— Они карабкаются наверх! — весь ужас и отчаяние вырвались из моих лёгких с этим воплем, и слова будто сделали неизбежную развязку ближе.

— Лошадей, шустрее! — Циара уже и сама пыталась подойти к разбушевавшемуся гнедому коню, но тот не желал успокаиваться в ответ на хозяйскую ласку.

— Кому-то придётся снять балку с двери и распахнуть её, — крикнула я, затягивая подпругу.

— Да, это сделаю я, — не колеблясь, ответила суфражистка.

— Она слишком тяжёлая для одного, — возразила я.

— Управлюсь, — прорычала она, хватая гнедого под уздцы.

— Ты не успеешь вскочить на коня, — я нашла новый аргумент, сама не понимая, зачем. Да, это очень грустно, но кем бы я предпочла пожертвовать? Собой? Сандой? Или почти незнакомой женщиной, которая сама хочет броситься на амбразуру?

— Это вы не успеете, потому будете уже в сёдлах, — зло бросила она. — Пока будете выскакивать, постарайтесь затоптать этих мразей, а я уж управлюсь со своим малышом, — прямо сейчас у неё это не очень хорошо выходило, честно скажем. Конь проявлял такое же послушание, как бушующий океан.

— А что с серым? — Санда обеспокоенно посмотрела на коня в яблоках. — Мы же его не бросим...

— Он займёт хищников, пока мы будем скакать прочь, — ответила Циара.

— Бессердечная! — похоже, моей подруге претила мысли бросить жеребца своего покойного кавалера. — Так нельзя!

— Обстоятельства, девочка, — ответила женщина. — Обстоятельства определяют, что можно, а что нельзя.

На этой замечательной ноте мы услышали совсем другую — очень возбуждённую.

Сверху. Этот пугающий звук донёсся сверху.

Подняв глаза, мы встретились с высовывающейся из пролома в кровле физиономией. Рептилия распахивала челюсти и вертела головой, будто любуясь на предстоящий обед. Затем она спрыгнула на перекрытия второго этажа и хищно зарычала, разбрасывая слюни. Ей ответили сородичи: отовсюду, давая понять, что только часть зверюг занялась скалолазанием, а остальные действительно остались сторожить вход.

Умные сучки.

Завидев над собой эту гребенчатую харю, серый в яблоках конь окончательно сдурел и начал биться на привязи. Его рывки привлекли внимание охотника и, когда тот прыгнул, конь шарахнулся со всей дури, врезаясь бочиной в колонну из мощного дубового ствола.

Треск. Грохот. Вопли.

Рухнувшая опора проломила половые доски, а сверху обвалилась и часть перекрытий второго этажа. Зиявшая в полу дыра расширилась на половину помещения. Я заметила, что вниз оба зверя падали вместе: плотоядное чудище успело оседлать конскую спину, когти вонзились в пятнистую шкуру. Отчаянное ржание, переполненное болью и безумным страхом, слилось с торжествующим рокотом и шумом грандиозного финала.

Сверху ещё падали трухлявые обломки досок, да и ржание прекратилось не сразу. Оно просто оборвалось на одной высокой ноте. Осталось шипение и трещотка хищника, а потом... сдавленный визг и тишина. Только оседающая пыль да стенание здания.

Снова задрав голову, я заметила в провале крыши три вытянутые морды на гибких шеях. Твари собрались там, подёргивали хлесткими хвостами, но не решались следовать примеру первого смельчака, а ещё они откровенно пялились... и вовсе не на нас.

Только сейчас я поняла, что стою, прижавшись спиной к каменной кладке, а доски совсем недалеко от меня хаотично обрываются. Внутри всё выхолодилось и скрутилось, очень захотелось оказаться не здесь, а, скажем, в уютном сортире...

Хотя судя по пыхнувшему из подпола аромату, я примерно там и нахожусь.

Смрад и раньше нервировал, но рухнувшие вниз тела, колонна и прочая древесина подняли такое облако, что вонь стала непереносимой.

Я слишком поздно заметила толстую лиану, змеёй скользнувшую из образовавшейся прорехи в дощатом настиле. Слишком темно под этими ненадёжными сводами, чтобы заметить нечто настолько тёмное в полумраке. Но когда эта дрянь обвилась вокруг сапога, вонзаясь в него шипами, сдавила и дёрнула, я уже не могла остаться сторонним наблюдателем.

— Осса! — вопль Санды разбил тишину одновременно с моим визгом.

Сейчас, хватаясь пальцами за колючие сломы досок, я поняла, что за плесень покрывала края этого разлома до того, как его расширили. Это была вовсе не плесень, а гниль. Чёрная гниль, потихоньку подтачивавшая даже мёртвую древесину.

И меня утаскивала вниз тварь, родившаяся из разложения.

——————

Мне очень неудобно, но если вы дочитали так далеко, пожалуйста, поставьте книге ЛАЙК!

Глава 21

Первой подоспела леди Эйнсворт. Её колени ударились о доски у самого края провала, сабля брякнулась рядом, а рука успела вцепиться в моё предплечье — и очень вовремя, потому что собственные пальцы уже не держали мой вес. Все физические нагрузки в моей прежней жизни сводились к походу на рынок с Гвидой или прогулкам до школы Мейнарда, так что подтянуться и выбраться я бы не сумела даже без тянущего вниз щупальца.

Самое поразительное, что страх настолько парализовал каждый мускул моего тела, что я даже не закричала. Только глаза расширились в безмолвном ужасе, губы пересохли, а кишочки всё же перетянулись так, что лопнули от натуги.

— Не отпускай! — рявкнула Циара, когда мои фаланги сорвались с иззубренного края досок. Она изловчилась перехватить мою руку двумя: вторая легла у запястья. Я тоже судорожно вцепилась в ладонь суфражистки, а той удалось выставить ногу и упереться, откидываясь спиной назад. — Санда, лошадь!

Я не поняла этого распоряжения и ощутила новый рывок.

Пытаться взглянуть через плечо стало бы фатальной ошибкой, но мне вполне хватило перекошенного выражения на лице леди Эйнсворт, когда та разглядела в темноте подполья нечто совершенно потрясающее: во всяком случае, засевшее там нечто сумело впечатлить эту отважную женщину куда сильнее, чем встреча с чешуйчатыми погонщиками.

А ещё я заметила, что ухвативший меня отросток — не единственный. Такие же гибкие чёрные лианы, сплошь усеянные шипами, ощупывали края расширившейся дыры и лишь чудом не нашарили пока мою спасительницу.

«О, Пресветлая Троица, Азар, Бриар и Дея, от тлетворной скверны и семени проклятого демона спасите нас и сохраните...»

Пока часть меня возносила мольбы небесным покровителям, остальная просто хотела проснуться. Немедленно. Ведь такие кошмары не могут происходить в реальной жизни. Нет, нет, нет... только не со мной! Это наверняка очередной осознанный сон, защита Брадена слетела или ещё что. Я должна немедленно проснуться! Ну же! Прямо сейчас я лежу на мягких перинах, и мне ничего не угрожает...

Но у твари внизу были свои взгляды на этот счёт.

Деревянистый стук скатывающихся балок подсказал, что там, в сырых потёмках происходит какое-то шевеление... Глаза женщины, истошно стискивавшей зубы и мою руку, выпучились ещё сильнее.

— Сука, зараза, твою мать... — цедила благовоспитанная госпожа и рывками тянула меня на себя, а я хваталась за неё, как брошенная в воду кошка. — Лошадь! — рявкнула она ещё разок, не оборачиваясь на Санду.

Сквозь остервенелое ржание и заинтригованное рокотание, я услышала:

— Да пытаюсь я! Соловушка, успокойся, пойдём...

Ещё рывок, и край досок острыми шипами впился в жакет сразу под грудью, но стараниями Циары мои прелести теперь лежали поверх половиц: крайне неудобная поза, особенно когда тебя упруго и настойчиво тянут живой верёвкой вниз. Зато теперь я смогла опереться сгибом локтя о твёрдую поверхность, и всем торсом ощущала бой копыт, потом даже заметила васильковые леггинсы, а рядом — длинные лошадиные ноги.

Соловая кобыла — самая спокойная из всех наших лошадок, но даже она не испытывала энтузиазма, приближаясь к краю провала. Эта конятина фыркала, мотала гривастой башкой и лишь в качестве одолжения переставляла подковы всё ближе к вонючей неизвестности.

Радовало только одно: засевшие на кровле тварюги не пытались прыгать вниз и нападать. Похоже, рисковать собственными шкурами ради нашего мяса они совершенно не собирались, хотя с интересом наблюдали за происходящим. Их морд я не видела, зато слышала звуки: эти заразы переговаривались, как бабки с семечками на лавочке.