— Да ладно, не пизди, ты всё это выдумал, — обратился к Доцу Маркатович, хриплым голосом, после мучительного раздумья.

— Гадость, — прибавил я и посмотрел на Доца.

— Ни хера я не выдумал! — сказал Доц тоном праведника. — Кто такое выдумает?

— Куд ю транслэйт ит? — спросил Инго.

— Оу, иц ту дификлт, — сказал я Инго.

— Ит воз май лав стори. Вэри дификлт, — добавил Доц.

Инго не вполне поверил ему, но всё же сказал: — Оу, айм со сорри.

Телефон звонил и звонил… Не переставая… Где-то в пространстве сна.

— Ну посмотри же, что там… — проскулила Саня за моей спиной, толкая меня локтем, и я хотел ей сказать… то, что всегда хочу сказать из сна: не мешайте мне, у меня важное дело…

— Ну посмотри…

Я открыл глаза. Посмотрел на часы: семь тридцать утра… и теперь я должен был посмотреть, что там. Хотя знал. Это МИЛКА, ничего другого быть не может.

— Ерунда… перестанет, — сказал я Сане шепотом, как будто нас кто-то может услышать.

И действительно — звонил, звонил и перестал.

Я снова провалился в сон, но теперь шерсть стояла на мне дыбом, как у кошки, которая ждет нападения.

Потом, после того как я уснул, снова начался трезвон… Разумеется, как глава «семейной полиции» Милка знала, что заключенного можно добить психологически, если постоянно нарушать его сон.

— Выключи его, прошу тебя, — снова заскулила Саня, сопутствующая жертва обстоятельств.

Пришлось встать, чтобы добраться до телефона. Я отправился в путь, с самыми добрыми намерениями, но меня качнуло и ударило о дверной косяк. Я совсем забыл, что ещё пьян после той ночи. Геройски врезался в этот косяк и рухнул вбок, свалив попутно книги и газеты, которые лежали на пластмассовой коробке, в которой я держал документы, так что Саня крикнула: — Что случилось?

Я только стонал и держался за голову.

— Иисусе! — Она вылезла из кровати и присела на корточки рядом со мной. — С тобой всё в порядке? Покажи!

Она осмотрела мою голову со всех сторон, как ребенок, который получил новый мяч.

— Оставь… — пытался высвободиться я.

— О-о-ой, как ты треснулся!

Телефон и весь окружающий мир звонили теперь ещё сильнее. Поскольку и ей пришлось встать, а я ужас как боялся Милки, я произнес умоляюще: — Послушай, кто это там…

Посмотрел на пластмассовую коробку, в которой лежали документы, паспорт и всякое такое, и увидел, что с одной стороны она немного оплыла, там, где соприкасается с трубой центрального… Потом посмотрел на Саню — её тоже как-то повело — и затолкал коробку под кровать, где было полно пыли, и она уже проникла мне в нос.

— Скажи, что меня нет! — в панике крикнул я Сане и чихнул на всю квартиру. Саня уже тянулась к трубке. — Это Милка, — завопил я. — Скажи… что я позвоню ей около полудня и всё… — тут я чихнул еще раз — …объясню.

Я дотащился до кровати и рухнул в простыни. Вот только соберусь с силами и тогда… Сразу что-то сделаю…

Но Саня закричала из другой комнаты: — Тин! Твой редактор тебя требует!

Перо? В семь тридцать? Мы с Саней, каждый в своем направлении, встретились возле проклятого косяка, и я добрел до телефона.

— Немедленно приезжай в редакцию! — сказал он.

— Что случилось?

— Сейчас же выходи из дома! — прорычал он и бросил трубку.

— Он не в самом лучшем настроении, — сказал я Сане, вернувшись в комнату, где, как я сейчас почувствовал, стоял сильный запах алкоголя.

Она смотрела на меня из кровати как лунатик.

— Мне снилось, что я рассматриваю черепаху, — ни с того ни с сего сказала она.

— Прости, что?

Словно сообщая мне о каком-то открытии, она продолжала: — Только что. Мне снилось, что я рассматриваю черепаху и никак не могу… Потому что она втягивает голову, ноги, руки…

— У черепах нет рук, — сказал я машинально.

— Есть! — сказала она.

Я уставился в пустоту.

— Что это значит? — спросила она.

Может, я вообще не просыпался, подумал я.

— Что такое эта черепаха? — спросила она. — Кто она?

— Мне нужно в редакцию, — сказал я, и она закрыла глаза.

Я поставил воду для растворимого кофе греться в микроволновке, в голове у меня вертелись пьяные предположения, и от этого, если не от чего другого, у меня дрожали руки.

Спал я примерно час, прикинул я. Так это естественно, что я всё еще в руинах, был мой вывод… и я остался доволен своей способностью анализировать.

— Посмотри, есть ли в газетах что-нибудь о премьере, и позвони мне! — неожиданно прокричала она из другой комнаты. — Не бойся разбудить!

Её голос был полон добрых надежд. Это меня как-то застало врасплох. Похоже, что мы живем теперь в разных мирах. Я ни на что хорошее не надеялся. Я закрыл глаза.

— О’кей, — крикнул я в ответ… как барсук из норы. А внутри: те самые пьяные предположения и пахнет землей, землицей черной… Как же я пьян, подумал я… открывая глаза, потому что микроволновка засвистела, наверху, над землей.

Черт побери, возьми же ты себя в руки!

Выпей кофе!

Закури сигарету! Стань тем человеком, которого ты знаешь! — отдавал я себе команды. И сел. Я чувствовал себя как человек, которые собирает материал, «собирает материал»… И я так сидел до тех пор, пока не собрал, скомпоновал, часть за частью, всё так, как было написано в моей заявке.

Когда я добрался до редакции, я откуда-то знал, что сильно опаздываю, постучал и влетел в кабинет редактора.

Выпалил: — Доброе утро!

В кабинете сидели Главный и Секретарь. Секретарь посмотрел на меня и не проронил ни звука, а Перо Главный рассматривал потолок и стены, будто следя, куда сядет комар, которого он намеревается убить.

Если быть реальным, то сейчас весна и комаров ещё нет.

В конце концов его взгляд остановился на мне.

— Хм… — Я вроде бы собирался что-то сказать… Я уже сконцентрировался и чувствовал, что готов произнести всё что угодно, даже какую-нибудь сложную, запутанную фразу… Но остановился. Видимо, мой мозг работал слишком интенсивно, поэтому я подумал, что человек может сказать всё что угодно, но для меня это оказалось большой проблемой. Откуда мне знать, что именно нужно сказать? Это должно быть основано на каком-то рефлексе, а как раз его-то я и утратил.

Оба смотрели на меня.

Секретарь моргнул, Главный пока нет.

Потом и Главный заморгал и сказал: — Доброе утро? Да, просто блестящее утро!

Встал, поднял со стола газеты так, как тореадор поднимает мулету, и поднес их к моей физиономии, правда слишком близко, и я не видел, что там написано.

— Осторожно. Ещё горячие, — сказал Главный.

Я немного отодвинулся назад. Вот. Это был геповский еженедельник «Монитор». Вот… На обложке крупными буквами было написано: ХОРВАТСКИЙ ЖУРНАЛИСТ ПРОПАЛ В ИРАКЕ.

Не может быть, подумал я.

Посмотрел снова, и опять было написано: ХОРВАТСКИЙ ЖУРНАЛИСТ ПРОПАЛ В ИРАКЕ.

Не может быть, но это так.

Вот.

Проклятые геповцы!

Единственное, что пришло мне в голову… «проклятые геповцы»… и «вот»…

Вот, «я знал»…

— Садись! — сказал Перо Главный.

Я сел. Я знал, повторял я про себя, будто кого-то обвиняя…

— Вижу, ты об этом ничего не знаешь, — сказал Главный ехидно, а Секретарь куда-то пялился, не знаю куда.

— Я ещё не читал. Вы меня из кровати подняли, — сказал я.

Секретарь на это важно кивнул, глядя на мои туфли.

— Пользуются любой возможностью. Пойдут по трупам, — сказал Секретарь, имея в виду ГЕП. — Они не знают границ.

Текст я ещё не видел, однако звучало жутко… Я протянул руку к газетам, но Перо подался назад — а газеты были у него в руке — и принялся прохаживаться между своим столом и окном, места было достаточно, кабинет ему устроили просторный, потом произнес: — Бред!