— Но этого не могло быть, — сказал Пиво Из Бочки. — Между второй главой и убийством прошло несколько дней.

— Водопроводчик забыл свою змею дома, и ему пришлось за ней вернуться, — объяснил мистер Муллинер. — Уповаю, раскрытие тайны послужит вам надежным снотворным.

— Я чувствую себя другим человеком, — сказал Пиво Из Бочки. — Не то бы я пролежал без сна всю ночь, разгадывая это убийство.

— Вполне вероятно. В таком же положении оказался и мой племянник Сирил. В современной нашей жизни, — сказал мистер Муллинер, отхлебнув горячего шотландского виски с лимонным соком, — пожалуй, самым примечательным следует считать то, как детективные романы завладели умами общества. Истинный их поклонник, лишившись любимого чтива, ни перед чем не остановится, лишь бы обрести его. Он подобен наркоману, которого лишили кокаина. Мой племянник Сирил…

— Поразительно, чего только люди не забывают в вагонах, — сказал Стакан Портера. — Чемоданы… зонтики… а иногда так даже чучела шимпанзе, как мне рассказывали. На днях мне довелось услышать одну…

Мой племянник Сирил (продолжал мистер Муллинер) питал к детективным романам страсть, какой я не наблюдал ни в ком другом. Я отношу это на счет того факта, что, подобно большинству специалистов по интерьерам, он был молодым человеком хрупкого телосложения, готовой жертвой для любой болезни, появившейся в округе. Всякий раз, когда свинка, или инфлюэнца, или корь, или какой-либо подобный им недуг укладывали его в постель, дни выздоровления он коротал за детективными романами. И поскольку аппетит приходит во время еды, к тому моменту, с которого начинается мой рассказ, он безнадежно пристрастился к ним. Он не только пожирал любое произведение подобного жанра, которое попадалось ему под руку, но и стал завсегдатаем премьер в театрах, услаждающих свою публику спектаклями, в которых из шифоньеров внезапно высовываются костлявые руки, а зрители слегка изумляются, если огни рампы не гаснут чаще чем каждые десять минут.

И вот на премьере «Серого вампира» в одном из театров возле Сент-Джеймсского парка его место оказалось рядом с местом Амелии Бассетт, девушки, которую ему суждено было полюбить со всем долго копившимся и нерастраченным пылом юноши, до этой минуты склонного стушевываться в присутствии представительниц прекрасного пола.

Сирил не знал, что она Амелия Бассетт. Он никогда ее прежде не видел. Знал лишь, что наконец-то встретил свою судьбу, и весь первый акт он мысленно изыскивал способ познакомиться с ней.

А когда в зрительном зале вспыхнули люстры, возвещая первый антракт, резкая боль в правой ноге заставила его очнуться от размышлений. И пока Сирил пытался решить, симптом это подагры или ишиаса, что-то подтолкнуло его посмотреть вниз, и он увидел, что его соседка, захваченная происходившим на сцене, в рассеянии стиснула в пальцах часть его икры и самозабвенно выкручивает.

Сирил счел это отличным point d’appui.[43]

— Прошу прощения, — сказал он.

Девушка обернулась. Ее глаза сияли, а кончик носа чуть подергивался.

— Извините?

— Моя нога, — сказал Сирил. — Не могу ли я получить ее назад, если она вам больше не нужна?

Девушка посмотрела вниз и заметно смутилась.

— Ах, простите меня, ради Бога! — воскликнула она.

— Пустяки, — сказал Сирил. — Я был очень рад оказаться вам полезным.

— Я была зачарована.

— Видимо, вам нравятся пьесы такого жанра.

— Обожаю их.

— Как и я. А детективные романы?

— О да!

— Вы читали «Кровь на перилах»?

— О да-да! По-моему, даже «Перерезанные глотки» ни в какое сравнение не идут.

— По-моему, тоже. Ни в какое. Убийства более увлекательные, детективы более проницательные, улики позабористее… Никакого сравнения!

Две родственные души поглядели в глаза друг другу. Для чудесной дружбы нет закваски лучше, чем общие литературные вкусы.

— Я — Амелия Бассетт, — сказала девушка.

— Сирил Муллинер. Бассетт? Почему эта фамилия мне знакома?

— Вероятно, вы слышали о моей матери, леди Бассетт. Она ведь довольно известная охотница на крупную дичь и путешественница по неведомым пустыням и дебрям. Топает по джунглям и тому подобному. Она вышла в фойе покурить. Кстати… — Девушка запнулась. — Если она застанет нас за разговором, вы не забудете, что мы познакомились у Полтервудов?

— Я понимаю.

— Видите ли, мама не любит, когда со мной разговаривают люди, формально мне не представленные. А когда маме кто-нибудь не нравится, она имеет обыкновение обрушивать ему на голову какие-нибудь тяжелые предметы.

— Ах так! — сказал Сирил. — Как горилла в «Крови ведрами»?

— Именно. Скажите мне, — спросила девушка, меняя тему, — будь вы миллионером, предпочли бы вы удар в спину ножом для вскрытия конвертов или чтобы вас нашли без каких-либо следов насилия на теле пустым взором созерцающим нечто жуткое?

Сирил хотел ответить, но взглянул поверх ее плеча и довольно точно воспроизвел второй вариант. В кресло рядом с девушкой опустилась дама редкостной внушительности и впилась в него взыскующим взором через лорнет в черепаховой оправе, точно леди Макбет — в дерзкого таракана.

— Твой знакомый, Амелия? — спросила она.

— Это мистер Муллинер, мама. Мы познакомились у Полтервудов.

— О? — сказала леди Бассетт и оглядела Сирила сквозь лорнет. — Мистер Муллинер, — сказала она, — несколько похож на вождя нижних исси, хотя, разумеется, тот был чуть чернее и носил кольцо в носу. Милейший, обаятельнейший человек, — задумчиво продолжала она, — но под влиянием дешевого джина становился несколько развязным. Я прострелила ему ногу.

— Э… почему?

— Он вел себя не как джентльмен, — чопорно заметила леди Бассетт.

— Уверен, что после вашего назидания, — благоговейно сказал Сирил, — он мог бы написать руководство по хорошим манерам.

— Кажется, и написал, — равнодушно сказала леди Бассетт. — Как-нибудь загляните к нам, мистер Муллинер. Я значусь в телефонной книге. Если вас интересуют пумы-людоеды, могу показать вам парочку-другую интересных голов.

Взвился занавес, началось второе действие, и Сирил вернулся к своим думам. Наконец-то, восторженно размышлял он, в его жизнь пришла любовь. А с ней, вынужден он был признать, и леди Бассетт. Увы, увы, нет в мире совершенства, вздохнул он.

Я не стану останавливаться на ухаживании Сирила, достаточно сказать, что оно продвигалось быстро и успешно. С той минуты, когда он открыл Амелии, что как-то взял автограф у Дороти Сойерс, все пошло без сучка без задоринки. И однажды, явившись с визитом и узнав, что леди Бассетт уехала погостить за городом, он взял руку девушки в свои и сказал ей о своей любви.

Некоторое время все шло чудесно. Амелия отозвалась на его признание вполне удовлетворительно. Она с восторгом приняла его предложение. Пав в его объятия, она особо отметила, что он — мужчина ее мечты.

И вот тут-то прозвучал диссонанс.

— Все бесполезно, — сказала она, и ее дивные глаза наполнились слезами. — Мама никогда не даст своего согласия.

— Но почему? — сказал Сирил в полном ошеломлении. — Что она имеет против меня?

— Не знаю, но обычно она называет тебя «этот недопесок».

— Недопесок? — повторил Сирил. — А что такое «недопесок»?

— Точно не скажу, но, во всяком случае, мама их не терпит. И к сожалению, она узнала, что ты специалист по интерьерам.

— Это престижная профессия, — сказал Сирил с некоторой сухостью.

— Я знаю. Однако ей нравятся мужчины, побывавшие на лоне первобытной природы среди бесконечных диких просторов.

— Ну, я ведь планирую еще и декоративные сады.

— Да, конечно, — сказала Амелия с сомнением, — и все-таки…

— И прах меня побери, — негодующе сказал Сирил, — сейчас ведь не викторианские времена! Все эти материнские согласия и благословения гигнулись лет двадцать назад.

— Да. Но маме никто этого не объяснил.