– Мать спасла тебя от смерти, Радомир. Но не я тот монстр, который разорвал твое тело. Эдита решила, что Самира подослала меня, чтобы вынудить на ритуал. Или знала все с самого начала, но удобнее оказалось обвинить меня в очередном нарушении договора, чем идти против Самиры. Я и так была вне кровавого закона. Северина Кос – чудовище, которого сторонились вампиры и, за которым гонялись охотники.

Она замолчала и вернулась к кровати. Я ждал нежную прохладу ее невесомых пальцев на лбу, надеялся почувствовать шелковые губы на щеке. Но вместо этого почти беззвучно отворилась дверь. Я понял по движению воздуха, по изменившейся атмосфере. Даже стены будто зазвенели от напряжения. Твердой поступью ко мне подошла Лилия.

– Приходил в себя? – резко бросила она, приспосабливая мешки и трубки для капельниц рядом с изголовьем.

– В себе, – выдавил я с усилием, подглядывая за происходящим сквозь ресницы.

– Вот и чудно, – констатировала Лилия и продезинфицировала сгиб моего локтя.

А когда покончила с подключением физраствора и глюкозы, дернула кружевную блузку на груди и достала из-за пазухи цепочку с якорным плетением. Она резко стянула перстень с моего пальца – рядом с Севериной я даже не замечал его жжения – собственнически обвила мою шею, застегнула замочек и велела:

– Не снимай! Вообще никогда, даже в ванной. – Лилия налила еще питья и подсунула мне под спину пухлую подушку. – Ты специально спровоцировал вампиров? Ты знал, что они набросятся и поэтому скинул кольцо?

– Нет, – выдохнул прямо в стакан, отчего по раздражающе яркой, карминовой поверхности пробежала легкая рябь.

– Но они что-то учуяли. И нарушили чистоту эксперимента. Насосались на месяц вперед! У Руслана нет столько времени.

– Почему Белоусовы не знают? – обратился я к Северине, которая отступила к окну и отстраненно наблюдала за действиями Лилии. Рядом с крупной охотницей моя возлюбленная казалась еще более хрупкой и невесомой. Будто стоило мне как следует вдохнуть, и ее бы притянуло в мои объятия неощутимым ветерком.

– Пусть она и ответит. – Северина кивнула в сторону соперницы.

– Если бы я знала ответ, то не спрашивала бы!

– Теперь никто не скажет, было ли в твоей крови что-то особенное с самого начала или появилось после алхимического ритуала, – выдала Северина, пристраиваясь на краешек кровати, будто передумала уступать меня Лилии. – Ты точно унаследовал от матери алхимию. Но я спасала тебя от Самиры и не собиралась убивать. Мне стоило молчать о случившемся, а я поначалу пыталась объясниться с Эдитой. Но связалась не с тем вампирским родом.

– Алиса, – проронил я. – Она обязательно найдет причину.

– Вот Алисы я здесь не потерплю! – разозлилась Лилия. – Думаешь, я хуже разбираюсь в биохимии крови?!

– Мы уйдем, – поспешно заверил я.

– Не думаю. – Лилия алчно сверкнула глазами.

Она схватила иглу и пробирку, чтобы нацедить у меня кровушки на анализ, но Северина встрепенулась и страшно зашипела.

Лиза: дом на территории охотников, окрестности

Вновь оказавшись в комнате с дурацкими обоями, густыми занавесками и бронированными окнами, я почувствовала себя прямо-таки по-королевски. Не зря говорят, что все познается в сравнении. Ценность некоторых вещей можно понять только лишившись их. Мне же вернули широкую кровать, солнечный свет и собственную уборную. Я наелась чистой кровушкой.

Русланчик лично отпаивал меня из кофейного стакана и хвалил, что не притронулась к Радомиру. Ему не обязательно знать, что до вкусняшки я не добралась только благодаря Северине. Пусть думает, что я послушная и вообще лапочка.

Боль способна сожрать не только тело, но и душу. Она же превращала меня одновременно и в никчемное создание, и в ненасытное чудовище. Но после еды тело восстанавливалось куда быстрее, а настроение стремилось ввысь.

– Вот только дико скучно, – пожаловалась я отражению в зеркале. – Даже книг не дали.

Тогда вспомнила про фортепиано в бальном зале, иначе огромную комнату на первом этаже и не назовешь, и проверила замок.

– Не заперли! Русланчик, ты чудо!

Не помня себя от радости, я вприпрыжку преодолела коридор и выскочила на лестницу. Там-то и столкнулась с Лилией Белоусовой. Каланча волокла стойку с прозрачными пакетиками и тонкими трубочками.

Для Радомира? Лучше бы они отвезли его в больницу!

– Посторонись, – грубо скомандовала Белоусова. – И не забывай, что на мне всегда кулон. Я ловко с ним управляюсь и без раздумья испаряю поганцев.

– Нужна ты мне. Ты жесткая и противная. – И, надув губки, добавила: – Меня Русланчик кормит.

– Ага, конечно.

Высокомерно хмыкнув, она скрылась за одной из дверей. Ступени привели меня в неуютный холл без дверей, но со скелетами борщевиков. А знакомый зал с камином встретил гулким эхо от цоканья домашних туфель по лаковому паркету, что всколыхнуло воспоминания из далекого детства.

Ко мне два раза в неделю приходил учитель музыки, чопорный старикашка. Он заставлял держать спину ровно и смешно крючить пальцы, словно сапсан на охоте. И всякий раз, стоило мне засмеяться, шлепал специальным прутиком по лопаткам. Иногда вместо того, чтобы смотреть в ноты, я разглядывала белые клавиши инструмента. Казалось, что нудный наставник вот-вот рассыплется прахом, и мне не хотелось упустить момент. Тогда он снова применял свой хлыстик, чем грозил угробить мой интерес к музыке. Но я нажаловалась отцу, и больше не видела противного учителя.

Зато по выходным папа лично брался за мое музыкальное образование. Мы соревновались в ловкости пальцев, играли мелодии на скорость и даже сочиняли маленькие веселые песенки. Надо отдать должное предыдущему мучителю, он вдолбил мне основы нотной грамоты. И время с отцом казалось легким и приятным.

Старое фортепиано слегка потрескивало, приветствуя меня, что никогда бы не уловило простое человеческое ухо. Мой слух ныне не заглушался током крови и прочими процессами.

Инструмент дышал только когда на нем играли. Оставленный без присмотра ради интерьера, он грустил и рассыхался. Но как только пальцы пробежали по глянцевым клавишам, послышалась чистая мелодия. Четкая, выровненная, будто синтетическая. Только одна басовая струна чуточку фальшивила, но мне понравилось ее несовершенство. Мелки изъяны одушевляли музыку, наполняли энергией, силой, смыслами. Никакие вылизанные студийные записи не могли сравниться с живым концертом.

Менуэт Баха, «Вальс дождя» Шопена, марш из новомодного балета «Щелкунчик» – все получалось просто, технично, но оттого слишком неестественно, до зубного скрежета правильно. Невыносимо. И я со злостью захлопнула крышку, не в силах добавить в свою игру шероховатости.

– Мне надо в Кафедральный собор! Слышите?! – завопила, подскакивая к окну. – Хочу попробовать сыграть на органе! Он не позволит мне совершенства…

Однажды мне довелось побывать у шпильтиша (от нем. Spieltisch – органная кафедра, пульт с необходимыми клавишами, педалями, рычагами и кнопками. Набор индивидуален на каждом органе) и прикоснуться к мудреным клавишам и рычагам. Я замолотила кулаками по стеклу, вызывая глухой гул в стенах дома. Дождь снова превратился в крупные хлопья снега, чтобы обелить привычную серость города. Даже темный красный кирпич не раскрашивал древние тайны в яркие цвета, лишь редкими каплями в облике Калининграда напоминал о кровавых хозяевах территории.

В пелене непогоды шевелили зелеными лапами туи. Между ними просвечивало поле, где мельтешили охотники и их верные бухгальеры.

– И чего так орешь? – напугала Белоусова с порога. – Завтра Руслан приведет новую партию испытуемых. Поможешь им освоиться. Все просто – чем хуже поведение, тем теснее клетка и ниже этаж. Ты уже испытала на себе щедрость главы и донесешь из первых уст. Чем быстрее вы подружитесь, тем быстрее попадешь в собор. Ясно?

– Ясно! – с сарказмом повторила я.

– К собору ведут тоннели. А под ним то, что нужно моему отцу – главные ворота в Золотой город.