– Меня зовут Виолетта Робертовна, но, по сложившейся традиции, тут меня все называют матушка Виолетта, – продолжила их новая знакомая, которой на вид было лет двадцать, поэтому матушкой она казалось довольно юной, как старшеклассница, залетевшая на каникулах от такого же сопливого дружка, так что Артем с трудом сдержал глумливую усмешку, – а это мой помощник по религиозным и юридическим вопросам – Николай.

Она, с видом усталой ведущей дурацкого ток-шоу, фальшиво улыбнулась, указав взглядом на одетого в рясу мужчину. Николай в ответ нехотя кивнул, проведя ладонью по покрытым бородой щекам, во время чего на фалангах его худых, утыканных короткими светлыми волосками, пальцев Артем заметил расплывшиеся грубые тюремные татуировки перстней. Цепкие колючие глаза человека с мутным прошлым и туманным будущим, глядящие исподлобья, не сулили вновь прибывшим ничего хорошего,

В это время его, менее склонный к эмоциям, друг, нацепив на лицо ту самую очаровательную улыбку, которой обычно улыбаются консультанты гипермаркетов, предлагая купить залежавшийся товар по акции, решительно протянул Николаю руку,

– В какой сфере законодательства специализируетесь, коллега? Меня Михаил зовут.

– Семейное право, – холодно процедил после небольшой заминки помощник по религиозным и юридическим вопросам, пожимая протянутую ладонь. Всем своим внешним видом говоря, что в уголовном праве он сведущ гораздо больше, как и в правилах внутреннего распорядка исправительных учреждений.

– Артем, – представился Артем, осматриваясь по сторонам.

Виолетта в очередной раз улыбнулась, облизав пересохшие губы, и, жеманно вздохнув, продолжила беседу, сглаживая возникшую неловкость ситуации,

– Наша сестра Наталья сообщила, что вы очень ей помогли, и что вы…, – она какое-то время подбирала нужное слово -…паломники?

– В монастырь едем, – утвердительно сообщил Михаил. – С Божьей помощью, – добавил он, посмотрев на Николая и скорчив максимально восторженную гримасу.

– В таком случае мы будем рады оставить вас у себя на ночлег.

Ее голос показался Артему настолько приторно сладким, что при желании его можно было добавлять в кофе вместо сахара или использовать в качестве сиропа к блинчикам, Артему оставалось только радоваться отсутствую у него диабета и риска гипергликемической комы.

– Но вынуждена вас предупредить, – в этом момент тон Виолетты резко поменялся, став немного виноватым, – ввиду особенности нашего контингента и сложности реабилитационных программ, крайне не желательно, чтоб вы задерживались тут надолго.

– Ночи нам будет достаточно, – согласился с ней Артем, не видя ни одной причины находиться здесь дольше указанного срока.

– Тогда все в порядке, – она вновь механически заулыбалась, обнажая серые кривые зубы, будто на приеме у стоматолога и пошевелила рукой, поправляя ворох браслетов, словно в каком-то взрывном цыганском танце, где потрепанные танцовщицы пытаются уныло изобразить страсть, – прошу при этом уважать и соблюдать наши правила. У нас запрещено употреблять и хранить алкоголь и наркотики, проявлять физическую агрессию, нецензурно выражаться, играть в азартные игры, мусорить, без разрешения выходить за ворота центра, пользоваться косметикой…

– …Заниматься сексом и курить, – несколько бестактно перебил Виолетту Михаил, выделив для себя основное и смиренно опустив глаза, – мы знаем и полностью разделяем подобные требования, считая, что они должны помочь очистить людей нравственно и физически.

В своем вопиющем лицемерии он мог дать фору даже католическим миссионерам, убеждающим африканских детей в пользе поста и воздержания, а также пагубности греха чревоугодия. Артему пришлось даже приложить определенные усилия, чтоб удержаться от восторженных аплодисментов.

Виолетта довольно кивнула. Во время чего он заметил, что через платье у нее проступают соски. Было только непонятно – от холода или возбуждения и если от возбуждения, то, что конкретно ее так возбуждает во всей этой банальной ситуации, неужели разговоры о запретах и табу?

– Ну, тогда добро пожаловать, братья. У вас еще есть какие-то вопросы? – пробормотала она явно по инерции, завершая и без того затянувшуюся беседу.

Все-таки, наверное, дело в табу, подумал Артем, продолжая разглядывать ее соски и представляя, как они будут выглядеть без одежды.

– Почему ваш центр называется «Синичка»? – внезапно для всех спросил Миша, когда Виолетта уже практически отвернулась от них, посчитав переговоры оконченными.

Кажется, никто не был готов к этому вопросу. Николай и тот показался слегка растерянным, нервно елозя по полу, выглядывающим из-под рясы, носком ботинка.

– Простите что? – переспросила выбитая из колеи матушка, озадаченно приоткрыв рот, словно ее на собеседовании в качестве претендента на должность продавца супермаркета спросили что-то из университетского курса квантовой физики.

– У меня есть вопрос. Почему не зяблик, например, или пингвин? – детализировал свой интерес друг Артема.

Повернувшись обратно, она подозрительно посмотрела на гостей, пытаясь найти в прозвучавших словах скрытую издевку, но Михаил был невозмутимо серьезен.

– Ну…, – она немного запнулась, потерев пальцами свои виски, похоже, рассчитывая таким образом запустить заложенную в голове программу с информацией по семейству синицевых отряда воробьинообразных, – синица это сильная птица, которая даже в суровые морозы не улетает в теплые края и борется с жизненными препятствиями, – закончила она, тщательно проговаривая слова.

– То есть это никак не связано с тем, что синица удивительно прожорлива и ест в течение дня практически непрерывно? – продолжал выпытывать Миша, рассматривая что-то у себя под ногами.

– Ну что вы, нет, конечно, – Виолетта Робертовна передернула плечами, вновь обретая прежнюю уверенность в себе, – а теперь Николай проводит вас в вашу комнату.

Сказано это было так убедительно, что Артему почему-то захотелось промаршировать с Михаилом в ногу за предоставленным пастырем, горланя звонкую строевую песню. Вместо этого они не спеша побрели по обе стороны от Николая, тщательно изучая расположение комнат.

Поднявшись на второй этаж, они оказались в мрачном, длинном, слабо освещенном коридоре с множеством закрытых дверей. Как в третьесортных фильмах ужасов, где за одной из таких дверей обязательно должен скрываться обезумевший маньяк в кожаной маске и с бензопилой наперевес, или маленькая примерная девочка, одержимая демонами. Артема всегда расстраивал тот факт, что у этих персонажей никак не получается встретиться и объединить свои усилия. В полной мере насладиться такими замечательными, нарисованными его воображением, картинками ему помешал внезапно донесшийся из-за угла долгий протяжный гул, густым кофе на дне чашки разливающийся вокруг них, выдергивая Артема из мира грез и фантазий. Попробовав в уме сопоставить услышанный шум со звуком работающей бензопилы, он разочарованно убедился, что между ними нет ничего общего. Скорее это было нечто среднее между гудком паровоза и воем забившегося носком пылесоса. Не хватало только Алисы со своим классическим: «-а что это за звуки вон там?… – А это чудеса… – И что же они там делают?… – Как и положено…Случаются».

Вслед за гулом, навстречу шедшим, из-за угла медленно показался хромая абсолютно голый мужик лет сорока с короткими кривыми ногами и блестящей натертым мастикой паркетом лысиной.

Надо было отдать должное, в столь эффектном появлении этого типа перед друзьями и Николаем, было что-то дико фантасмагоричное, схожее с картинами известных абстракционистов. Когда неискушенный разум торопливо пасует, выбрасывая белый флаг, еще до того, как подвергнется основному удару и судорожно ищет во всем этом хоть какой-то скрытый смысл, даже если его там никогда не было.

Рассмотрев встреченного ими нудиста внимательней, Артем заметил, что черные курчавые волосы, густо покрывающие тело мужчины, обильно прорежены сединой, а в области лобка и гениталий тщательно выбриты, отчего создавалось впечатление, что на незнакомца натянули шерстяной свитер, местами побитый молью. В прошлом атлетическая фигура незнакомца, в свое время безнадежно проигравшая борьбу с излишествами, уже стала оплывать жиром, покрываясь складками, вызывающими острое желание разгладить их при помощи утюга, а на бесформенной талии без всякой цели, болтался широкий армейский ремень с давно нечищеной латунной бляхой. При здравом рассуждении, голый человек с ремнем смотрится еще более нелепо, чем просто голый человек без всяких посторонних аксессуаров.