Кошмары начали мне сниться сразу, ещё в карантине. И вряд ли их острые когти скоро оставят мой истерзанный мозг в покое.
От дверного стука я вздрогнула, наскоро утёрла лицо, да набросила на плечи лёгкий муслиновый пеньюар.
— Деточка, с тобой всё хорошо? — под скрип петель в спальню заглянула Гвида. — Я тут на втором этаже прибиралась, слышу, кричишь. Думаю, дай-ка проведаю.
— Просто дурной сон, — выдохнула я и осела на банкетку. — Всё хорошо, — но улыбка получилась натянутая, как бельевая верёвка под грузом мокрых простыней. Ох, сразу дурная мысль пришла... Но нет, постель я просто пропотела, как и ночную рубашку.
— Ты совсем осунулась, пока в обители была, — с материнским беспокойством покачала головой кухарка. После смерти мамы она действительно во многом заменила её нам с Блайком. — Давай-ка приготовим чего-нибудь вкусненького, там, глядишь, и дурные думышки головку твою оставят, ну как?
— Прекрасная идея, — я постаралась добавить в голос живости, энтузиазма, но вышла только бледная пародия.
— Вот и ладушки, — кивнула Гвида. — А пока заварю-ка я тебе тоже ромашкового чаю, как господину Равнику, — она притворила за собой дверь. Скрип половиц постепенно затих.
Шумно освободив лёгкие от воздуха, я повалилась обратно на постель.
Отец после давешних событий совсем замкнулся. Всё сидит над рукописями, почти не выходит из мастерской. Только вглядывается в чернила через увеличительное стекло, шуршит бумагой и пергаментом да восстанавливает повреждённые тексты. На меня смотрит с такой болью, что так и хочется сесть рядом, заключить в объятия и прошептать, что со мной всё хорошо, он не виноват... А потом вместе плакать, как мы уже делаем пару вечеров кряду.
Но пора встряхнуться и вернуться к прежней, оставленной жизни.
— Постараюсь вернуть вам Киллиана до обеда! — с улыбкой бросила я, переступая через порог и затворяя за собой входную дверь.
Рисовальщик в простом двубортном сюртуке с воротником-стоечкой дожидался у подножия каменной лестницы. Ветерок игриво колебал его длинные волосы и височную косицу, периодически выглядывавшее из-за туч солнышко золотило макушку. Руки подмастерья тяготила тряпичная сумка, в которую я плотно уложила тетради и книжки: пора всё же выполнить обещание и отнести их в школу. Вот детишки обрадуются...
Это сарказм, если что.
Прохладно сегодня; я поплотнее задёрнула шерстяной плащ с пелериной. Его края сводила вместе брошь с крупным агатом, отполированным под кабошон. Всё дорого и черно, как всегда. Волосы я уложила тоже по-обычному — на затылке. Но чтобы улучшить настроение дала себе труда немного подкрутить пару прядей, которые оставила ниспадать на плечо. Кокетливая шляпка с вуалеткой и перчатки довершили композицию.
Пока я спускалась, придерживаясь за кованый поручень, на Киллиана обрушился полный жизни и весеннего восторга человечек — прискакала Санда. Яркая улыбка, искрящиеся восторгом глаза, разведённые для объятий руки.
И довольно вызывающее декольте на закуску, пусть и полуприкрытое плащом.
— Попался! — она с хохотом охватила тут же разулыбавшегося парня. Корзина для него тут же утратила всякий вес, а на щеках проступило лёгкое смущение. — Вы что это, не дождались меня? — подруга повернула лицо ко мне, но рисовальщика не отпустила. — Ай-я-яй, не хорошо-то как! Подумаешь, на полчасика задержалась, я, между прочим, девушка, и мне простительно.
— Между прочим, я тоже девушка, так что отмазка не засчитана, — спустившись на тротуар, я расцеловалась с подругой.
— Осса, ты только посмотри на себя! — она развела мои руки, словно в танце и скользнула взглядом от макушки до пят. — И даже не говори, что это не ради Мейнарда!
— Санда, вечно ты за своё, — укорила я.
— Нет и ещё раз нет, даже не пытайся! Нет тебе веры, голубушка, — закончив этим изречением, она толкнула меня бочком и засияла ярче керосиновой лампы.
Взявшись под ручки, мы двинулись вниз по улице, начав пустой и необременительный разговор с кучей подколочек в мой адрес на счёт снежных королев, которые сами только и мечтают, что оттаять.
Немного неприятно было проходить мимо особняка Даттона, даже во рту пересохло, а по спине поползли слизняки воспоминаний. Но я отвернулась и растянула напомаженный рот в улыбке, выметая лишние мысли поганой метлой.
— На днях в Этцеле, что на Атле начнётся фестиваль первого урожая, — вещала подруга. — Ну, ты помнишь, там алхимики пробуют новые удобрения, чтобы помидоры быстрее созревали, а то с этой гнилью... ой, прости. Так вот, говорят, у них там в тепличках такое повырастало!
— Какое? С лапками? — приподнял бровь Киллиан, дотоле не смевший встревать в женский разговор.
— Да ну тебя! — хихикнула подруга. — Нет, краснющие и вкуснющие! В общем, нужно непременно наведаться к ним на островок, да снять пробу, пока всё без нас не схомячили.
— Я двумя руками за, — не упустил возможности провести время с Сандой паренёк.
— А ты как, Осска, поедешь? — повернула девушка лицо ко мне.
— Поживём — увидим, — я постаралась улыбаться как можно беззаботнее.
— Вот только не начинай! — воздела палец подруга и погрозила мне. — Знаю я тебя. Скажи честно, ты хоть раз в жизни до соседних островов плавала?
— Нет, — буркнула я скупо. — Не возникало надобности.
— Только не говори, что воды боишься!
— Воды — не боюсь. Но в ней водится живность, и никто не даст гарантий, что здоровая, — угрюмо стояла я на своём.
— Так живность-то за бортом плавает, а мы купаться не полезем. Правильно я говорю, а Киллюша? — она посмотрела на парня такими большими, полными обожания глазами, что тот проглотил «Киллюшу» проще, чем намасленную корочку.
Разумеется, подмастерье тут же истово закивал. Я закатила глаза.
Мы успели покинуть пределы внутренних стен и вышли в район попроще: брусчатку ещё не сменила грязь и лужи нечистот, но базальтовые плиты уже не казались так хорошо подогнанными, будь на мне ботильоны не с таким широким каблуком, непременно бы угодила в щель.
Добравшись до порога школы, я попросила Киллиана подать мне сумку.
— Да я помогу занести, мне же не трудно... — начал тот.
Санда легонько толкнула его локотком и прыснула:
— Осса хочет сама порадовать этого милого учителя, неужели не понимаешь? Так, давай-ка сюда эти книженции. Ох и тяжесть, ты туда кирпичей напихала? — она сунула увесистую ношу мне. — Всё, пойдём, Килл, мы здесь лишние...
— Но господин Равник велел проводить госпожу Оссу туда и обратно, — запротестовал подмастерье.
— Так мы за ней зайдём, — пообещала девушка, подмигивая мне. — Через часик-полтора, да? Вот и славненько. Пойдём, пойдём, тут недалеко замечательный рынок. Поможешь мне выбрать ткань на новое платье, а то лето не за горами.
Дождавшись, когда эта парочка растворится в толпе, я толкнула дверь и погрузилась в обитель знаний... Ну, или детского галдежа.
— Так, перемена закончилась, все по местам! — доносился командирский голос из соседней комнаты.
Я пересекла общую гостиную, где стены покрывали детские рисунки: как на бумаге, так и на самой штукатурке. Здесь же валялись игрушки, а на скамейке у стены, обнимая тряпичного зайца, задремал пацанёнок лет семи — похоже, новенький.
Не собираясь его тревожить, я заглянула в класс.
— Рин, немедленно перестань бить Дарина по голове! Нет, так тоже нельзя! Немедленно всем успокоиться, начинаем урок! — учитель Мейнард выглядел слегка всклокоченным, но в целом не терял присутствия духа перед оравой оголтелой детворы. Он никогда не прибегал к жёстким мерам, линейку использовал только по назначению и на моей памяти ни один ученик не получил ею ни по пальцам, ни по заднице.
— О, госпожа Равник, — лиственно-зелёные глаза поднялись ко мне, блеснув стёклами очков. — Добрый день, проходите. Ребята, давайте дружно поприветствуем нашу гостью.
— Здравствуйте, госпожа Равник! — не очень стройным унисоном произнесли детишки. На меня косились весёлые глазки, ребята перешёптывались и хихикали.
