— Ну и? — спросил кто-то из слоистого облака.

— Лажа это все, — обронил художник и прикурил от собственного окурка, — лажа. Ничего сверхумного. Элемент психологии восприятия. Когда смотришь на полотно, взгляд описывает сложную ломаную. У всех почти одинаковую. На плоскостях — пореже, на деталях — погуще. И у каждой картины, если она сбалансирована, говорят, есть максимум плотности — точка, через которую взгляд непременно и часто проходит. Если там цветовое пятно, оно как бы размазывается по всему полю. Угадай такую точку и цвет в пятне — может быть, что-то получится. А может, и нет. Дело везения. Так что можно смело считать, что никакой особой точки нет.

— И все-таки она есть, особая точка, — раздельно сказала Инга.

Я осторожно вытащил из рубахи спящего Василия сигарету и отодвинулся, насколько позволяла палатка, от его раскаленного тела.

Особая точка… Мне захотелось домой. Взять Татку за руку и повести в зоопарк: «Смотри, Таточка, это слон. Помнишь, как его зовут? А это крокодил, только не Гена, а просто. А вот осел. Посмотри внимательно, доченька, на кого он похож?» Толком не помню, как я оказался на обрыве у этой проклятой бухты. Скорее всего, перелетел по воздуху. Все, что застыло в моем сознании, вдруг тронулось с места и пошло, разгоняясь…

…У острова дурная слава — эллины приносят жертвы местным божествам — в бухте акустика, как в опере, все резонирует — особая точка — под водой ничего нет, даже бычка — остров опустился — циклон шел с Балкан по азимуту бухты — все раздражены, взвинчены — Одиссей, привязанный к мачте, — будто упругое тело в холодной воде — мачта сама раскрутилась и упала — скала, вогнутая внутрь бухты, — они все нормальные, и это плохо — вся соль — низкие частоты…

…Одиссей, Сирена — циклон над морем — под водой никого — акустика, как в опере, — падает мачта — чистая физиология — низкие частоты — особая точка…

И над всем этим мертвое лицо Георгия с окаменевшей гримасой смертельного ужаса и боли!

Мне было горько и стыдно.

Тайна бронзовой Сирены! Осторожно — пришельцы!

Если бы не смерть человека, я бы, пожалуй, посмеялся над страхами, снами, предположениями, ночным своим приступом…

В этот утренний час все казалось простым и убедительным. Я даже удивился, как мог не догадаться раньше, что причина смерти Георгия — редчайшее совпадение: он оказался накануне бури в бухте, природном образовании, концентрирующем морской инфразвук.

Действительно странно: в первый же вечер, да чего там — через три часа после прилета у меня были на руках все карты, оставалось только их правильно разложить. Вспомнить школьный курс физики да пару пустяков, слышанных позже.

Удивителен механизм сознания: обрывок фразы, паутинка в лесу, газетная строка, невольно услышанный разговор могут обернуться открытием… А потом все кажется просто, будто иначе и быть не могло. И даже удивляешься — все очевидно.

Я заметил с первого дня, что бухта по форме напоминает акустический резонатор гигантских размеров. И, конечно, мог посчитать, какова примерно собственная частота резонанса. Сейчас мне даже кажется, что я и тогда помнил, а не выловил только что из головы, что обертоны сверхнизких частот напоминают тележный скрип…

Но чем дольше я думал, тем ясней становилась для меня правильность моих предположений.

Выстроилась вся цепочка: от уникального природного явления, резонатора морского инфразвука, — до Сирен, бестий, олицетворявших для эллинов тревожный, манящий, смертельный звук.

Чудесное утро. В направлении Греческого дома чинно маршировал Савелко. У ближней скалы Володя Макаров шептал что-то на ухо непричесанной Светке. Бирюков, пристроившись на камнях, с отвращением чистил свежих бычков. Вертолетчики и Армен с хорошо наигранным удивлением рассматривали пустую бутылку из-под «Экстры».

Все это было хорошо, и все это означало только одно: надо «сворачиваться» и лететь на материк.

Я начал с того, что, отдав необходимые распоряжения, усадил Васю к рации.

Говорят, что в наше время, если постараться, можно достать даже камешек с Луны. Не пробовал, не знаю. Но что Василию удалось (у него в Гидрометцентре пароходства невеста) «заказать» на завтрашний вечер небольшой, но исключительно удобный штормик — факт!

Будет шторм — запоют сирены.

Если серьезно, то нам просто повезло еще раз. Просто — повезло.

Хорошо решать бытовые проблемы, так сказать, на визу или, по крайней мере, на своем уровне. «Пузырь»-другой, ну там еще «баунти» какой или «ланком» подходящей девочке — и всего-то делов. Но чем выше поднимаешься, тем больше бумажек требуется для решения все того же пустяка.

В Гидрофизе все обстояло точно так же, как везде. Ребята готовы были взять аппаратуру на денек-другой и съездить за мой счет хоть на Дозорный, хоть на Шикотан. Но поскольку мне надо было официальное заключение, пришлось идти со своими бумагами по инстанциям до самого верха, до директорской приемной, и еще добрых полчаса промаяться там.

Наконец двери кабинете распахнулись, и мне явился сам В. С. Ерин.

— Что там за несчастный случай на Дозорном? — вскинул глаза над листком нашего запроса Ерин.

— Погиб человек во время подводных работ, — коротко ответил я.

— Подробнее нельзя? Я в курсе, что там работают археологи.

«Откуда, интересно?» — и тут только у меня в голове связалось! И связалось даже больше, чем требовалось, чтобы понять, что В. С. Ерин и Н. Т. Ерина — не просто однофамильцы; но самое главное — догадаться, что за гениальной прозорливостью Нины Тарасовны стоит прекрасный ученый, директор полтысячи светлых умов, Виктор Степанович Ерин.

Так меня отчетливо озарило, что я даже пропустил продолжение фразы Ерина и включился, когда он уже говорил:

— …и я предупреждал, что пребывание в точке такой концентрации геофизических факторов небезопасно. Впрочем, только долгое пребывание.

— Вы официально предупредили руководство Института археологии?

Виктор Степанович блеснул на меня стеклами своих «хамелеонов» и развел руками:

— Увы, нет. Так что часть вины на себя принимаю. Что там случилось? Кто погиб? Я же их почти всех знаю лично.

— Внезапная смерть во время погружения. Неофициально могу сказать — похоже н а гидроудар, но не слишком сильный. А вам разве Нина Тарасовна не рассказала?

— Нет… Она еще не звонила…

Не испуг и не растерянность: какая-то печаль и тревога промелькнули на его лице.

— Произошло это в бухте Узкой, на северо-восточной оконечности острова — если вы помните его географию.

— Помню. Я там в позапрошлом году побывал, с комплексной экспедицией… Бухта Узкая — достаточно интересное место, — Виктор Степанович прищурился, будто читая с невидимого листа, и продолжил: — Там отмечены достаточно существенные амплитуды морского инфразвука… Очень опасная частота. Судя по вашему запросу, — он кивнул на листок, — вы пришли к такому же мнению?

— Да, — подтвердил я, испытывая мучительное желание закурить. — И хотим проверить, не могло ли это стать причиной смерти аквалангиста.

— В принципе, такая теория есть, — кивнул Ерин, — но амплитуда должна быть очень большой. На два порядка выше, чем показали наши измерения. Следовательно, вы хотите перепроверить нас?

— Почему — перепроверить вас? У вас, как я понимаю, академические цели. Мы же производим следственные действия, чтобы установить, мог ли природный фактор послужить причиной… получается, что несчастного случая. У вас есть аппаратура для проверок?

— Есть и аппаратура, и люди; этим занимались Кузнецов и Лейфер, наши научные сотрудники; результаты исследований представлены здесь, в статье. — Виктор Степанович положил передо мной невзрачную книжицу «Гидрофизического журнала» за третий квартал прошлого года. И продолжил: — Но, к сожалению, наши экспедиционные суда сейчас далеко, и решение о повторных исследованиях, при самой благоприятной позиции Ученого совета, может быть принято не ранее октября.