— Кто чемпион? Я чемпион! Ктооо чемпиооо? Яяяя Чемпиооон!

Егор к этому моменту приближался к пандусу. Уверена, для него я ненормальная дурочка. Но эта улыбка. Эти горящие глаза — показатель того, что со мной ему комфортно.

— Тебе повезло, что я не могу схватить тебя — Язвит он, заезжая на крыльцо — А так бы легко не отделалась.

— Нужно уметь проигрывать.

Открыв дверь, позволила Егору заехать в дом. Когда наши глаза схлестнулись, я показала ему язык, а он всё ещё продолжал улыбаться.

— Ты смотришь на меня как на умалишенную — буркнула я, заходя следом.

— А разве это не так? — Искренне удивился он.

— Очень смешно. Ну, прям описаться можно.

— Если собралась мочиться в штаны, то лучше воспользуйся памперсами. Могу предложить, если что. У меня ещё остались со временем больницы.

Егор это говорил легко и обыденно, а у меня горло сдавило спазмом. Шаг замедлился, сердце скрутило канаты. Вероятно, он уже переступил через все прошедшие тягости жизни, поэтому в его голосе полное безразличие. А мне любое упоминание о прошлом всё ещё дается непросто. Особенно мысли о больничных буднях. Ведь мама долгие и мучительные месяцы проводила именно там. Пеленки, памперсы, салфетки. В последнее время, когда она перестала вставать, я покупала их с большой регулярностью. Ухаживала за ней. Кормила, рассказывала веселые истории, когда мамочке было особенно грустно. Сдерживала слёзы, наполняя палату смехом. Рассказывала о жизни за пределами больницы: О погоде за окном, о цвете проезжающих машин. О том, в чем сегодня одеты люди. Даже о воробьях, чирикающих и прыгающих по деревьям. Лишь бы она была счастлива. Лишь бы улыбалась…

В душе всё еще остро отдается эта неизгладимая потеря. Нет ничего хуже, чем хоронить близких людей. Понимать, что ты больше не услышишь родной голос, не посмотришь в любимые глаза, не почувствуешь запах тех самых духов. Всё это крайне болезненно. И первое время я не могла поверить в то, что моя жизнь продолжается, когда мамы нет. Ощущение, словно у тебя выжгли важную частичку, и теперь на этом месте рана, которая не заживает. Боль притупляется, но вылечить её полностью не поможет даже время длиной в тридцать лет. Ты просто привыкаешь с этим жить. И кажется, что всё, как и раньше, но только ты знаешь, что как раньше уже не будет. Ты больше не та беззаботная девчушка, которая могла пожаловаться маме на мальчика, дернувшего тебя за косичку. И рассказать, что беспокоит тебя, ты тоже больше не сможешь, потому что, по сути, никому твои сопли не нужны. У всех своя жизнь, свои проблемы. И только мама всегда готова слушать, поддержать и поругать твоих обидчиков. Лишь она одна.

— Ты чего? — Егор остановился, когда заметил, что меня нет.

— Ничего. — Уголки моих губ скривились в подобие улыбки. — Нога зачесалась.

Я догнала Егора и, как ни в чем не бывало, отправилась на кухню, пока в этот момент сердце трещало от боли, к которой привели внезапные воспоминания. Но это пройдет, и очень скоро. Нужно только отвлечься. Еда мне обязательно поможет. Да, это не самый лучший способ справляться со стрессами. Зато очень действенный. После маминого ухода я даже на пять килограмм умудрилась поправиться. Зато уже через месяц на фоне открывшийся депрессии потеряла двенадцать. Сейчас я стараюсь контролировать себя. И нервы, и приемы пищи.

После ужина Егор предложил самостоятельно убрать со стола и помыть посуду, а я, вцепившись за эту возможность, убежала в комнату, сославшись на усталость. На самом деле хотелось побыть в одиночестве. Подумать, поразмышлять, помечтать, в конце концов. Наспех приняв душ и нанеся на лицо всевозможные средства по уходу, я распахнула шторы, выключила свет и легла в кровать. Небо, усыпанное звездами, ярко светило. Я выбрала одну звезду, самую интересную на мой взгляд, и представила, что это мама наблюдает за мной. Представила её образ, стирая со щёк бегущие слёзы. Даже тон голоса, когда она отчитывала меня за проказы, я воспроизвела в своей голове максимально отчетливо. Это помогает держать баланс и не впасть в новую депрессию, из которой я с огромным трудом смогла выбраться.

— А вот тебе дама. Берешь?

— Ещё чего! Тузиком её пришвартую.

— Ха! Туз козырный — берешь. И вот тебе ещё две шестерки на погоны.

— Черт! Ты где так научилась играть? — Недоумевает Егор, бросая на стол карты. Я собираю их в одну кучу, довольно покачивая головой.

— Дед научил. Он в свое время тем ещё шулером был. Только так на деньги разводил стариков. А потом с выигрыша мне мороженое покупал.

— Суть уловил. Играю только на интерес. А то ты меня без штанов оставишь.

— Боишься?

— Ещё чего.

— Боииишься. Ути пути. — Я надула щеки и потрясла выпяченной губой, изображая младенца, готового вот — вот впасть в истерику. — Пустышку принести?

— Ну ты и зараза — Егор стреляет в меня глазами и ехидно улыбается. — Раздавай новую партию. Но на деньги играть не буду из принципа. Можно на желание.

— Уж извини, — я выгнула бровь, мешая карты, — но с тобой особо не разгонишься. Давай лучше на вопрос — ответ? Отвечать честно, без всяких нет. И вопросы можно задавать любые.

Я протянула руку.

— Идёт. — Пожал он мою ладонь, пусть и замешкался на мгновение.

Первая игра прошла без оценок. Вышла ничья. Во второй проиграла я. Егор спросил, какой в моей жизни главный страх.

— Остаться одной, — ответила честно, раскидывая на стол следующую партию.

Третий раз и фортуна снова оказалось у Егора. Пришлось рассказывать свою самую постыдную историю о том, как я в одних трусах в три часа ночи бегала по стадиону института и кричала, что люблю Ваньку Абрамова.

— Я как вспомню Абрамова, — поморщилась я. — Прыщавый, с кривыми зубами, ещё и худой, как щепка. Он же потом ещё месяца три за мной по пятам ходил. Представляешь? Девки, дуры, по пьяни растрепали. Я, правда, потом им отомстила, когда в следующий раз загадала этим курицам признаться в любви Ректору.

— Опасная ты женщина — сквозь смех сказал Егор.

— Ну, знаешь ли, за стадион они ещё легко отделались. Так, давай ка ещё партийку. Чувствую, что сейчас фортуна на моей стороне.

Я похрустела пальцами, покачала головой из стороны в сторону и принялась раздавать карты, ловя на себе насмешливый взгляд Егора. Он уже ощутил вкус победы и уверен, что и в этот раз ему снова повезет. Да, только на самом деле каждый мой шаг продуман до мелочей. Есть такое правило в игре: подкормить на живца. Ты сначала позволяешь сопернику наслаждаться победами, выдохнуть, нацепить невидимую корону. А когда он уже расслабился, смакуя вкус очередного выигрыша, наносишь удар, выводя соперника из равновесия. И пусть в нашем случае материальных потерь мы не испытаем, привычки свои я использую в независимости от ситуации. Ведь практика требуется даже опытным игрокам.

— И почему я уверен, что две предыдущие игры ты меня разводила? — С прищуром смотрит на меня Егор после своего фатального поражения.

— Проиграть с большей частью козырей тоже нужно иметь талант. — Лыблюсь я, облокачиваясь на плетеное кресло.

Сегодня за окном беспощадное солнце, готовое сожрать мою кожу, превратив в одно большое красное месиво. Поэтому мы после завтрака расположились в крытой беседке. Здесь свежо и приятно пахнет древесиной. То и дело мои глаза ныряют к двухъярусной полке, на которой стоят разного вида фигуры, посвященные определенным странам и городам. Там и Эйфелева башня, и Биг Бен, и даже интерпретация Альпийских лугов.

— Твоя коллекция? — Всё же решаюсь спросить, указывая рукой на полку. — Выглядит необычно.

— Мамина. — Егор смотрит на меня со всем своим спокойствием, но перебирание пальцев на руках с точностью определяет его состояние на данный момент.

— Здорово. И она была во всех этих странах? Или просто покупала фигуры для коллекции?

— Она любила путешествовать. И все эти фигуры — приятные воспоминания о проведенном в тех местах времени.