в его сознание. — Чего-то ты хлипкий такой, а? Точно ничего ему не делали?

— Та вот вам крест! Только в машину запихали… ну и связать пришлось, а то слишком резвый оказался.

— Ладно… Вези его в отцову хату и там запри пока. Обращаться с ним хорошо, кормить как попросит. И чтобы ни один волос с головы не упал, понятно? По деньгам не обижу, это ты знаешь.

— Та будет у нас как на курорте жить, не переживайте! — хохотнул тот, которого назвали Максом. — Есть, спать, дышать лесным воздухом.

— И смотри, чтобы мать не болтала, а то я ее точно в канаве зарою.