Представив себе паломников, бредущих с котомками по глухим лесам из одного монастыря в другой, Артем подозрительно изучил Михаила.

– На кого? – переспросил он, силясь понять суть этой нелепой фразы.

Недавно научный мир официально обнародовал факты изнасилования пингвинов со стороны сексуально озабоченных морских котиков. В сети были даже размещены видеоролики зафиксировавшие моменты межвидового надругательства. Артем подумал, что Миша как паломник был для него еще более несуразен, чем насильственный секс между пингвином и морским котиком.

– На паломников, – повторил Миша, тут же разъяснив, видимо для лучшего осмысления, – боговерующих путешественников к святым местам.

– А какое отношение мы имеем к паломникам? – вновь спросил Артем, абсолютно не понимая хода мыслей своего собеседника, отчего у него создавалось ощущение, что один из них сейчас серьезно бредит, – Наша задача отдать раскрашенную доску, – он кивнул на Макара, – в монастырь, и все. Нам не надо достигать катарсиса и становиться монахами. Нам даже не надо исповедоваться, рассказывая про все свои грехи в надежде получить их отпущение. Просто отвезти деревяшку…

В понимании Артема все паломники были упертыми фанатиками, бродяжничающими в надежде поклониться горстке камней или потрогать на другом конце света волшебную косточку от разложившегося канонизированного чучела. Вливаться в их разношерстые ряды его совершенно не прельщало, хотя бы потому, что ему были знакомы занятия и поинтересней религиозной некрофилии.

– Нет, Артем, – Михаил вдруг сделался абсолютно серьезным и трезвым, что выглядело пугающе, – нам предстоит перевезти икону в монастырь, а это, чтобы ты там себе не думал,– тут он степенно поднял вверх указательный палец, как, в свое время, делала школьная учительница Артема по географии, когда считала, что говорит что-то исключительно важное, например, про кругосветное путешествие Магеллана, – не пакет героина засунутый в задницу курьеру из Таджикистана. По сути, на время этого пути мы становимся паломниками. Поэтому и должны вести себя как паломники. Возможно, когда-нибудь нам это зачтется.

В этот раз Михаилу удалось Артема удивить. Такое иногда бывает, когда ты думаешь, что знаешь о человеке все, а потом выясняется, что он коллекционирует крышки от пивных бутылок и держит в подвале на цепи двух пожилых проституток.

– Никогда бы не подумал, что ты религиозен.

– А я и не религиозен, – признался Миша, рассматривая икону, – просто, считаю, нам не помешает соблюсти определенные правила, тем более, что это практически ничего не будет стоить для нашего путешествия. У тебя как со временем?

Со временем у Артема было гораздо лучше, чем со всем остальным. Когда тебя увольняют, вопрос свободного времени решается сам по себе и у тебя автоматически появляется много времени и мало денег. Его пока не уволили, но уже принудительно отправили в отпуск, попутно намекнув, что обратно, как вылетевшего в небо камикадзе с повязкой на голове и запасом топлива в один конец, его никто не ждет.

– У меня масса свободного времени, – честно признался Артем, – если бы время можно было конвертировать в деньги, я мог бы легко составить конкуренцию миллиардерам в списках Форбс.

– Тогда у нас день на сборы. Я тоже сегодня улажу вопрос с работой, и завтра утром выезжаем, – взвесив все, сделал выводы Михаил.

– Осталось выяснить, на чьей машине поедем? – поинтересовался Артем, уточняя детали, – или ты как настоящий паломник отпустишь бороду, возьмешь котомку и пойдешь пешком по Руси? Советую в таком случае захватить с собой консервы и компас, чтоб случайно не свернуть в Афганистан.

Миша, похоже, не был настроен до такой степени радикально, чтоб отринуть имеющиеся блага цивилизации. Окинув взглядом стол, он взял из упаковки две деревянные зубочистки, отломал у одной из них край, после чего зажал их в ладони и протянул Артему на выбор,

– Короткая моя, длинная твоя.

– Короткая, – произнес Артем, вытаскивая из его пальцев зубочистку с отломанным концом.

Миша, разжав ладонь, с сожалением посмотрел на оставшуюся там длинную,

– Дуракам везет.

Артем кивнул, соглашаясь с рациональным зерном в его словах. Прикинув в уме врожденное свойство большинства, недооценивать пользу от запасов собственной дурости.

Пожав Артему на прощанье руку, Михаил встал со стула и направился в сторону двери, – выезд завтра в пять утра. И не забудь взять икону, – съязвил он, неторопливо притормозив у выхода.

Оставшись один, Артем еще раз внимательно осмотрел доску со святым ликом, со всех сторон. Нельзя сказать, что это доставило ему особое удовольствие. Однажды ему довелось посетить выставку картин, нарисованных психически нездоровыми людьми, которые щедро делились своими безумными галлюцинациями с окружающими. Подруга, с которой он на тот момент встречался, обожала современное искусство и творчество Кобо Абэ. Разглядывая икону, Артем почему-то очень четко вспомнил просмотренные на этой выставке изображения.

Утром Артем позвонил Анне. Отношения с Анной у него были сложные и запутанные, как китайский атлас автомобильных дорог. Артем с ней познакомился пару лет назад, поздним осенним вечером решив зайти после работы за сигаретами в магазин. Она стояла посреди тротуара и читала по памяти вслух стихи Мандельштама. Трудно сказать, что привлекло его больше всего: маленькая стройная фигура в распахнутом коротком плаще, глубокий низкий голос или веселые ироничные глаза. При его приближении как раз звучало:

«Сусальным золотом горят

В лесах рождественские елки,

В кустах игрушечные волки

Глазами страшными глядят…»

Никакой баночки для сбора денег или пожертвований на строительство очередного храма и лечение умирающего от рака ребенка поблизости не было. Вместо этого у ее ног стояла бутылка с красным вином, из которой она иногда отпивала, а затем, вытерев губы, с видом прилежной школьницы продолжала читать дальше, даже не сбиваясь с ритма. Чувствовалось, полное погружение в поэзию. Полная отрешенность, как у фанатичного буддистского монаха, сжигающего свое туловище во время медитации на одном из сайгонских перекрестков. Спешащие в сторону автобусной остановки люди безразлично обходили стороной этот импровизированный бенефис, не проявляя никакого интереса к странной девице с бутылкой вина. Так что кроме Артема и бродячей собаки, дремлющей у грязной урны, других поклонников ее монолога, не наблюдалось. После окончания одного из стихов Артем громко захлопал в ладоши, привлекая к себе внимание.

– Тоже любите Мандельштама? – спросила она с любопытством, откидывая спадающие на глаза волосы.

– Ненавижу, – искренне признался Артем, не испытывая никакой симпатии к эстетствующим акмеистам по уши погрязшим в пустом словоблудии, чем вызвал у нее ответную улыбку.

Через час они уже сидели на скамейке в ближайшем парке, и пили вино из еще одной бутылки, рядом с чудом сохранившимся памятником Ленину. Бетонный вождь мирового пролетариата, переживший большинство своих собратьев, стоял, ссутулившись, окруженный палатками бистро и кофеен, словно умирающий «древний ящер с новым вирусом в клетках», указывая вытянутой рукой куда-то вдаль. То ли в несбывшееся светлое будущее, то ли в сторону ближайшего туалета. Артем к этому времени успел выяснить, что ее зовут Анна, что она работает переводчиком в какой-то международной конторе, связанной с угольной промышленностью и что она волонтер в организации «Шахтеры против СПИДа». Во время акций она раздавала прохожим презервативы и буклеты о вреде беспорядочных половых связей.

– Зачем? – спросил Артем ее про стихи, которые она читала на улице.

– Просто захотелось, – ответила она, беспечно пожав плечами, как будто это само собой разумеющееся читать стихи посреди улицы, когда тебе этого хочется. Такая детская непосредственность не могла не восхищать.

В ответ он поцеловал ее сухие шершавые губы. Еще через час они были у нее дома, в крохотной квартирке на пятом этаже старого обветшалого строения на окраине столицы. Мебель в квартире казалась ровесницей этого дома, и только дешевые материалы, из которых она была изготовлена и безыскусный внешний вид, мешали признать этот хлам антиквариатом. Потертые, выцветшие от времени обои и развешанные на них страницы из журналов с фотографиями популярных советских актеров восьмидесятых годов прошлого века, давали ясно понять, что никакого ремонта с того времени тут не проводилось. Но внутри все равно было уютно. Анна, включив радио на каком-то допотопном, еще кассетном магнитофоне, сначала предложила нарисовать Артема углем на большом куске ватмана. Как потом оказалось, рисовать она совершенно не умела и только зря испортила бумагу. Затем они читали друг другу вслух книжку Кафки и пыльную подшивку журналов «Огонек», которые случайно нашли у нее под кроватью и занимались сексом на валявшемся куске ватмана, используя презервативы, оставшиеся после акций, внося такой своеобразный вклад в борьбу с венерическими заболеваниями. «Шахтеры против СПИДа» могли бы ими гордиться.