— Ага. Реальнее быть не может.

— Когда?

— Вчера, после передачи.

— Но почему ты мне не сказал? — спросила она, как будто я нарушил какое-то правило.

— Не знаю. Ну, ты была на сцене, а потом… какая разница, сказать такое сегодня или вчера вечером.

— И что ты теперь будешь делать?

— Не знаю… Посмотрю. Не знаю… Сорри.

— Ой, да не нужно передо мной извиняться… Тебе сейчас тяжело.

— Да, это факт… Сорри, просто как-то вылетело.

Опять я произнес это сорри, безо всякой надобности. Нет, у меня было чувство, что я её предал.

Вероятно, где-то в ауре нашей связи существовали какие-то ожидания, она чего-то ждала от меня. Думаю, считалось само собой разумеющимся, что я буду продвигаться вверх, а не сползать вниз. Любовь наполнена обещаниями, и, должно быть, я их дал. Думаю, не было предусмотрено, что она станет звездой, а я антизвездой.

— Сорри, — повторил я опять без надобности.

— Ой-ой-ой… Ой-ой-ой, — повторяла она. — Как жалко… Я не знаю… Знаешь, сейчас я уже пришла в театр… — сказала она. Потом, как будто что-то посчитала, и добавила: — Иди домой. Не надо больше пить…

— Не беспокойся… Не знаю. Что мне делать дома? Посмотрю.

— Не пей больше, о’кей?

— О’кей. Успокойся. Всё под контролем.

И что только я плету, подумал я, закончив разговор, какой тут контроль?

Я сварил кофе по-турецки и вышел на балкон, сел в плетеное кресло.

Прекрасный день, открывается вид на зелень и в глубине её центр города. Маркатович действительно хорошее место выбрал. Свежий воздух. Внизу ползет маленький синий трамвайчик. Люди куда-то едут.

Я понятия не имел, что теперь делать… Куда идти?

День распростерся передо мной как огромная загадка.

Пить дальше? Пойти домой? В город? Прогуляться?

Может, пойти в зоосад? Взять с собой Маркатовича и посмотреть на слонов?

Вот, это всё то, что и рассказывают о безработице, подумал я.

Я пошел посмотреть, что с Маркатовичем. Приоткрыл дверь спальни. Он лежал на своем брачном ложе, по диагонали. Заморгал глазами.

— Спи, спи, — сказал я и закрыл дверь.

Всё же я надеялся, что разбудил его. Чисто для компании.

Я вернулся в гостиную.

Тут зазвонил мой телефон. Неизвестный номер. Общественность обо мне не забыла. Какая-то журналистка, спросила, со мной ли она говорит.

— Надеюсь, — сказал я.

Она хотела бы получить от меня комментарий. У неё был длинный, подло льстивый («…вы как уважаемый профессионал, стечением обстоятельств оказавшийся в центре внимания общественности…») вопрос о том, чувствую ли я себя «ответственным» за судьбу своего сотрудника и родственника.

— Да, я виноват, — сказал я.

— Хорошо… — После этого последовала пауза. Похоже, она думала, что ей придется морализировать и расставлять риторические западни для того, чтобы получить то, что она себе наметила, а тут оказалось, что всё мигом решилось. И теперь она может отправляться на кофе.

— Большое вам спасибо, — сказала она.

Теперь Маркатович приоткрыл дверь и высунул голову. Не знаю, к чему такая осторожность. Должно быть, сохранилась из брачной жизни.

— Я не собираюсь ничем в тебя бросать… — сказал я. Он вошел.

Взгляд у него был как у только что прозревшего детеныша. Так же он и передвигался.

Смотрел он на меня, как бы припоминая.

— Ох, мать твою, — проговорил он.

— Да, вот так… — сказал я.

Он спросил: — Кофе есть?

— Есть.

Он доковылял до журнального столика, сел в кожаное кресло.

Сидит, потягивает кофе, обмениваемся какими-то незаконченными фразами, безвольно ужасаемся собственному похмелью. Он сказал, что видел какой-то кошмарный сон. Диана и близнецы преследовали его, каждый на своем дорожном катке, гонялись за ним на огромном паркинге перед торговым центром, вход в который он никак не мог найти…

— Поздравляю, — сказал я. — А мне снилось, что я блуждаю в Интернете, какие-то пароли, больше ничего не помню…

Маркатович вгляделся в глубины похмельной памяти. Покачал головой.

— Тебе снилось не это, — сказал он.

— Откуда ты знаешь?

— Вообще-то не знаю… Может быть, это тебе и снилось. Но, видишь ли, ночью ты был в Интернете и вбивал пароли… Ты послал на биржу распоряжение, не помнишь?

— Нет! — испуганно крикнул я.

— Ты дал распоряжение о покупке акций Ри! — он глянул на меня и поднял брови. — Я говорил тебе, что не…

Я молча пялился на него.

Он повторил: — Не помнишь?

Я подошел к компьютеру. Включил его. Посмотрел на мобильный — 12:40. Биржа стартует в десять. Зависит, какую цену я предложил, может быть, распоряжение ещё не прошло.

— А я думал, это мне снится, — сказал я.

— Мать твою, ведь я говорил тебе, что не надо, но без толку, ты хотел и хотел! — сказал Маркатович. — И ты был так настойчив, что под конец я подумал, что у тебя есть какая-то информация.

Как долго грузится этот Windows. Долго меня соединял. Я закурил. Зашел на сайт своего брокерского дома. Вбил пароли. Открылся мой портфель.

Что за дерьмо! Распоряжение выполнено!

Мой основной капитал испарился… Я купил три тысячи акций разоренного банка! Вот они, в портфеле!

Ух. Сраная кокаиновая самоуверенность! Три тыщи акций!

По 50,50 кун.

Всё-таки, как я вижу, я предложил немного ниже, чем последняя вчерашняя цена, но дело сделано!.. Ясно. Не скажешь, что акции идут нарасхват. Я купил этих бумажек на 151.500 кун! Сто пятьдесят тысяч!

Забудь о квартире, звенело у меня в голове… Я пялился на этот портфель. С сегодняшнего утра акции РИБН-Р-А упали до 43,30 кун. Пока я спал на этом сраном диване, я потерял, сколько? Посчитал… Вот, 21.600 кун.

Я сжал руками голову. Как же так получилось? — обвинял я себя во внутреннем диалоге с кем-то, кого считал ответственным за это дело.

Я был последней опорой самому себе, подумал я. Но теперь я даже себе не могу больше верить… Мне стало как-то страшно… Можно ли вообще верить в себя, подумал я. Что за дела? Кто он, тот, который верит?

Нужно оставить эти мысли.

Я посмотрел на Маркатовича. Он во всем виноват, подумал я. От него действительно одни убытки… Это так. Лузерство заразно, это я знал всегда. Нужно выбирать компанию! Почему, какого хрена я не дружу с преуспевающими молодыми людьми из рекламы?! Их в телевизоре полно, почему же их не видно на моих горизонтах?

Один только Маркатович, старый неудачник, смотрит на меня и моргает.

— Это ты виноват! — сказал я. — Ты так скулил из-за Ри-банка, ты заставлял утешать тебя…

— Да нет же, что ты! Я же тебе сегодня ночью говорил…

— Но я-то говорил противоположное! — выкрикнул я. — Чтобы тебе доказать, что всё будет о’кей!

— Но зачем?

— Так ты же хотел, чтобы я тебе это говорил… Ты меня уже несколько дней вынуждаешь тебя успокаивать! Ты причитаешь, а я должен вселять в тебя оптимизм!

— Мать твою, но это же не причина…

— Не причина?! Вот, смотри, ещё какая причина! Я начал твердить, что с этим делом, с банком Риеки, всё будет о’кей, потом я нанюхался и… и в конце концов сам купил это дерьмо! Да провались к чертям этот кокс и тот, кто нам его дал!

Я изрыгал проклятия минут десять, в бешенстве шагая от одной стены к другой, а Маркатович, все еще окончательно не проснувшись, сидел в кресле и смотрел на меня, поднимал брови, надувал щеки и теребил волосы.

Я вопил и вопрошал: — Какого хрена ты меня заставлял говорить тебе, что всё будет о’кей?! Вот! Теперь убедился? Да я никогда бы это не купил без твоих жалоб! С чего бы?! Да никогда!

— Но ты послушай, я же говорил тебе, что не…

Я посмотрел на потолок и воздел руки: — И почему это я в моей жизни на тебя нарвался, мать твою!

Тут он встал, опустил голову и посмотрел на меня снизу, как бык: — Эх, надо же, блин, Диана мне всё время это говорила. — Вены на его шее вздулись, голос злобно заскрипел: — И потом в один прекрасный день ушла… И… И вот, ко мне сразу пришел мой друг, спал здесь, встал… И… И продолжает с того же места, на котором она остановилась! Да какого хрена! И… И я всех вас вышвырну из своей жизни в задницу!!! Понятно?!