Но меня туда не отпустят, даже если найдут быстрее хвостатых гадин.
Под кожей шевелились паразиты. Они пробирались глубже, хоть и очень медленно, искали укромные местечки, чтобы засесть и ждать, когда же моё мясо превратится во вкусный бульончик. Меня тошнило от мысли, что прямо сейчас именно это происходит с телом Санды, а предвкушение такой же участи лишало воли.
Ничего уже не хотелось, просто откинуться к шершавому стволу, укутаться поплотнее в грязную изодранную одёжку подруги, да подождать. Если иммунитета у меня нет, то скоро всё начнётся, ведь я изгваздалась в гнили не хуже Санды.
Мой самый страшный кошмар сбывался.
А потом я услышала какой-то шелест, будто что-то быстро-быстро переставляло лапы или ползло по сухой листве. В горле моментально пересохло, а челюсти стиснулись. Пальцы сжались на длинном неотёсанном шесте, получившемся из орешника: заострять палку было нечем, даже обуглить не получилось без костра, так что как обломалась, так обломалась. Воткнуть её в противника получится разве что с разбега, но встречать неприятеля в лоб совсем без оружия не хотелось.
Сперва жердь послужила мне опорой, чтобы подняться. Потом я затаилась в кустах, надеясь на авось. Но не пронесло.
Сквозь мозаику листвы я заметила выбежавшую на прогалину ящерицу. Она не походила на двуногих хищников, которые весь день охотились на меня и моих несчастных спутников. Эта непонятная тварь передвигалась на четвереньках. И вообще больше напоминала самую настоящую ящерицу, вроде варана, только размерами могла поспорить с лошадью, а бочкообразное, плотно сбитое тело говорило о чудовищное силе.
Хуже другое: на её спине восседала фигура. В темноте я не смогла рассмотреть её хорошенько, но сам факт наличия всадника на такой зверюге меня потряс. Я просто не знала, что думать... В голове ворочались какие-то воспоминания, кажется, гравюры из книг, но собрать мысли в пучок я не успела.
Просто оскалилась и выставила палку перед собой, когда толстокожая рептилия, немного пораздував ноздри, двинулась прямой наводкой к моим кустикам. Что я пережила, когда эта тупорылая морда стала продираться между веточек...
Пальцы сжались крепче, и я уже собралась ударить прямо в глаз: быстро и со всей силы.
— Осса! — знакомый голос расшиб меня на части, я буквально треснула фарфоровой вазой и чуть не рухнула замертво. Мышцы заныли от движения, погашенного ещё до начала, руки затряслись.
Чуть не получившая в глазницу зверюга издала гортанный звук: распахнувшаяся пасть явила совершенно не хищные зубы, а из глотки воняло, как у коровы.
— Гхар? — не могла поверить я, всматриваясь в лицо всадника. — Что ты здесь...
— Некогда, — быстро перебил он меня. — Расскажу по дор-р-роге. Шаксы рядом, залезай.
Я беспрекословно приняла чешуйчатую руку, тут же выронив орешниковую жердь. Нахаш рывком помог мне подняться и усадил в седло перед собой. Я вцепилась в железную дужку луки — совершенно непривычную, — потому что Гхар пощёлкал языком и хлестанул поводом, от чего кургузая ящерица припустила через лес, петляя между деревьями, валежинами, а то и переползая через них.
Едва успевая перемещать собственный вес так, чтобы не свалиться, я вытаращила глаза и забыла, как дышать. Удержаться в странном седле с вытянутым ленчиком без страховки я бы не сумела: тут нужна хорошая тренировка, чтоб приноровиться. Но руки змеелюда не позволяли мне заваливаться вбок, а грудь служила опорой на резких подъёмах. Под хатаном Гхара ощущалась твёрдость кирасы, но спрашивать, зачем ему доспех было неуместно — тут бы душеньку в теле оставить.
Ох, кажется вспомнила. Такие ящерицы называются рахшами, это не серпентоморфы, а одни из немногих доживших до наших дней теплокровных рептилий. Потому она такая живенькая и тело поднято над землёй, от чего язык не поворачивается обозвать её пресмыкающимся — как и нахашей.
Когда-то читала, что в стародавние времена рахши были обычными ездовыми животными для змеелюдов, но из головы совсем вылетело, ведь ни самих нахашей, ни вот этого счастья шустролапого я до недавнего времени не встречала. Они вроде как страшно редкие, на Сиаране точно не водятся...
Вопросов становилось всё больше, но оформить их в слова не выходило: резвость мешала.
Должна признать, для передвижения по пересечённой местности ящерица подходит гораздо больше, чем лошадь. Она не собиралась ломать лапки о коряги и, благодаря растопыренным когтям, не попадала ими в ямки, а в качестве бонуса могла не только бежать, вихляя толстым хвостом, но и карабкаться. Уверена, что и вертикальный подъём такая животина осилит, но очень надеюсь, что мы такого трюка не попробуем.
Часть меня отказывалась верить в происходящее. Гхар дважды спасал меня во сне, а теперь явился выручать в реальности. Нет, наверняка я просто заснула у того дерева, так и не сумев развести костёр. Так только в сказках бывает, в романтических историях о рыцарях, в последнюю минуту спасающих прекрасных дев из лап чудовищ. Я не очень-то верю в сказки, а за последние сутки такой дряни нахлебалась...
— Ты настоящий? — сбила я поток собственных мыслей, уваливаясь на повороте влево.
— Можешь пощупать, — усмехнулся чешуйчатый всадник. Ага, в реальности такой же пошляк. Или это я пошлячка? Ненавижу двусмысленность, чтоб её. — Хотя давай лучше я тебя, — добавил змеелюд и обхватил меня рукой на подъёме через замшелое бревно.
— Я вся заразная, — в моём голосе сквозила боль, да и настоящая никуда не делась: семена не рассосались с приходом спасителя. После купания на мне не осталось гнили, но это ничего не значит.
— Почистим, — коротко ответил нахаш. — Дивно выглядишь, девочка. Повстречала ос-с-синое гнездо?
— Помесь бешеного огурца с осьминогом. Чёрненький такой, теневыносливый цветочек с кучей шипастых лиан.
— Звероловка, что ли? — весёлость сразу спала с наездника. — Давно?
— Не знаю, в районе обеда.
— Блин, тебя с-с-срочно надо к лекарю. Ты хоть и гнилос-с-стойкая, но когда семян или личинок так много, шансы мутировать резко повышаются: на каждого червячка по одному шансу, понимаешь?
— Гнилостойкая? С чего ты взял, что я...
— Серьёзно? — перебил он со смешком и натянул повод, притормаживая на спуске в сухой овраг. — Да, ладно, ты не поняла, что ли? С-с-страна грёз, как ты её назвала, доступна только гнилос-с-стойким. Всем нахашам и тем из вас, кто перенял нашу кровь.
— Что? — от потрясения я чуть не шваркнулась вперёд через луку.
— Доберёмся до лагеря, объясню, — пообещал нахаш.
— Какого ещё лагеря?
— Наш-ш-шего, — очень информативно, теперь всё прояснилось.
— Гхар, да о чём ты говоришь?
— Тсс, помолчи, — велел он и прислушался.
Здоровенная ящерица под нами замедлила ход и почти остановилась, поводя широкой башкой с ушами-дырочками. Ноздри её снова раздувались и немного фыркали на выдохе, будто освобождаемые кузнечные мехи. Лапы с толстыми когтями неуверенно переставлялись, а хвост плавно покачивался.
— Шаксы близко, — процедил змеелюд сквозь слегка оскаленные зубы. — Арша, вперёд! — скомандовал он и подстегнул ездовую рептилию.
Зверюга не нуждалась в дополнительном понукании. Взревев, она совершила скачок достойный борзой и понеслась таким аллюром через бурелом, уже не переползая через поваленные брёвна, а перелетая. Сказать, что я удивилась — как назвать встречу с соколом для голубя маленькой житейской неприятностью.
— Твою ма-а-ать!!! — заорала я, когда мы чуть не ухнули в глубокую западину, но когти твари вонзились в рыхлую почву с переплетением корней.
Моя спина легла на грудь нахаша, но мы не вывалились. Немного великолепнейших, очень памятных переживаний, и вот, быстро двигая тазом и задними лапами, рептилия выползла на горизонтальную поверхность. Тряхнула лобастой башкой и кинулась скакать дальше, будто решила поспорить в этом навыке с гунтерами.
Мелкие ветви с хрустом разлетались, сокрушённые весом этой прыгучей туши, а мох просто вырывало кусками вместе с почвой. Создавалось впечатление, что при необходимости травоядная бестия пройдёт и сквозь пару-тройку неудачно подвернувшихся деревьев, но это я преувеличиваю с испуга.
