И направилась к двери. Я сказал: — Правда, прости, неподходящий момент сбивать тебя с ритма…
Она стояла перед дверью. В нерешительности. Я подошел.
— Всё будет о’кей… Главное — спокойствие. Ты это можешь, — сказал я.
Она обняла меня. Крепко.
Потом посмотрела на меня как на кого-то, кто вернулся издалека… Счастливая, что я снова здесь.
— А с ним всё будет в порядке, поверь мне, — сказала она, погладила меня по щеке и ушла.
Я взял из холодильника пиво.
Открыл банку, поставил стакан.
Милка, Борис, вся эта проклятая неразбериха распространяется дальше, теперь в неё вовлечены и мы с Саней. Не можешь остаться «кул», подумал я. Интриги, сети. Безумие. «Хот» люди.
Почему я кричал на неё? Мы с ней так не разговариваем… Она ни в чем передо мной не виновата.
Я должен быть «кул»… Пока в стакане поднималась пивная пена, я попытался подумать о том, какая это прекрасная картина, великолепное зрелище, прямо как в рекламе.
Я смотрел на стоящее передо мной пиво. Взял стакан, как берет его герой рекламного ролика, отпил два глотка и вздохнул.
* * *
Великолепны, великолепны, великолепны! Ракеты «Томагавк», использующиеся с Первой войны в заливе, — это еще одно технологическое чудо, которое летит, летит, летит почти со скоростью звука на заданной высоте над землей, и её боеголовка весом в 450 кг попадает точно в запрограммированную цель на расстоянии до 1600 км! Как приятно такое писать, мне-то это всё пофиг! На вооружении морской пехоты США есть около 1000 «Томагавков» и каждый «Томагавк» стоит 600.000 долларов, и вот я, брат, прикидываю: смотри, чтобы такой штуковиной в кого-то шарахнуть, нужно иметь офигенно мощную причину, то есть я хочу сказать, что для того, чтобы в кого-то швырять чемодан, в котором 600.000 долларов, ты, брат, должен иметь мощную финансовую причину, иначе, братишка, это совершенно невыгодно! Потому что глупо, если ракета стоит дороже, чем то, во что она попадет! Я понял, блин, это главная проблема американского присутствия в мире! Не будешь же пулять в каждого кретина! Воевать имеет смысл только там, где это выгодно! Вот, например, в Африке действительно невыгодно! Во что бы ты ни попал — всё дешевка! Всё что угодно разрушенное в Африке не оправдывает цену ракеты! Вот в чём проблема с ведением военных действий в странах третьего мира! Низкие цены на недвижимость! Можно сказать, что, воюя с ними, оказываешься в убытке!
Вот! Убыток! Видишь, до чего дело дошло! Этим ребятам, из Африки, надо бы хоть немного развиться, надо им в этом помочь, и только потом уже сыпать на них ракеты! А так бессмысленно! Нет смысла, а смысл — это самое важное!
Но однажды, когда «Томагавки» подешевеют, мир изменится! Когда придумают супероружие по приемлемой цене, мир станет другим! Тогда амеры смогут вмешиваться и туда, где нет денег! Но вот вопрос, а когда это случится? И случится ли вообще? Я думаю, что супероружие останется дорогим! Хотя бы просто для того, чтобы кто попало не палил в других кого попало! Если бы какой-нибудь бедняк добрался до «Томагавка», всё бы на хер пропало! Тот, кто богат, он, по крайней мере, сохраняет нетронутыми свои имения, он всё калькулирует, а когда оружие оказывается в руках бедного… Я имею в виду, что если у него нет ничего, только оружие! Дерьмовая психологическая ситуация!
Тебе просто хочется из него жахнуть, просто для того, чтобы все увидели, что и у тебя кое-что имеется!
Ты просто не можешь сдержаться, ты должен жахнуть! В этом проблема с войнами бедняков! (Ты сам посмотри, что с этим делать, мне приходится немного пофилософствовать, а то здесь мне совсем нечего делать!) Вот взять, к примеру, сербов, бедняки, все девяностые годы воюют, а никакого финансового плана у них нет! Воюют, воюют, а всё больше и больше оказываются в жопе! С развитыми народами такого случиться не может! А братья сербы палят и палят из последних сил, наносят огромный ущерб, а потом не знают, что делать дальше! Заняли половину Боснии и торчат там без всякого смысла! Без гроша ломаного!
Знаешь, всё это людям и психологически вредно! После войны и этого грёбаного стресса человеку хорошо бы немножко отдохнуть! А не стараться наверстать упущенное и вкалывать, мать твою! Кто заставит воина работать — это старый индейский вопрос! Сейчас его нельзя отправить в резервацию и заставить там сажать кукурузу. Джеронимо там сгниет, вместе со своими сотоварищами! Как только дело дрянь, они идут к психиатру! А пока продолжается сраная тягомотина, пока осваиваешь высоту за высотой, груду за грудой камней, канаву за канавой, колючий куст за колючим кустом, пока передвигаешь границы — всё это выглядит так, как будто всё куда-то движется, развивается, как будто, как говорят, существует какая-то перспектива!
Это тяжелая проблема для нас, воинов-бедняков! Как видишь, я и себя к ним причисляю! Я знаю, меня спрашивай! С тех пор как кончилась война, с тех пор как я увидел, что дальше ничего нет и что это именно так (куда добрался, туда и добрался), я чувствую, вот, вот!!! Я не могу понять, чем бы я мог сейчас заниматься! Стать философом? Попом? Что?! Что?!
* * *
— Вижу, ты звонил? — сказал я Маркатовичу вместо приветствия.
— Найдешь время выпить кофе? — спросил он. И тут же добавил: — Это важно.
Эти его «это важно» действовали мне на нервы. Неужели не может просто нормально позвать меня на пиво? Почему мы постоянно общаемся как два бизнесмена-идиота?
— Ты один или же снова впутаешь меня в какую-то комбинацию?
— Один, один, гарантирую. Давай, приходи, — сказал он. И добавил: — Извини, Диана звонит, я должен ответить… Позвоню тебе через минуту.
Я ждал. Весь извертелся на диване. Достаточно, чтобы кто-то сказал мне хоть слово по телефону, и я уже больше не могу сидеть дома. Особенно когда мне так хреново.
Я уже надел куртку, когда зазвонил телефон. Но не мобильный, обычный.
Это не Маркатович, тот звонит на мобильник.
Я стоял над телефоном и смотрел. У меня не было этого проклятого определителя номера.
Звонили долго.
Потом еще раз.
Уж не Милка ли, подумал я.
Снова звонок.
Пока я выходил из квартиры, телефон всё еще звонил — я хлопнул дверью, как будто с кем-то поссорился.
Оказавшись на улице, я сообразил, что не знаю, куда надо идти. Маркатович что — не сказал, где он? Черт с ним… Безразлично… Прекрасно! Хватит с меня этих деловых встреч в местах с приглушенной музыкой, дорогим пивом и запахом сигар. Когда мы выпивали в таких элитных притонах, я начинал блевать гораздо раньше, чем обычно.
Я взял курс на «Лимитед».
Маркатович, видимо, наконец закончил с Дианой и позвонил снова.
— Я уже в пути, — сказал я. — В «Лимитед».
— Ох, мне это совсем не по пути…
— Слушай, я уже там. Вот и место для парковки есть… — сказал я.
— Ну, понимаешь, я в костюме, с галстуком…
— Так сними его, — сказал я.
Он хотел что-то добавить, но я его прервал: — Слушай, мне нужно припарковаться, если у тебя что-то важное, приходи.
«Лимитед» действительно не мог гордиться деловой атмосферой: я с трудом протиснулся к стойке. Оглянулся по сторонам, вертя головой, посмотрел, нет ли кого знакомого. Сюда часто заходили старые кадры, каждый вечер можно было прикидывать, сколько из их поколения еще в живых. Несомненно, мы несли большие потери. Кофейня была битком набита, но если бы мне позвонил кто-нибудь из старой гвардии и спросил, кто там есть, пришлось бы ответить: «Народу битком набито, но никого нет».
Ничего не оставалось, как рассматривать незнакомых девушек, ждать Маркатовича и гадать, что он выдумал теперь, после имиджа Долины и руководства о бирже… Понятия не имею, почему он стал таким изобретательным. Казалось, что он придумывает дела только для того, чтобы подольше задержать людей за столом. У него был характерный лихорадочновозбужденный взгляд. Создавалось впечатление, что он выдумывал эти дела только для того, чтобы как можно позже вернуться домой. Мы об этом не говорили, но мне казалось, что с Дианой ему теперь было скучно, причем особым образом. Когда он был с ней, то держался так, словно его нет. Даже когда он о ней говорил, он впадал в какой-то меланхоличный тон. Говорил, что любит её, однако никак не мог отправиться домой. Купил квартиру, но было видно, что он не стремится бывать в ней. Чем-то он немного напоминал бездомного. Растягивал рабочий день до безумия и слонялся по городу в своем галстуке. Настоящих деловых партнеров приглашать на вечернюю чашечку кофе он не мог, поэтому пользовался мною. Изобретал разные идеи, так что всё выглядело так, как будто мы работаем. Обычно он звал меня в места без атмосферы, чтобы не показалось, что мы кутим. Старался напиться так, что это вообще не было похоже на развлечение. Прятал от себя свою проблему. Наши выпивания должны были напоминать сверхурочную работу, потому что если бы это не было работой, ему пришлось бы отправляться домой.
