— Слушай, Кобо, а у тебя есть жена? — Вопрос полушёпотом от Регины резанул по сердцу. Как я и думал, она не спала. Жены у меня никогда не было, но вот первая в этом мире любовь…

— Была. — Вместе с комом подкатившим к горлу выплюнул я.

— А дети?

— Тоже… — Моя нижняя губа задрожала.

— Теперь всё понятно, прости, я помогу тебе уснуть. — Вытащив руку из-под одеяла, волчица отодвигает мою ладонь, которой я пытался спрятать мокрые глаза. Её сильные, покрытые мозолями пальцы, внезапно полыхнули зелёным, мягким светом. Лишь слегка, ноготком коснувшись моей переносицы, Регина тут же погасила свет в моих глазах. Ни мыслей, ни образов, ничего, кроме тьмы. Едва я успел испугаться, вспомнить это ужасное ощущение бесконечного полёта вниз, как тут же мягкий женский голос позвал меня, требуя проснуться.

Открыв глаза, замечаю повисших надо мной сестричек кролли, девушки чем-то сильно взволнованны, может даже напуганы.

— Вставайте, ну же, быстрее, поднимайтесь, скорей, скорей, нужно бежать! — Кричат девицы, между слов которых я слышу шум, до рези в ушах знакомые, привычные возгласы, лязганье и стоны.

Сука, так и знал, этот мир не стал лучше, на нас напали!

Едва голова моя оторвалась от плаща, глаза в глаза я столкнулся с подлетевшим к борту бугаем. Плечистый, темнокожий и лысый, с выбитым глазом, обломанными рогами и мерзкой гнилозубой улыбкой. Рукой своей здоровой он хватает за платье одно из сестёр. Та верещит, кричит, в ответ на что, я тут же вгоняю здоровяку пальцы прямо в глаза.

— А-а-а-а, сука! — отпустив девчонку, схватившись за глаза, пошатнулся бугай, дав мне время подняться, схватить какой-то черенок, валявшийся в ногах, а после, со всей имеющейся у дохляка вроде меня мочи, переебать ему по голове. Что-то хрустнуло, смуглая рожа провернулась на девяносто градусов, в виске, черепе бандита застрял наконечник от мотыги.

— Где дети? — Вырывая из гор хлама что-то похожее на вилы, обернувшись, замечаю своего следующего врага. Кролли, невысокий, с такой же изуродованной шрамами мордой, большими, длинными, белыми ушами. Тот, за кого я некогда боролся, лил свою кровь, направил на меня оружие, что я сам некогда подарил их виду.

Сука…

В следующий миг я с разворота запускаю в него вилы, а он, представитель вида, что никогда не должен был стать на путь разбоя, нажал на спуск.

Всего на мгновение, краткое и неисчислимое время подчинилось мне, с броском вил поворачиваю корпус. Арбалетный болт насквозь проходит пышные лоскуты большой для меня рубахи. Потеряв равновесие, заваливаюсь на пол, слышу, как за поднятым бортом заорал кролли, как шлёпнулся на землю. Времени валяться нет, под руку попадает какая-то здоровенная железная крышка, а может и тарелка. С ней на перевес вываливаюсь из телеги, падаю на труп здоровяка. Рядом, лёжа на спине валяется, стрелок. Одна из рогалин угодила ему прямо в брюхо, другая под ребро. Стиснув зубы, он с ужасом и злобой смотрит на меня своими бешеными красными глазами. Кролли не хочет умирать, так же как и я. Едва я дернулся в его сторону, стрелок отпускает вилы, заворачивает левый рукав, под которым неизвестное мне устройство. Мои руки дернулись сами, по выставленной вперёд стальной крышке что-то звонко чиркнуло, рикошетом вонзилось в борт.

— А-а-а-а! — Заверещал кролли, когда я, упав на того, нанёс тяжёлой крышкой удар по горлу. Коленями прижав его руки к земле, удар за ударом, я бил до тех пор, пока кровь не залила всю мою рубаху, лицо, а сталь тарелки не начала биться о кости позвоночника. Вся моя злость, весь гнев выплеснулись на несчастного, забрав с собой львиную долю моих сил.

— Ублюдок! — Вывел меня из прострации чужой злобный выкрик. Чья-то зловещая тень быстро приближалась. Подняв голову, вижу толстого, уродливого хряка с торчащими из рта массивными бивнями. Свинья, орк… Выхватить вилы я не успею, крышка, погнувшаяся от ударов об позвоночник и горло кролли, тоже не сможет выдержать удара этого толстого уродца. Оставалось только пробовать уклониться. Едва я приподнялся, как тут же что-то громыхнуло, мозги свина, как и его тело, по инерции летят в меня. Огнестрел⁈

Перекатом в бок ухожу от свиной туши, ебнувшейся прямо на дохлого кролли. Впереди, держа какую-то палку, стоит Бард. Дым густым облаком окутывает его фигуру. Долго не думая, после залпа рогатый бросает своё «громовое» оружие, выхватывает кинжал, подскакивает в мою сторону, нанося удар куда-то мне за спину. Позади кто-то захрипел. Вырвав топор из руки свина, из-за спины, двумя руками, бросаю его в очередного бегущего на нас бандита. Крутанувшись в воздухе, лезвие с идеальной точностью вонзается ублюдку прямо между рёбер. Боец из меня хуёвый, но стрелять и трусливо бросаться во врагов всяким дерьмом я научился очень даже неплохо!

Переломный момент в битве был таким же внезапным, как и сама атака. Накал сражения потихоньку стихал, наших ребят, охранников каравана, в живых осталось гораздо больше, чем разбойников. Большинство выживших ублюдков, почувствовав отпор, либо уносили ноги, либо, уже валяясь ранеными, молили о пощаде. Подобрав с земли арбалет с болтами, держась позади Барда, помог охране совладать с последними, самыми бойкими, окружёнными бандосами. Нас больше, враг как на ладони, то было уже не сражение — расстрел. Убивать налётчиков не стали, пока охрана каравана всё плотнее смыкала вокруг них кольцо, я, перемещаясь по кругу, исподтишка, одному за другим простреливал засранцам ноги. Да, в действиях моих нет чести… да, я поступал как крыса, но зато это действенно, эффективно, и никто не умер. Едва цель валилась с ног, авантюристы тот час оттесняли недобитка от группы, обезоруживали, связывали. Все, от бандитов, коих сейчас паковали с особой яростью, до авантюристов, занимавшихся ранами друг друга и пленников, глядели на меня, не скрывая презрения, а некоторые даже омерзения. Что могу сказать, бывает, чё…

— Ай да Кобо… ну красавчик, удивил, мужик. Где так метать топоры научился, пойдёшь ко мне в слуги? — Внезапное обращения Барда напрягло. На его окроплённом кровью лице, румянцем горели щёки, сияла белоснежная улыбка. Кажется, всё же есть те, кому плевать, какой ценой достаётся победа.

— Да ничего особенного, я подумаю. — чуть застеснявшись, ответил я. Всё же, к комплементам, исходящим от более сильных физически людей, я морально слабоват. — Можно я его себе оставлю? — Указав на арбалет в моих руках, спросил у рогатого я. Почесав свою пепельную голову, тот тяжело вздохнул.

— Извини, друг, пока что нет. Сейчас подсчитаем убитых, раненых, соберём в общак все трофеи, а после разделим всё поровну. Согласно тому, кто сколько отдал для нашей общей победы, понимаешь, о чём я? Скольких ты убил?

— Ну… троих вроде, ещё пятерых подстрелил. — Ответил я.

— Троих? — Удивился Бард, а после глянул мне за спину, туда где у повозки, один на одном лежало пять трупов. — Значит, того безрогого тоже ты, ну даёшь… Думаю, тебе не только арбалет перепадёт.

Вооружённая клинком и мечом к нам, с растрёпанными волосами, с разорванной рубашкой, поверх которой виднелись кровавые пятна, шла Регина. Заметив, как мы с Бардом на неё смотрим, волчица оскалилась, показушно крутанув в руке кинжал, умелым финтом вогнала его в ножны. После чего в другие поместила и свой основной клинок.

— Ну что, костлявый Кобо, штаны чистые? — Едко кинула в меня Регина.

— Он троих завалил, прикинь… — Выдал рогатый.

— Брешешь… — не поверила волчица.

— Рогами клянусь!

— Ты их каждый год скидываешь, трепло. Ладно, что с дочками лодочника? Все целы?

— Ха… Рабыня спрашивает со своего господина? Вообще то охранять их — твоя задача! — Позабыв обо мне, двое голубков, обсуждая свои дела, удаляются по своим делам, оставляя меня в гордом одиночестве, среди трупов и презрительных взглядов. Ну и что теперь делать, как быть? Вот я уже стою на ногах, но куда мне идти… Дома нет, друзей и знакомых тоже, вокруг, как и раньше, кишащий всякой падалью мир. Только с тем изменением, что сейчас враги не делятся по видам, цвету шерсти и наличии в пасти клыков. Кто угодно может нож под ребро сунуть, оказаться злодеем или, как Эсфея, втереться в доверие, стать другом, а потом предать. Куда мне теперь идти? К Императрице Аорре? Без нужды она никогда бы не покинула своих покоев, роскошного шатра или дворца. Вероятность встретиться с ней на улице нулевая. Просить аудиенции? Ха-ха-ха, нет, это даже не смешно… Никто не станет слушать оборванца нищенку, меня тупо не подпустят к Императрице, а если и пустят, что тогда? Что произойдёт, когда огромный полумиллионный город вдруг узнает о пришествии Матвеемовом? Я знаю, что произойдёт, вновь придёт эта демоническая тварь, тёмное божество. И в этот раз он доделает то, что не сделал несколько тысяч лет назад.