Дела шли хорошо. Войско прорвало все линии обороны центральной армии Даду, отделявшие их от столицы. Причем потери, пускай и существенные, оказались меньше, чем предполагал Оюан. Для него стала сюрпризом крайне плохо организованная оборона центральной армии. Это не вязалось с тем, что генерал слышал о Главном Советнике как о командире. Словно обороной вообще никто не руководил.

Оюан смутно помнил предположение Гэна, что Советник пал жертвой придворных интриг. Возможно, эта дикая догадка верна. Впрочем, какая разница, в чем там дело. Главное, ему не нужен Чжу. Да никогда и не был. Оюан побеждает, до цели уже рукой подать. Скоро свершится месть над тем, кто вписал их с Эсенем судьбы в узор мироздания и отнял у них право самим выбирать, как жить и как умереть. А с убийством Великого Хана, которое станет последним деянием Оюана, обретет смысл весь тот ужас, что он сотворил и пережил.

— Раны еще не осматривали? Заштопать надо.

Это Гэн осторожно перешагнул порог юрты.

Оюан вслед за Гэном посмотрел на свои руки и с удивлением увидел несколько кровоточащих порезов. Наверное, он получил их во время последней схватки, но непонятно, когда именно. Его руки — эти маленькие, тонкокостные, ненавистные руки — показались ему чужими, еще более, чем обычно. Порезы не саднили. Может, где-то на теле есть и другие раны, которых он не заметил и не ощутил? Вдруг он разваливается на части по-настоящему, а не только в своем пылающем внутреннем мире?

— Царапины…

Лишь бы продержаться до победы, а там можно и разваливаться. Однако эта новая бесчувственность вызывала у него тоску по физической боли. Она хотя бы давала передышку от нескончаемой эмоциональной агонии.

Он с яростью, почти с похотью представил, как кромсает собственную плоть ради облегчения. Но одновременно с этим образом пришло понимание: время облегчения миновало. Настал час конца.

— Скорее всего нам нужно продержаться несколько дней, а там они протрубят сигнал к отступлению и вернутся в Даду, — задумчиво сказал Гэн. — Тогда начнем осаду. Людей не хватает, наверное, не получится провести достаточно мощную атаку и пробить стены. Придется вести долгую осаду.

У Оюана не было никакого желания вести осаду, тем более долгую. Он понимал, что скорее всего придется. Но даже мысль об ожидании казалась невыносимой.

Гэн, словно почуяв его неохоту, предложил:

— Может, осада и не понадобится. Что, если заслать в город отряд? Пусть откроют нам ворота.

Оюану ничего так не хотелось, как избежать осады, но…

— Пустая трата времени. Стража у ворот будет начеку, опасаясь именно этого. Мы не сможем туда проникнуть.

— Ну почему же. У меня есть человек в Даду. Возможно, за хорошую награду он поможет провести отряд в город. Только отряд должен быть маленький, несколько бойцов. Не уверен, что этого хватит. Но если вы хотите попробовать, надо поторапливаться. Пока Даду не забаррикадировался изнутри.

Оюану показалось странным, что Гэн, уроженец Хэнани, имеет связи в Даду. С другой стороны, все логично: просто Вселенная ведет его к победе. В нем взмыло чувство неизбежности, которое не принесло радости — только предчувствие конца.

— Свяжитесь с этим человеком, — сказал он. — Соберите отряд. Мы сделаем все завтра, не откладывая в долгий ящик.

Оюан с Гэном пешком подошли к центральным воротам южной внешней стены Даду. В поводу они вели вьючного ослика, у которого в седельных сумках лежали их мечи и доспехи, а также вереницу коз — их предлог для проникновения в город. В конце концов, защитникам города нужно что-то есть. Их отряд из восьми человек разделился на пары. Агент Гэна снабдил воинов охранными грамотами торговцев. Каждая пара должна была войти в Даду через свои ворота (если одних поймают, остальные смогут продолжить миссию) и объединиться уже внутри.

Ворота пламенели в неверном свете факелов. Наступающие сумерки превратили саму стену в огромный темный силуэт, заслоняющий небо. Стена была надежная как скала — крутой отвал утрамбованной земли. Более мощной городской стены Оюан не встречал, и первый же взгляд на нее с близкого расстояния убедил его, что помощь Гэна — большая удача. В годы основания Великой Юани монгольская армия осаждала один наньжэньский город целых три года, прежде тем тот, наконец, пал. А что, если и Даду пришлось бы три года морить голодом? Оюан бы и на это пошел, но пребывая в мрачной уверенности, что рехнется в процессе.

Они отложили въезд до вечера на том основании, что усталые стражи скорее пропустят их без тщательного досмотра. Но по мере продвижения к началу очереди, где купцы, гонцы и солдаты ожидали, пока их впустят, Оюан с неприятным удивлением наблюдал, как стражник у ворот добросовестно сверяет пропуска с некой бумагой, вероятно, списком охранных грамот. Им с Гэном не удалось бы пройти по ворованному пропуску — а ретироваться сейчас, на глазах у стражи, тоже было бы подозрительно. С тяжелыми опасениями Оюан прикидывал, справится ли с ближайшей к нему дюжиной тяжеловооруженных стражников. Если выхватить меч из седельной сумки, удастся ли зарубить их быстро, метнуться в город и исчезнуть? Ни отряда, ни снаряжения, ни доспехов. Только он сам да меч. Может, этого и хватит. Ему ведь нужно только добраться до Великого Хана, и все.

В начале очереди стражник взял у Гэна пропуск, сверился со списком и поднял на Гэна пристальный взгляд.

Оюан направился к ослику. В голове у него, точно сон об уже пережитом, проплыло, в каком порядке он убьет стражей.

— Правил не знаете, что ли? — раздраженно спросил стражник. Но, к удивлению Оюана, вместо того чтобы объявить грамоту фальшивой или краденой, он вернул ее владельцу. — Мне известно, что не на всех воротах проверяют так дотошно. Только правила есть правила: у каждого торговца свой пропуск. Два человека — два пропуска.

— Два… Ох. Но он ведь не торговец.

Оюан замер, положив руку на застежку седельной сумки, а Гэн, понизив голос, зашептал:

— Это просто мальчик-раб, за скотиной у меня смотрит. На него же не нужен отдельный пропуск, верно? Да он еще совсем ребенок. В городе ни на шаг от себя не отпущу.

Стражник покосился в сумерках на Оюана. В былые времена тот взъярился бы от такого взгляда. Теперь он с тусклым равнодушием догадался, что именно вообразил себе стражник.

— В долгой дороге компания не помешает, а?

Гэн, обычно очень учтивый, смог изобразить ухмылку:

— Не только красив, но и послушен.

Стражник, ответив понимающей улыбкой, махнул им рукой: проезжай!

Оюан испытал небывалое облегчение, когда они въехали в город. Удобно, что пропуск оказался подлинным — вероятно, двоюродный брат Гэна, или кто он там, был чиновником. Но даже если бы их поймали на подделке… судьба Гэна была бы, конечно, печальна. Оюан бы убил стражей и ворвался в город один. В любом случае он добился бы своего.

Они с Гэном торопливо зашагали по улицам, расположенным в геометрическом порядке, к тому дому в западном квартале, который человек Гэна обозначил как место предварительного сбора отряда. Шагнув в дом, Оюан вдруг ощутил что-то знакомое… Странное чувство, будто кто-то только что вышел из комнаты. Оюан не понял, откуда оно взялось. Может, шлейф чьих-то духов? Должно быть, совпадение. Ведь у него не было знакомых в Даду. А со следующим вдохом аромат улетучился.

Остальные члены отряда собрались в доме до темноты и переоделись в доспехи. Оюан оказался единственным, кому не нашлось стандартного юаньского снаряжения, какое имелось у каждого солдата в Даду. Но даже если бы в лагере отыскались простые доспехи генералу по размеру, он бы отказался. Конечно, рискованно сверкать на улицах зеркальной броней, какой больше ни у кого нет. Особенно если учесть его приметную внешность. Но Оюан хотел, чтобы перед смертью Великий Хан его узнал.

Выйдя на улицу, они разделились: те, в чьи задачи входила диверсия, свернули к ближайшим западным воротам, а Оюан и Гэн со своим отрядом направились в Императорский Город.