Одно дело мухи: мы ведь привыкли, что они откладывают яйца. Вон, кстати, одна уже ползает по хвосту скумбрии. И в опарышах, пожирающих омертвевшие ткани, ничего странного нет. В общем, увидеть, как из мертвеца вылезает муха, было отвратительно... но ожидаемо. Разум это допускает.

Но рыба — это вам не опарыш. Представить, как из чьего-то трупа вырывается монструозная скумбрия... И потом ведь она должна как-то заражать других личинками — не икринками, замечу. Да и как вообще получаются все эти несуразные твари? То есть, должна ведь быть какая-то первая скумбрия, которая каким-то образом превратилась под воздействием Архудерана в такое...

Не знаю я, что думать, вот и всё. Мозг отказывается выстраивать хоть какую-то картинку из кусочков этой мозаики.

— Мряу! — сказал рыжий кошак, привлекая к себе внимание. После чего махнул пушистым хвостом и закинул лапы на стол. Начал принюхиваться к блюду с рыбой, и помидорчики его точно не заинтересовали. Когтистая лапка уже подцепила копчёный шматок.

— Нет, — я отцепила наглую хваталку. — Копчёное тебе вредно, на вот, — я взяла с тарелки биточек и присела на корточки. Кот быстро схватил подачку с ладони и, урча, будто на врага, умчался под скатерть.

Невоспитанный какой, совсем как детишки Мейнарда...

Я поднялась, одновременно расправляя подол, и на меня налетел некто очень спешивший, а потому не заметивший девицу, согнувшуюся для кормления пушистых нахлебников.

— Ох, простите... — тут же вежливо начала я и невольно осеклась.

Потому что встретилась с жёлто-оранжевыми глазами и заглянула в вертикальные щели зрачков. От чешуи на лице нахаша отвалился кусочек потрескавшейся глины. Когтистая рука легла на рукоять клинка, но не вытянула его из ножен.

— Ис-с-свиняюс-с-сь, — прошипел представитель чужого разумного вида.

Обогнул меня и спешно убрался, растворившись в темноте. Это было не сложно, ведь фонари и лампы горели далеко не везде, а парк, где разбили палатки и накрыли столы, занимал приличную площадь.

Успокоив сердце, я решила поискать ребят.

И услышала крик.

Глава 7

Ох, Великая Троица, неужели опять что-то стряслось?

Вопль распорол праздничный вечер, полный музыки и смеха, с беспощадностью грабителя, который вырезает полотно знаменитого художника из рамы. Кричала точно женщина, вроде как, не молодая.

Подобрав подол, я поспешила на крик, будто моё присутствие точно поможет разрешить проблему: способность думать в такие минуты я теряю напрочь, уж не знаю, что за беда у меня с мозгами. Пелерина хлопала вокруг плеч и спины, а локоны развевались и подскакивали набегу.

Место происшествия уже окружили другие небезразличные граждане, а проще говоря, зеваки. Рядом с палаткой, чьи лотки уже существенно опустели, верещала тётенька лет пятидесяти в суконном платье с тёплым жакетом и платком замужней женщины вокруг головы.

Зубы вопящей окрасились чернью, будто она только что решила отбелить их углём, да забыла прополоскать рот. Её пальцы сжимали крупный помидор. С извинениями протиснувшись между двумя мужчинами, я сумела рассмотреть гнилую сердцевину этого красного плода. Чёрная гниль, демоническая отрава... Она и сюда проникла...

Меня сразу же замутило.

— Осса! — я услышала голос подруги. — Мы здесь! — Санда призывно помахала рукой, чуть привставая на мыски сапожек. Я разглядела всех четверых своих спутников, они собрались под нависающими ветвями черёмухи, и та шелестела не только листвой, но и белыми кистями едва распустившихся цветов.

Несчастная женщина уронила гнилой помидор — тот шмякнулся о камень брусчатки, да взорвался, разбрызгав зловещую слякоть вокруг себя. На толпу это произвело эффект настоящего взрыва — все разом охнули в испуге и отступили, навалившись на задние ряды, которым было видно не так хорошо.

Ситуация не осталась без внимания стражей порядка. Толпа расступилась, пропуская пару патрульных в кирасах и железных шапелях, с алебардами наперевес. Трогать заражённую никто не собирался, а вид оружия быстро заставил её прекратить истерику и последовать, куда велено. Ей помогут, всё обойдётся...

Да и с помидорчиком уже разобрались. Вон, подбежал служитель парка и засыпал инвазию солью из аварийного ведра — так обильно, что на брусчатке вырос небольшой сугроб.

— Никому не приближаться, ситуация под контролем! — быстро выкрикнул он и убежал докладывать руководству.

— Ох, тут сейчас и проверку устроят, — выдохнул с грустью Лисан.

Милка испуганно жалась к нему, ловко используя тревожную минуту для романтического порыва, ведь всякому юноше приятно ощущать себя защитником прекрасной дамы, а потому той следует эту возможность ему предоставлять.

Рука Киллиана легла на плечи Санды без всяких лишних условностей, благо родственников девушки поблизости нет, а мы не сдадим.

— Валить нам надо, — скорее плюнул, чем сказал подмастерье. Ситуация определённо подействовала на его организм благотворно: хмельную весёлость вышибло, будто тараном.

— Но у нас же комнаты забронированы на ночь... — начала возражать Санда и осеклась.

Вечернюю прохладу разорвал новый крик.

— Вынужден согласиться с этим, — покосился Лисан на рисовальщика. — Нужно добраться до порта, пока там осталось хоть одно судно.

Мы спешно покинули мероприятие. Челюсти у всех срослись в костный монолит, а ноги чеканили шаги ножницами — чик, чик, чик. Перекинуться парой слов или притормозить да оглянуться никому не захотелось, потому что второй вопль не стал последним.

Нам повезло: мы оказались в числе счастливчиков, которые наводнили борт того самого старенького кеча, что доставил нас к этим злополучным берегам. С вечерним отливом мы покинули бухту и вышли в открытое море. Попытались снять каюты, но кораблик оказался переполнен пассажирами, так что об удобствах мечтать не пришлось.

Мы не стали спускаться на нижние палубы: обосновались прямо здесь, под парусами, потому что Лисану снова стало нехорошо, едва началась качка. Волны играли за бортом с гораздо большим задором, чем утром, пенные брызги порой залетали через ограждение и обдавали каплями наши плащи.

— Это какая-то диверсия, помяните моё слово, — высказал смелое предположение Киллиан, кутая собственным плащом Санду, будто набросил крыло.

— Совершенно не обязательно, — в силу духа противоречия тут же парировал Лисан. Он тоже не упустил случая для тесных прикосновений и обнимал Милку тем же жестом, только другой рукой.

Ну, а я сидела между этими парочками, куталась в собственный плащ с дорогой брошью и размышляла о произошедшем.

— Урожай выращен в теплицах, — желчно посмотрел на волшебника художник. — Там с безопасностью всё отлично, у меня троюродный брат туда устроился в прошлом году на подработку. Они всех проверяют, просто так никто к этим несчастным помидорам не приблизится.

— Гниль могла попасть на урожай, когда его уже собрали и готовили к празднику, — не согласился Лисан. — Достаточно, чтобы больная чайка посидела на ящиках, да, пардон, немного нагадила.

— Да не оставляют они урожай под открытым небом, — возмутился Киллиан. — Я же говорю, здесь всё на высшем уровне организованно. Когда сорок лет назад эта хренатень началась, здесь была стекольная фабрика: пески на Атле хорошие, кварцевые, без примесей. Ну, она встала лет на двадцать, а потом ею алхимики заинтересовались. Запустили, понастроили себе тепличек и начали экспериментировать с удобрениями. Смысл-то именно в максимальной защите урожая, так что они всё предусмотрели. Значит, кто-то нарочно в эту схему внедрился, и всё полетело в тартарары.

Его злой вдохновенный монолог заставил мою гортань пересохнуть, язык тоже прилип к нёбу. Что, если рисовальщик прав? Мог кто-нибудь сознательно пойти на столь чудовищный шаг и отравить урожай, чтобы заразить гнилью как можно больше людей?

— Уверена, это нахаши постарались, — фыркнула Санда, теснее прижимаясь к своему ухажёру. — Всё же знают, как они людей ненавидят, а на этом острове их полно. Хорошо хоть на Сиаран этих ящериц не пускают.