— На Георгия кто-то напал под водой?

— Или что-то. Мне, во всяком случае, так кажется.

— Вы его видели?

— Видел… Точнее…

— Расскажите, пожалуйста, подробно, начиная от того момента, как Георгий вошел в воду.

— Он пошел, а я остался на берегу…

— Почему все-таки вы работали по одиночке?

— Георгий так хотел.

— Почему?

— Трудно сказать… Ну, мне нездоровилось, а он и не настаивал. Есть же работа и на берегу. Скажем, заправлять акваланги.

— У вас есть компрессор?

— Да. Сейчас свой.

— А раньше?

— Брали напрокат. Георгий на себя оформлял.

— Где ваш компрессор находится?

— Там же, у грота. Метрах в десяти есть хорошая площадка, мы ее еще с моря увидели, когда только приплыли на остров.

— С Георгием был условный сигнал о помощи?

— В принципе, да. Собственно, не о помощи, а призыв. Постучать «7».

— Как постучать?

— Морзе. На дне — по камню или железке.

— А если не на дне?

— Всплыть и позвать.

— Крик можно не услышать. Так же, как и стук.

— В бухте акустика, как в театре. Любой шорох слышен.

— Допустим. Георгий сегодня подавал сигнал?

— Нет.

— Вы отходили от берега, когда он был в воде?

— Нет.

— А заправлять акваланг?

— Я не запускал компрессор.

— Второй акваланг был заправлен?

— Не знаю.

— Как же вы собирались работать, не проверив акваланг? Вы же опытный спортсмен.

— Долго, что ли? Пока Георгий… Ну, в общем, я рассчитывал успеть.

— Понятно. Георгий вам доверял?

— Что? Заправку? Но ведь это обычное дело.

— И все-таки объясните, почему вы сегодня не собирались погружаться.

— Я же говорил.

— Не помню.

— Я говорил, что боялся.

— Чего или кого вы боялись?

— Вы хотите, чтобы я сказал: «Я боялся, что на меня под водой нападет гражданин Н. и попытается меня убить».

— Мне хочется понять, чего может бояться в воде опытный аквалангист.

— Как раз этого я и не могу сказать. Не знаю. Боялся — и все.

— С вами прежде такое бывало?

— Страх перед водой? Нет. Хотя пугаться в воде приходилось.

— И никакой причины на этот раз не существовало?

— Какие там причины… Если бы знал, не боялся бы. Думаете, мне приятно это всем вам долдонить?

— Не думаю. Я, кстати, не любопытства ради сюда прибыл. Георгий…

— Кстати, я и его отговаривал.

— Что вы сказали Георгию?

— Сказал, что работать в бухте нельзя. Что там какая-то гадость…

— И что он ответил?

— Что в Черном море акул не бывает.

— Вас устроил такой ответ?

— А что я, по-вашему, мог ему сказать?

— На этом разговор и кончился?

— Нет. Георгий попросил объясниться.

— Если можно, расскажите дословно.

— Дословно не могу. В общем, он спросил, в чем дело, почему я отказываюсь работать. И еще — не заметил ли я чего-нибудь особенного в последние дни.

— Он был взволнован?

— Мы все взвинчены, разве не видно?

— Он, следовательно, тоже?

— Да… Был, пожалуй. Хотя держался.

— Что вы ему ответили?

— Сказал, что не могу — и все, что дурное предчувствие, и лучше не лезть в воду.

— А сами вы пытались понять, отчего у вас появилось это предчувствие? Может быть, во время погружений вы что-то действительно заметили?

— Лучше в этом не копаться, а то, по-моему, после этого — прямой путь в желтый домик. Посудите сами. Бухта по форме — корыто: ни трещин, ни пещер, гладкое дно, прозрачная вода, никакого течения… И тем не менее меня буквально выворачивало от страха при мысли о погружении в бухту.

— А Георгий… Ему не было страшно?

— Он же герой! Одиссей нашего времени. Если и боялся, то не подавал виду. И потом Дэ Ка нас подгонял.

— В бухте много рыбы?

— Рыбы? Там даже крабов нет. Рыба — на западном, где пещера.

— Вы утром знали, что не пойдете в воду?

— Я же говорил.

— Зачем же вы взяли гарпунное ружье?

— Я его не брал. Это Георгий.

— Выходит, он или боялся, или готовился? К чему?

— Вы правы. Он действительно готовился. Очень внимательно смотрел в воду с крутого берега бухты. Но ружье он оставил на берегу.

— К чему он готовился? Постарайтесь понять. Подумайте еще раз. Вы же единственный, кто был с ним рядом. Понимаете, как это важно?

— Я уверен только в том, что Георгий что-то задумал…

— Значит, в его поведении все-таки было что-то необычное?

— Я его знаю давно… Вел он себя как всегда, только внутренне подобрался сильнее обычного… Но я сам был в таком состоянии… Да, пожалуй, после того, как он выкопал эту Сирену…

— Что выкопал?

— Сирену. Ну, статуэтку, я же говорил. Подобные изображения называют сиренами — может, слышали или читали?

— Да. Так что же Георгий?

— Сначала, это вчера, он как ошалел. Сразу было понятно, как ему повезло. А он всегда… в общем, любил, нравилось, когда ему везло. Поставил ее на камень и смотрел, смотрел… Потом заторопился, хотел еще раз идти в воду, но я не пустил.

— Почему?

— Темнело. А у него фонарь слабый.

— После того, как нашли Сирену, кто-нибудь еще погружался в бухте?

— Да, я. Поставил буек в квадрате 27, где он ее нашел. Ну и покопал немного вокруг.

— Вы ничего не заметили тогда особенного… Необычного?..

— Необычного? Да ничего я не видел. Все как всегда. Вот только мне начали мерещиться всякие ужасы…

— Что именно?

— Чушь, в общем-то. Показалось, что берега — гладкие и крутые — начали сближаться и вот-вот меня раздавят. Мерзкое чувство: ничего не вижу — ни берегов, ни чего-либо еще, — и все равно ясно чувствую — вот-вот они сойдутся и раздавят.

— Вы рассказали об этом Георгию?

— Нет.

— Почему?

— А собственно, зачем? Берега же не могут двигаться. Значит, это что-то со мной не в порядке. И я вышел цел и невредим, тошнило только весь вечер. Нервы…

— Кстати, о нервах. Вы обращались к врачу?

— У нас нет врача. Светка училась в меде, но она по другой части.

— Я имею в виду — раньше.

— Нет. К невропатологу — нет.

— У Георгия были враги?

— Сегодня Георгий был в воде один. В смысле, что другого человека там не было.

— Почему вы не отвечаете на вопрос?

— Не хочу.

— Вы кого-то или чего-то боитесь?

— Послушайте, нельзя мерить людей на свой аршин. Может, вам это не понравится, но я скажу: у вас, сыщиков, мозги в одну сторону работают. Если труп — значит, и убийца есть, а кто? И я должен ворошить всем потроха, кого-то подставлять. А потом вы у других будете выпытывать обо мне.

— Спасибо за откровенность. Не буду вас разубеждать. По крайней мере, сейчас. И все же, были у него враги?

— Мы все друзья. Достаточно? Или перечислить поименно?

— Не стоит. Где Георгий нашел статуэтку?

— Квадрат двадцать семь. Он так сказал. Вырыл в песке — вроде как неглубоко лежала.

— Далеко от берега?

— Метров пятнадцать. Да вы же видели — там наш буек стоит.

— Что там еще было, в этом квадрате?

— Точно не могу сказать… Но, как и в других, наверное, — обломки амфор и пифосов, балластные камни…

— Почему вы начали с двадцать седьмого квадрата?

— Почему начали? Просто очередь пришла. И потом, это же не порядковый номер, а координата…

— Понимаю. А что вы находили раньше?

— Пока интересного мало, но раскапывать еще и не начинали, так, внешний осмотр, прикидка. Собирали всякую мелочь…

— Например?

— Черепки — в смысле поздняя керамика, грузила от сетей, ржавые железки, пара монет, нож с рукояткой, складной…

— Какие монеты?

— Советские — пятаки двугривенный образца шестьдесят первого года. Нож, кстати, тоже советский, завод «Метиз», город Павлово-на-Оке. Это все, что вас интересует?

— Это все меня интересует. А как была воспринята остальными эта находка?

— Какая?

— Статуэтка. Сирена.

— Ну как вам сказать… Сейчас у меня такое ощущение, что Георгий не хотел ее показывать остальным… Сразу… Во всяком случае, разозлился, когда к нему пристала Маша… И Савелко.