Что хуже, испугались не только лошади. Чжу увидела, как другой всадник крутит головой по сторонам, всматриваясь в туман. Иные лошади действительно могут испугаться на ровном месте — у Чжу, с детства привыкшей к медлительным монастырским буйволам, здравый смысл лошадей вызывал большие сомнения. Но, очевидно, всадник решил перестраховаться и рванул с места в карьер. Удаляющийся стук копыт его лошади стих в недрах лагеря.

Оставшийся всадник наконец успокоил своего скакуна. Неуверенно помедлил, ругаясь себе под нос, затем решился и пустил коня легким галопом. Чжу торопливо укрылась за камнями. Оюан куда-то делся. Вдруг сбоку метнулась какая-то тень, раздался шум падения. Конь, оставшийся без всадника, ускакал в туман.

Чжу с чувством сказала:

— Я знала, что тебе трудно удержаться, но было бы куда полезней взять его живым!

Оюан сидел на корточках подле тела. К сожалению для Чжу, это оказался не шпион, а все тот же гонец.

— Если тебя не устраивают мои методы, в следующий раз сам бросайся под копыта. — Он обшарил одежду мертвеца и извлек листок бумаги. — По крайней мере, добыли вот это.

Чжу взяла записку, подсветила себе Мандатом и уставилась на изящный почерк. Это была монгольская вязь, которую она освоила в монастыре. Но почему-то не получалось разобрать ни одного знакомого слова.

— А толку?

— Дай мне, крестьянин. — Оюан выхватил у Чжу письмо, и та возмутилась:

— Ну читать-то я умею…

И тут же, с некоторым злорадством, добавила:

— Ага!

Оюан прожигал письмо ошарашенным взглядом.

— Наверное, шифр какой-то, — сказал он наконец с заметным смущением.

Шифр на основе монгольской письменности. Имеет смысл, если шпион служит Главному Советнику. Но…

— Если это юаньский шифр, почему ты не можешь его разобрать?

— Он не юаньский. Я никогда ничего подобного не видел. Это откуда-то еще…

Оюан, хмурясь все сильнее, всматривался в плавный почерк, словно искал ускользающую зацепку. Но в итоге потряс головой, признав поражение, и вернул Чжу письмо.

На обратном пути в лагерь Чжу пережевывала новости. Если шпион не юаньский, то чей? Снова накатило предчувствие неладного, как в Чжэньцзяне. Только оно обострилось. Было ощущение, что все намеки на чьи-то тайные передвижения — карикатура, убийство, теперь вот шпион — указывают на кого-то конкретного. Кто-то следит за ними, знает их, а они его — нет. Ей это очень не нравилось.

Чжу рассталась с Оюаном у его юрты. Но, вместо того чтобы направиться в собственный шатер, она прогулялась до той части лагеря, где обитали несколько дюжин человек, отобранных из числа ее собственных воинов. В самом пахучем из шатров она отыскала Цзяо, который уже (или еще) не спал, помешивая палкой содержимое нескольких сомнительного вида горшков над жаровней. Чжу вошла и сунула письмо ему под нос.

— У меня для вас занятный подарочек.

Больше всего на свете Цзяо любил бравировать своим интеллектом — и, соответственно, ничего не могло выбить его из равновесия так, как нерешаемая задача. Чжу прямо слышала, как затрещало, разгораясь, пламя его любопытства при виде шифра. Если кто и сможет его взломать, то именно Цзяо.

— Гляньте, что можно отсюда вытащить, и дайте мне знать.

— Храни нас Будда! — воскликнула Чжу, когда Сюй Да согнулся пополам в приступе кашля. — Ты умираешь? Водички попей.

Сюй Да укоризненно посмотрел на нее слезящимися глазами:

— Как вы тут все… живете?

Чжу дыма не замечала, даже сидя прямо у походного костра. Она почти целый месяц провела в дымном тумане и теперь воспринимала его как свою естественную среду обитания. Так же было с благовониями в монастыре.

— Разница в том, что благовония пахнут приятно! — Сюй Да с горсткой других командиров Чжу прискакал с восточных позиций, чтобы посовещаться с Чжу и Оюаном. — А эта вонища — горелый бамбук и сухой конский помет.

— Зато какие мы, наверное, вкусные, — мечтательно протянула Чжу. — Лучше, чем даже ветчина из Цзиньхуа: копченые люди из Чжэньцзяна…

Сюй Да наконец-то перестал кашлять к концу совещания (во время которого Цзяо отчитался по строительству туннелей, случился горячий спор, стоит ли использовать построенные для отвода глаз, но рабочие осадные машины при атаке, и был отточен план, как переправить несколько сотен человек по туннелям с максимальной скоростью), но на прощание он посмотрел на Чжу весьма мрачно:

— Лучше действовать поскорее, потому что, если я сюда еще раз приеду, покрушу тут что-нибудь. Ладно, поехал я…

Из клубов дыма вынырнула пара стражников. Они отдали Чжу честь, удивив ее новостью:

— Сообщаем Сияющему Королю, что мы взяли в окрестностях лагеря неизвестного человека. При нем послание. Ждем приказаний!

Чжу ощутила прилив волнения. После той ночи, когда сбежал шпион, она попросила Оюана усилить охрану, надеясь именно на такой результат. Раз к ним в руки живьем попал гонец, они убедят его — вежливо или не слишком — выдать шпиона. Немножко странно, что гонец появился у лагеря при свете дня, когда его легко схватить. Но, может, это приурочено к их совещанию? Если шпион — кто-то из солдат Оюана, у него был резон выбрать время, когда все командиры заняты.

Чжу встала и отрывисто приказала:

— Ко мне в шатер его.

Стражники снова отдали честь.

— Будет исполнено! Сияющему Королю нужно само послание? Оно… — стражник запнулся, — …большое.

На окраине лагеря послание у гонца отобрали. Чжу, Оюан и Сюй Да разглядывали тачку, нагруженную глиняным кувшином исполинских размеров. Кувшин был в рост человека, рыхлая соломенная крышка сидела на нем, как шляпа на путешественнике. Сквозь дым пробивалась мощная вонь.

— Послание? Может, запас квашеной капусты на зиму? — спросил Оюан с презрением человека, который никогда не опускается до того, чтобы есть овощи.

— Не знаю!

Гонец — местный крестьянин с виду — замахал руками:

— Я его не знаю! Он мне просто заплатил, сказал, вы ждете, вот я и…

Когда Сюй Да потянулся к крышке, Чжу молниеносно вспомнила запах пороха, похожий на аромат вяленой свинины:

— Не трогай! Кто-нибудь, позовите инженера Цзяо. Это может быть бомба.

— Только не с такой неплотной крышкой, — вынес вердикт подбежавший Цзяо. Как обычно, мнение свое он озвучил несколько свысока. — Да и не яд, судя по размерам.

— Ладно, снимайте его, — приказала Чжу, чувствуя себя слегка по-идиотски.

И, едва стражники бросились выполнять приказ:

— Погодите, не так!..

Но стражник уже перерезал веревку, не подумав, с какой силой тяжелый неустойчивый предмет мог всю дорогу давить на обмотку. Веревка лопнула, как тетива лука, тачка накренилась. Кувшин задумался, как ему поступить, а все остальные задумались, удастся ли его поймать или скорее он их раздавит. Но, прежде чем люди приняли решение, кувшин взял дело в свои руки и героически бросился наземь. Содержимое выплеснулось наружу.

Это было не зашифрованное сообщение. Это было сообщение, которое трудно не понять. Оно взывало к получателю.

По земле вместе с лужей маринада расплескались… руки. Отсеченные руки: мужские, женские, детские. Их выбросило к ногам присутствующих, как морских звезд на берег моря.

Одного из стражников чуть не вырвало, и остальные едва не последовали его примеру. Чжу отогнала их. Запах маринада (если не думать, что в нем замариновано) не такой уж и мерзкий, а вот если кого-нибудь вырвет поблизости…

Цзяо оценил картину с врачебным хладнокровием:

— Их отрубили живым людям, не трупам. Обратите внимание на характерную бледность тканей вокруг среза — вероятно, это следствие кровотечения…

Из кучи отрубленных кистей торчала одна рука, отрезанная по локоть. Оюан, скривившись, кончиком меча подцепил ее и вытащил на поверхность. Это была мужская рука, отрубленная чуть ниже локтя. Как у самой Чжу. На ней, раскрывшись бледными жабрами, красовались порезы-иероглифы:

«Чэнь Юлян шлет поклон из Наньчана».